Неточные совпадения
Сами нивеляторы отнюдь не подозревали, что они — нивеляторы, а
называли себя
добрыми и благопопечительными устроителями, в мере усмотрения радеющими о счастии подчиненных и подвластных им лиц…
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток
добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того, что
называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать один и желать этого одного.
«Да, одно очевидное, несомненное проявление Божества — это законы
добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими людьми в одно общество верующих, которое
называют церковью.
Несмотря на то, что княгиня поцеловала руку бабушки, беспрестанно
называла ее ma bonne tante, [моя
добрая тетушка (фр.).] я заметил, что бабушка была ею недовольна: она как-то особенно поднимала брови, слушая ее рассказ о том, почему князь Михайло никак не мог сам приехать поздравить бабушку, несмотря на сильнейшее желание; и, отвечая по-русски на французскую речь княгини, она сказала, особенно растягивая свои слова...
Ее даже нельзя было
назвать и хорошенькою, но зато голубые глаза ее были такие ясные, и когда оживлялись они, выражение лица ее становилось такое
доброе и простодушное, что невольно привлекало к ней.
— Слушай, — продолжал я, видя его
доброе расположение. — Как тебя
назвать не знаю, да и знать не хочу… Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной твоей души…
— Оттреплет этакий барин! — говорил Захар. — Такая
добрая душа; да это золото — а не барин, дай Бог ему здоровья! Я у него как в царствии небесном: ни нужды никакой не знаю, отроду дураком не
назвал; живу в
добре, в покое, ем с его стола, уйду, куда хочу, — вот что!.. А в деревне у меня особый дом, особый огород, отсыпной хлеб; мужики все в пояс мне! Я и управляющий и можедом! А вы-то с своим…
Полина Карповна вдова. Она все вздыхает, вспоминая «несчастное супружество», хотя все говорят, что муж у ней был
добрый, смирный человек и в ее дела никогда не вмешивался. А она
называет его «тираном», говорит, что молодость ее прошла бесплодно, что она не жила любовью и счастьем, и верит, что «час ее пробьет, что она полюбит и будет любить идеально».
Мыс
Доброй Надежды открыт был в блистательную эпоху мореплавания, в 1493 году, португальцем Диазом (Diaz), который
назвал его мысом Бурь.
Но, как человек от природы умный и
добрый, он очень скоро почувствовал невозможность такого примирения и, чтобы не видеть того внутреннего противоречия, в котором он постоянно находился, всё больше и больше отдавался столь распространенной среди военных привычке пить много вина и так предался этой привычке, что после тридцатипятилетней военной службы сделался тем, что врачи
называют алкоголиком.
Голубчики мои, — дайте я вас так
назову — голубчиками, потому что вы все очень похожи на них, на этих хорошеньких сизых птичек, теперь, в эту минуту, как я смотрю на ваши
добрые, милые лица, — милые мои деточки, может быть, вы не поймете, что я вам скажу, потому что я говорю часто очень непонятно, но вы все-таки запомните и потом когда-нибудь согласитесь с моими словами.
Это было существо
доброе, умное, молчаливое, с теплым сердцем; но, бог знает отчего, от долгого ли житья в деревне, от других ли каких причин, у ней на дне души (если только есть дно у души) таилась рана, или, лучше сказать, сочилась ранка, которую ничем не можно было излечить, да и
назвать ее ни она не умела, ни я не мог.
Мальчик, которого физическое здоровье и германское произношение было ему вверено и которого Зонненберг
называл Ником, мне нравился, в нем было что-то
доброе, кроткое и задумчивое; он вовсе не походил на других мальчиков, которых мне случалось видеть; тем не менее сближались мы туго.
