Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда
метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем
другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Хлестаков. Нет,
не хочу! Я знаю, что значит на
другую квартиру: то есть — в тюрьму. Да какое вы имеете право? Да как вы
смеете?.. Да вот я… Я служу в Петербурге. (Бодрится.)Я, я, я…
В
другую пору то-то бы
Досталось Ваське шустрому,
А тут и
не заметили,
Как он проворной лапкою
Веретено потрогивал,
Как прыгал на него
И как оно каталося,
Пока
не размоталася
Напряденная нить!
Он никогда
не бесновался,
не закипал,
не мстил,
не преследовал, а подобно всякой
другой бессознательно действующей силе природы, шел вперед,
сметая с лица земли все, что
не успевало посторониться с дороги.
— И будучи я приведен от тех его слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же,
мол, это так, ваше благородие? ужели,
мол, что человек, что скотина — все едино? и за что,
мол, вы так нас порочите, что и места
другого, кроме как у чертовой матери, для нас
не нашли?
В краткий период безначалия (см."Сказание о шести градоначальницах"), когда в течение семи дней шесть градоначальниц вырывали
друг у
друга кормило правления, он с изумительною для глуповца ловкостью перебегал от одной партии к
другой, причем так искусно
заметал следы свои, что законная власть ни минуты
не сомневалась, что Козырь всегда оставался лучшею и солиднейшею поддержкой ее.
С следующего дня, наблюдая неизвестного своего
друга, Кити
заметила, что М-llе Варенька и с Левиным и его женщиной находится уже в тех отношениях, как и с
другими своими protégés. Она подходила к ним, разговаривала, служила переводчицей для женщины,
не умевшей говорить ни на одном иностранном языке.
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно
другого мира, старающихся
не робеть пред непривычною роскошью и
не могущих принимать долгого участия в общем разговоре, этот трудный разговор Анна вела со своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как
замечала Дарья Александровна.
― Левин! ― сказал Степан Аркадьич, и Левин
заметил, что у него на глазах были
не слезы, а влажность, как это всегда бывало у него, или когда он выпил, или когда он расчувствовался. Нынче было то и
другое. ― Левин,
не уходи, ― сказал он и крепко сжал его руку за локоть, очевидно ни за что
не желая выпустить его.
Левин часто
замечал при спорах между самыми умными людьми, что после огромных усилий, огромного количества логических тонкостей и слов спорящие приходили наконец к сознанию того, что то, что они долго бились доказать
друг другу, давным давно, с начала спора, было известно им, но что они любят разное и потому
не хотят назвать того, что они любят, чтобы
не быть оспоренными.
Чем больше он узнавал брата, тем более
замечал, что и Сергей Иванович и многие
другие деятели для общего блага
не сердцем были приведены к этой любви к общему благу, но умом рассудили, что заниматься этим хорошо, и только потому занимались этим.
И он от двери спальной поворачивался опять к зале; но, как только он входил назад в темную гостиную, ему какой-то голос говорил, что это
не так и что если
другие заметили это, то значит, что есть что-нибудь.
Во глубине души она находила, что было что-то именно в ту минуту, как он перешел за ней на
другой конец стола, но
не смела признаться в этом даже самой себе, тем более
не решалась сказать это ему и усилить этим его страдание.
— Если бы
не было этого преимущества анти-нигилистического влияния на стороне классических наук, мы бы больше подумали, взвесили бы доводы обеих сторон, — с тонкою улыбкой говорил Сергей Иванович, — мы бы дали простор тому и
другому направлению. Но теперь мы знаем, что в этих пилюлях классического образования лежит целебная сила антинигилизма, и мы
смело предлагаем их нашим пациентам… А что как нет и целебной силы? — заключил он, высыпая аттическую соль.
Я хочу подставить
другую щеку, я хочу отдать рубаху, когда у меня берут кафтан, и
молю Бога только о том, чтоб он
не отнял у меня счастье прощения!
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он был мил очень и… я должен тебя огорчить…
не скучал о тебе,
не так, как твой муж. Но еще раз merci, мой
друг, что подарила мне день. Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию Ивановну, за то что она всегда и обо всем волновалась и горячилась.) Она о тебе спрашивала. И знаешь, если я
смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.
Алексей Александрович ничего особенного и неприличного
не нашел в том, что жена его сидела с Вронским у особого стола и о чем-то оживленно разговаривала; но он
заметил, что
другим в гостиной это показалось чем-то особенным и неприличным, и потому это показалось неприличным и ему. Он решил, что нужно сказать об этом жене.
Но ни тот, ни
другой не смели говорить о ней, и потому всё, что бы они ни говорили,
не выразив того, что одно занимало их, ― всё было ложь.
Другая женщина, менее внимательная,
не знавшая Анны прежде и в особенности
не думавшая тех мыслей, которые думала Дарья Александровна дорогой, и
не заметила бы ничего особенного в Анне.