Когда он, бывало, приходил в нашу аудиторию или с деканом Чумаковым, или с Котельницким, который заведовал шкапом с надписью «Materia Medica», [Медицинское вещество (лат.).] неизвестно зачем проживавшим в математической аудитории, или с Рейсом, выписанным из Германии за то, что его дядя хорошо знал химию, — с Рейсом, который, читая по-французски,
называл светильню — baton de coton, [хлопчатобумажной палкой вместо: «cordon de coton» — хлопчатобумажным фитилем (фр.).] яд — рыбой (poisson [Яд — poison; рыба — poisson (фр.).]), а слово «молния» так несчастно произносил, что многие думали, что он бранится, — мы смотрели на них большими глазами, как на собрание ископаемых, как на последних Абенсерагов, представителей иного времени, не столько близкого к нам, как к Тредьяковскому и Кострову, — времени, в котором читали Хераскова и Княжнина, времени
доброго профессора Дильтея, у которого были две собачки: одна вечно лаявшая, другая никогда не лаявшая, за что он очень справедливо прозвал одну Баваркой, [Болтушкой (от фр. bavard).] а другую Пруденкой.
Она меня с ума в эти три недели сведет! Будет кутить да мутить. Небось, и знакомых-то всех ему
назвала, где и по каким дням бываем, да и к нам в дом, пожалуй, пригласила… Теперь куда мы, туда и он… какова потеха! Сраму-то, сраму одного по Москве сколько! Иная
добрая мать и принимать перестанет; скажет: у меня не въезжий дом, чтобы любовные свидания назначать!
«Чего
доброго! может быть, он с горя вздумает влюбиться в другую и с досады станет
называть ее первою красавицею на селе?
В один из таких моментов тренировки в духе
доброй английской школы Дидя вспылила до того, что
назвала мисс Дудль старой английской лошадью.
Ты говоришь,
добрая Марья Николаевна, что мое сердце любвеобильно.Ты совершенно справедливо это замечаешь — оно так создано, следовательно, не
назовешь меня, читая эти строки, гречневой кашей. Бог помог природное настроение не утратить среди многих толчков, доставшихся и на мою долю. И за это глубокое ему благодарение! Не знаю, до какой степени плодотворна эта любовь, но знаю, что она и мучение мое и отрада. Ты все это поймешь, не нужно пояснений. Впрочем, люблю потому, что приятно любить…
Вот вам, любезный мой банкир, и фотограф, и литограф, [Литографом Пущин
называл Е. И. Якушкина потому, что, кроме фотографических снимков с портретов декабристов, он распространял их в литографиях.] и пр. и пр., окончательные листы моей рукописи. Прошу вас,
добрый Евгений Иванович, переплесть ее в том виде, как она к вам явилась, — в воспоминание обо мне!
Из 7-го номера пишу тебе два слова,
добрый, сердечный друг. Вчера утром сюда приехал и сегодня отправляюсь в дальнейший путь. Эта даль должна, наконец, меня с тобой сблизить. До сих пор благополучно с Ваней путешествуем. Менее двух суток досюда спутник мой не скучает и на станциях не болтает с бабами. Они его
называют: говорок — и меня преследуют вопросами об нем…
Не сидите с моим другом, Зарницыным, он затмит ваш девственный ум своей туманной экономией счастья; не слушайте моего друга Вязмитинова, который погубит ваше светлое мышление гегелианскою ересью; не слушайте меня, преподлейшего в сношениях с зверями, которые станут
называть себя перед вами разными кличками греко-российского календаря; даже отца вашего, которому отпущена половина всех
добрых качеств нашей проклятой Гоморры, и его не слушайте.
Книги эти подарил мне тот же
добрый человек, С. И. Аничков; к ним прибавил он еще толстый рукописный том, который я теперь и
назвать не умею.
Возвращаясь с семейных совещаний, отец рассказывал матери, что покойный дедушка еще до нашего приезда отдал разные приказанья бабушке: назначил каждой дочери, кроме крестной матери моей,
доброй Аксиньи Степановны, по одному семейству из дворовых, а для Татьяны Степановны приказал купить сторгованную землю у башкирцев и перевести туда двадцать пять душ крестьян, которых
назвал поименно; сверх того, роздал дочерям много хлеба и всякой домашней рухляди.
— Очень, вероятно! По крайней мере, в последнем письме, которое она мне писала, она беспрестанно
называет: «мой
добрый, бесценный».
Мне, как автору, кроме того, известно, что однажды княгиня, в порыве чувствительности, даже написала к Марье Петровне письмо, в котором
называла ее
доброю maman и просила благословения.
Наш командир, полковник барон фон Шпек, принял меня совершенно по-товарищески. Это
добрый, пожилой и очень простодушный немец, который изо всех сил хлопочет, чтоб его считали за русского, а потому принуждает себя пить квас, есть щи и кашу, а прелестную жену свою
называет не иначе как"мой баб".
В своем обществе Митенька
называл Марью Петровну ma bonne pate de mere [моя
добрая матушка (франц.)] и очень трогательно рассказывал, как она там хозяйничает в деревне, чтоб прилично содержать своих детей.
— Вот вам, — сказала она, — мой милый Володя (она в первый раз так меня
называла), товарищ. Его тоже зовут Володей. Пожалуйста, полюбите его; он еще дичок, но у него сердце
доброе. Покажите ему Нескучное, гуляйте с ним, возьмите его под свое покровительство. Не правда ли, вы это сделаете? вы тоже такой
добрый!
В другой раз я в качестве молодого демократа пустился в его присутствии рассуждать о свободе (он в тот день был, как я это
называл, «
добрый»; тогда с ним можно было говорить о чем угодно).
Когда ее папа, князь Лев Михайлович, старичок весьма почтенный, но совершенно не посвященный в тайны женского сердца, шутя
называет ее своею Антигоной [19], то на губах ее, силящихся изобразить приятную улыбку, образуется нечто кислое, сообщающее ее
доброму лицу довольно неприятное выражение.
Тем не менее газетная машина, однажды пущенная в ход, работает все бойчее и бойчее. Без идеи, без убеждения, без ясного понятия о
добре и зле, Непомнящий стоит на страже руководительства, не веря ни во что, кроме тех пятнадцати рублей, которые приносит подписчик, и тех грошей, которые один за другим вытаскивает из кошеля кухарка. Он даже щеголяет отсутствием убеждений,
называя последние абракадаброю и во всеуслышание объявляя, что ни завтра, ни послезавтра он не намерен стеснять себя никакими узами.
Всё, что он видел и слышал, было так мало сообразно с его прошедшими, недавними впечатлениями: паркетная светлая, большая зала экзамена, веселые,
добрые голоса и смех товарищей, новый мундир, любимый царь, которого он семь лет привык видеть, и который, прощаясь с ними со слезами,
называет их детьми своими, — и так мало всё, что он видел, похоже на его прекрасные, радужные, великодушные мечты.
Скромные ли, учтивые манеры Володи, который обращался с ним так же, как с офицером, и не помыкал им, как мальчишкой, или приятная наружность пленили Влангу, как
называли его солдаты, склоняя почему-то в женском роде его фамилию, только он не спускал своих
добрых больших глупых глаз с лица нового офицера, предугадывал и предупреждал все его желания и всё время находился в каком-то любовном экстазе, который, разумеется, заметили и подняли на смех офицеры.
Будь Марья Николаевна светской дамой, с утонченными манерами — он никогда бы так не распустился; но она сама,
называла себя
добрым малым, не терпящим никаких церемоний; она именно так отрекомендовала себя Санину.
Папа, считавший всегда свободу и равенство необходимым условием в семейных отношениях, надеялся, что его любимица Любочка и
добрая молодая жена сойдутся искренно и дружески; но Авдотья Васильевна жертвовала собой и считала необходимым оказывать настоящей хозяйке дома, как она
называла Любочку, неприличное уважение, больно оскорблявшее папа.
— Вот что-с, понимаю, — проговорил Иван Дорофеев, — и ее справедливо
называют почтенной женщиной: такая доточная и рассудительная барыня, что и сказать нельзя; господин доктор больше
добрый, но она теперича по дому ли что, или насчет денег, и даже по конторской части, все это под ее распоряжением.
В таком именно положении очутилась теперь бедная Людмила: она отринулась от Ченцова ради нравственных понятий, вошедших к ней через ухо из той среды, в которой Людмила родилась и воспиталась; ей хорошо помнилось, каким ужасным пороком мать ее, кротчайшее существо, и все их
добрые знакомые
называли то, что она сделала.