Алексей Александрович
не знал, что его
друг Лидия Ивановна,
заметив, что здоровье Алексея Александровича нынешний год нехорошо, просила доктора приехать и посмотреть больного.
Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого
не сказал. С этой минуты мы отличили в толпе
друг друга. Мы часто сходились вместе и толковали вдвоем об отвлеченных предметах очень серьезно, пока
не замечали оба, что мы взаимно
друг друга морочим. Тогда, посмотрев значительно
друг другу в глаза, как делали римские авгуры, [Авгуры — жрецы-гадатели в Древнем Риме.] по словам Цицерона, мы начинали хохотать и, нахохотавшись, расходились, довольные своим вечером.
Засверкали глазенки у татарчонка, а Печорин будто
не замечает; я заговорю о
другом, а он, смотришь, тотчас собьет разговор на лошадь Казбича. Эта история продолжалась всякий раз, как приезжал Азамат. Недели три спустя стал я
замечать, что Азамат бледнеет и сохнет, как бывает от любви в романах-с. Что за диво?..
Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей
не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как
другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто
не заметил, потому что никто
не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию.
Он лежал в первой комнате на постели, подложив одну руку под затылок, а
другой держа погасшую трубку; дверь во вторую комнату была заперта на замок, и ключа в замке
не было. Я все это тотчас
заметил… Я начал кашлять и постукивать каблуками о порог — только он притворялся, будто
не слышит.
Признаюсь еще, чувство неприятное, но знакомое пробежало слегка в это мгновение по моему сердцу; это чувство — было зависть; я говорю
смело «зависть», потому что привык себе во всем признаваться; и вряд ли найдется молодой человек, который, встретив хорошенькую женщину, приковавшую его праздное внимание и вдруг явно при нем отличившую
другого, ей равно незнакомого, вряд ли, говорю, найдется такой молодой человек (разумеется, живший в большом свете и привыкший баловать свое самолюбие), который бы
не был этим поражен неприятно.
Иные ужасно обиделись, и
не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Нашего Времени;
другие же очень тонко
замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых…
Впрочем, обе дамы нельзя сказать чтобы имели в своей натуре потребность наносить неприятность, и вообще в характерах их ничего
не было злого, а так, нечувствительно, в разговоре рождалось само собою маленькое желание кольнуть
друг друга; просто одна
другой из небольшого наслаждения при случае всунет иное живое словцо: вот,
мол, тебе! на, возьми, съешь!
— Признаюсь, я тоже, — произнес Чичиков, —
не могу понять, если позволите так
заметить,
не могу понять, как при такой наружности, как ваша, скучать. Конечно, могут быть причины
другие: недостача денег, притесненья от каких-нибудь злоумышленников, как есть иногда такие, которые готовы покуситься даже на самую жизнь.
Как-то в жарком разговоре, а может быть, несколько и выпивши, Чичиков назвал
другого чиновника поповичем, а тот, хотя действительно был попович, неизвестно почему обиделся жестоко и ответил ему тут же сильно и необыкновенно резко, именно вот как: «Нет, врешь, я статский советник, а
не попович, а вот ты так попович!» И потом еще прибавил ему в пику для большей досады: «Да вот,
мол, что!» Хотя он отбрил таким образом его кругом, обратив на него им же приданное название, и хотя выражение «вот,
мол, что!» могло быть сильно, но, недовольный сим, он послал еще на него тайный донос.
— Уж извините, Софья Ивановна! Уж позвольте вам сказать, что за мной подобных скандальозностей никогда еще
не водилось. За кем
другим разве, а уж за мной нет, уж позвольте мне вам это
заметить.
Чуть
замечал у кого один кусок, подкладывал ему тут же
другой, приговаривая: «Без пары ни человек, ни птица
не могут жить на свете».
Сам же он во всю жизнь свою
не ходил по
другой улице, кроме той, которая вела к месту его службы, где
не было никаких публичных красивых зданий;
не замечал никого из встречных, был ли он генерал или князь; в глаза
не знал прихотей, какие дразнят в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду
не был в театре.
На это обыкновенно
замечали другие чиновники: «Хорошо тебе, шпрехен зи дейч Иван Андрейч, у тебя дело почтовое: принять да отправить экспедицию; разве только надуешь, заперши присутствие часом раньше, да возьмешь с опоздавшего купца за прием письма в неуказанное время или перешлешь иную посылку, которую
не следует пересылать, — тут, конечно, всякий будет святой.
— Да что ж тебе? Ну, и ступай, если захотелось! — сказал хозяин и остановился: громко, по всей комнате раздалось храпенье Платонова, а вслед за ним Ярб захрапел еще громче. Уже давно слышался отдаленный стук в чугунные доски. Дело потянуло за полночь. Костанжогло
заметил, что в самом деле пора на покой. Все разбрелись, пожелав спокойного сна
друг другу, и
не замедлили им воспользоваться.