—
Добрые люди
назвали, ваше высокоблагородие. На свете не без
добрых людей, ваше высокоблагородие, известно.
Однако, хотя жизнь моя и не изобилует вещами, тщательной секретности требующими, но все-таки хорошо, что хозяин домика нашего обнес свой садик
добрым заборцем, а Господь обрастал этот забор густою малиной, а то, пожалуй, иной сказал бы, что попа Савелия не грех подчас
назвать и скоморохом.
Туганов был тронут:
назвал Ахиллу «
добрым мужиком» и предложил ему поместиться у него на мезонине.
Притом Капитолина ещё и невежливая девица: зовёт меня по имени редко, а всё больше купец и хозяин.
Назвал бы я её за это нехорошим словом, — дурой, примерно, — да вижу, что и всех она любит против шерсти гладить, дерзостями одаривать. Заметно, что она весьма любит котят дымчатых, — когда такого котёнка увидит, то сияет вся и делается
доброй, чего однако сама же как бы стыдится, что ли.
Мы закончили наш первый дачный день в «остерии», как
назвал Пепко маленький ресторанчик, приютившийся совсем в лесу. Безумный кутеж состоял из яичницы с ветчиной и шести бутылок пива. Подавала нам какая-то очень миловидная девушка в белом переднике, — она получила двойное название —
доброй лесной феи и ундины. Последнее название было присвоено ей благодаря недалекому озеру.
Сын Алексей нисколько не походил на отца ни наружностью, ни характером, потому что уродился ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. Это был видный парень, с румяным лицом и
добрыми глазами. Сила Андроныч не считал его и за человека и всегда
называл девкой. Но Татьяна Власьевна думала иначе — ей всегда нравился этот тихий мальчик, как раз отвечавший ее идеалу мужа для ненаглядной Нюши.
—
Добро,
добро!
называй его как хочешь, а все-таки он держится веры православной и не поляк; а этот королевич Владислав, этот еретик…
Меня Грызунов долгое время любил; потом стал не любить и
называть"красным"; потом опять полюбил. В каком положении находятся его чувства ко мне в настоящую минуту, я определить не могу, но когда мы встречаемся, то происходит нечто странное. Он смотрит на меня несомненно
добрыми глазами, улыбается… и молчит. Я тоже молчу. Это значит, что мы понимаем друг друга. Но всякая наша встреча непременно кончается тем, что он скажет...
После уж от Васи я узнал все. «Адамовой головой» кто-то со злости
назвал Анну Николаевну, о чем до этого случая никто не знал. Действительно, бледная, с большими темными, очень глубоко сидящими
добрыми глазами и с совершенно вдавленным носом, она была похожа издали на череп. Судя по лицу, можно было думать, что это результат известной болезни, но ее прекрасный голос сразу опровергал это подозрение.
Фамилии даже не
называли, а только: Вася. И лились воспоминания о безвременно погибшем друге —
добром, сердечном человеке. Женат был Вася на младшей из артистической семьи Талановых. Супруги никогда не разлучались, и в злополучный день — служили они в Козлове — жена была в театре, а он не был занят в пьесе, уснул дома, да так и не проснулся.
— Тут одна, — сказала Дора, снова остановись и указывая на исчезающий за холмом домик Жервезы, — а вон там другая, — добавила она, бросив рукою по направлению на север. — Вы, пожалуйста, никогда не
называйте меня
доброю. Это значит, что вы меня совсем не знаете. Какая у меня доброта? Ну, какая? Что меня любят, а я не кусаюсь, так в этом доброты нет; после этого вы, пожалуй, и о себе способны возмечтать, что и вы даже
добрый человек.
«Милый, хороший М. А., — писала она, —
добрый, кроткий „ангел вы наш“, как
называет вас старый маляр, прощайте, я уезжаю с отцом в Америку на выставку.
«Ну,
назови мне
добрых людей, которым бы ты за их добродетель чем-нибудь пособить хотел».