И между тем душа в ней ныла,
И слез был полон томный взор.
Вдруг топот!.. кровь ее застыла.
Вот ближе! скачут… и на двор
Евгений! «Ах!» — и легче тени
Татьяна прыг в
другие сени,
С крыльца на двор, и прямо в сад,
Летит, летит; взглянуть назад
Не смеет; мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью,
И, задыхаясь, на скамью...
А что? Да так. Я усыпляю
Пустые, черные мечты;
Я только в скобках
замечаю,
Что нет презренной клеветы,
На чердаке вралем рожденной
И светской чернью ободренной,
Что нет нелепицы такой,
Ни эпиграммы площадной,
Которой бы ваш
друг с улыбкой,
В кругу порядочных людей,
Без всякой злобы и затей,
Не повторил стократ ошибкой;
А впрочем, он за вас горой:
Он вас так любит… как родной!
Цветы, любовь, деревня, праздность,
Поля! я предан вам душой.
Всегда я рад
заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон, гордости поэт,
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о
другом,
Как только о себе самом.
Кипя враждой нетерпеливой,
Ответа дома ждет поэт;
И вот сосед велеречивый
Привез торжественно ответ.
Теперь ревнивцу то-то праздник!
Он всё боялся, чтоб проказник
Не отшутился как-нибудь,
Уловку выдумав и грудь
Отворотив от пистолета.
Теперь сомненья решены:
Они на мельницу должны
Приехать завтра до рассвета,
Взвести
друг на
друга курок
И
метить в ляжку иль в висок.
Но та, сестры
не замечая,
В постеле с книгою лежит,
За листом лист перебирая,
И ничего
не говорит.
Хоть
не являла книга эта
Ни сладких вымыслов поэта,
Ни мудрых истин, ни картин,
Но ни Виргилий, ни Расин,
Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека,
Ни даже Дамских Мод Журнал
Так никого
не занимал:
То был,
друзья, Мартын Задека,
Глава халдейских мудрецов,
Гадатель, толкователь снов.
Матушка сидела в гостиной и разливала чай; одной рукой она придерживала чайник,
другою — кран самовара, из которого вода текла через верх чайника на поднос. Но хотя она смотрела пристально, она
не замечала этого,
не замечала и того, что мы вошли.
Вы, вероятно,
замечаете, что я со своею компанией
не спешу сходиться, с прежними-то
друзьями и приятелями.
Раскольников бросился вслед за мещанином и тотчас же увидел его идущего по
другой стороне улицы, прежним ровным и неспешным шагом, уткнув глаза в землю и как бы что-то обдумывая. Он скоро догнал его, но некоторое время шел сзади; наконец поравнялся с ним и заглянул ему сбоку в лицо. Тот тотчас же
заметил его, быстро оглядел, но опять опустил глаза, и так шли они с минуту, один подле
другого и
не говоря ни слова.
Раз как-то, месяца два тому назад, они было встретились на улице, но Раскольников отвернулся и даже перешел на
другую сторону, чтобы тот его
не заметил.
Вы и
не замечаете, что в волнении своем все вперед сами высказываете и мне и
другим.
Заметь себе, Родя, из ихней конторы уж второй раз приходят; только прежде
не этот приходил, а
другой, и мы с тем объяснялись.
— Я, знаете, человек холостой, этак несветский и неизвестный, и к тому же законченный человек, закоченелый человек-с, в семя пошел и… и… и
заметили ль вы, Родион Романович, что у нас, то есть у нас в России-с, и всего более в наших петербургских кружках, если два умные человека,
не слишком еще между собою знакомые, но, так сказать, взаимно
друг друга уважающие, вот как мы теперь с вами-с, сойдутся вместе, то целых полчаса никак
не могут найти темы для разговора, — коченеют
друг перед
другом, сидят и взаимно конфузятся.
Варвара (покрывает голову платком перед зеркалом). Я теперь гулять пойду; а ужо нам Глаша постелет постели в саду, маменька позволила. В саду, за малиной, есть калитка, ее маменька запирает на замок, а ключ прячет. Я его унесла, а ей подложила
другой, чтоб
не заметила. На вот, может быть, понадобится. (Подает ключ.) Если увижу, так скажу, чтоб приходил к калитке.
Кабанова.
Не слыхала, мой
друг,
не слыхала, лгать
не хочу. Уж кабы я слышала, я бы с тобой, мой милый, тогда
не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий! Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет, ну, и согрешишь, рассердишься. Нет, мой
друг, говори, что хочешь, про меня. Никому
не закажешь говорить: в глаза
не посмеют, так за глаза станут.
А моему смеяться
смеют пенью!» —
«Мой
друг!» Орёл в ответ: «я царь, но я
не Бог.