Неточные совпадения
—
Надеюсь иметь честь быть
у вас, — сказал он.
— Обещание дано было прежде. И я полагал, что вопрос о сыне решал дело. Кроме того, я
надеялся, что
у Анны Аркадьевны достанет великодушия… — с трудом, трясущимися губами, выговорил побледневший Алексей Александрович.
Дарья Александровна прислала ему записку, прося
у него дамского седла для Кити. «Мне сказали, что
у вас есть седло, — писала она ему. —
Надеюсь, что вы привезете его сами».
Оставшись один, Алексей Александрович опустил голову, собирая мысли, потом рассеянно оглянулся и пошел к двери,
у которой
надеялся встретить графиню Лидию Ивановну.
—
Надеюсь, ты не будешь скучать
у меня, мой дружок, — сказала бабушка, приподняв ее личико за подбородок, — прошу же веселиться и танцевать как можно больше. Вот уж и есть одна дама и два кавалера, — прибавила она, обращаясь к г-же Валахиной и дотрагиваясь до меня рукою.
А потом опять утешится, на вас она все
надеется: говорит, что вы теперь ей помощник и что она где-нибудь немного денег займет и поедет в свой город, со мною, и пансион для благородных девиц заведет, а меня возьмет надзирательницей, и начнется
у нас совсем новая, прекрасная жизнь, и целует меня, обнимает, утешает, и ведь так верит! так верит фантазиям-то!
Одним словом, через все это он даже мог вновь поссорить меня с родными и, уж конечно,
надеялся опять войти
у них в милость.
И так-то вот всегда
у этих шиллеровских прекрасных душ бывает: до последнего момента рядят человека в павлиные перья, до последнего момента на добро, а не на худо
надеются; и хоть предчувствуют оборот медали, но ни за что себе заранее настоящего слова не выговорят; коробит их от одного помышления; обеими руками от правды отмахиваются, до тех самых пор, пока разукрашенный человек им собственноручно нос не налепит.
У него был еще складной садовый ножик; но на нож, и особенно на свои силы, он не
надеялся, а потому и остановился на топоре окончательно.
«Я, конечно, говорит, Семен Захарыч, помня ваши заслуги, и хотя вы и придерживались этой легкомысленной слабости, но как уж вы теперь обещаетесь, и что сверх того без вас
у нас худо пошло (слышите, слышите!), то и
надеюсь, говорит, теперь на ваше благородное слово», то есть все это, я вам скажу, взяла да и выдумала, и не то чтоб из легкомыслия, для одной похвальбы-с!
«Соседка, слышала ль ты добрую молву?»
Вбежавши, Крысе Мышь сказала: —
«Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?
Вот отдохнуть и нам пора настала!» —
«Не радуйся, мой свет»,
Ей Крыса говорит в ответ:
«И не
надейся попустому!
Коль до когтей
у них дойдёт,
То, верно, льву не быть живому:
Сильнее кошки зверя нет...
Дама выслушала ее со вниманием. «Где вы остановились?» — спросила она потом; и услыша, что
у Анны Власьевны, примолвила с улыбкою: «А! знаю. Прощайте, не говорите никому о нашей встрече. Я
надеюсь, что вы недолго будете ждать ответа на ваше письмо».
—
Надеюсь, любезнейший Евгений Васильич, что вы не соскучитесь
у нас, — продолжал Николай Петрович.
— Вот как мы с тобой, — говорил в тот же день, после обеда Николай Петрович своему брату, сидя
у него в кабинете: — в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я
надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга не можем.
— Все
у вас благополучно, но не все здоровы, — проговорил Базаров. — А ты не тараторь, вели принести мне квасу, присядь и слушай, что я тебе сообщу в немногих, но,
надеюсь, довольно сильных выражениях.
— Ну, а
у вас как? Говорите громче и не быстро, я плохо слышу, хина оглушает, — предупредил он и, словно не
надеясь, что его поймут, поднял руки и потрепал пальцами мочки своих ушей; Клим подумал, что эти опаленные солнцем темные уши должны трещать от прикосновения к ним.
— Витте приехал. Вчера идет с инженером Кази и Квинтилиана цитирует: «Легче сделать больше, чем столько». Самодовольный мужик. Привозят рабочих встречать царя. Здешних, должно быть, мало или не
надеются на них. Впрочем, вербуют в Сормове и в Нижнем,
у Доброва-Набгольц.
Даже для Федосовой он с трудом находил те большие слова, которыми
надеялся рассказать о ней, а когда произносил эти слова, слышал, что они звучат сухо, тускло. Но все-таки выходило как-то так, что наиболее сильное впечатление на выставке всероссийского труда вызвала
у него кривобокая старушка. Ему было неловко вспомнить о надеждах, связанных с молодым человеком, который оставил в памяти его только виноватую улыбку.
— Как в цирке, упражняются в головоломном, Достоевским соблазнены, — говорил Бердников. — А здесь интеллигент как раз достаточно сыт, буржуазия его весьма вкусно кормит.
У Мопассана — яхта,
у Франса — домик,
у Лоти — музей. Вот, надобно
надеяться, и
у нас лет через десять — двадцать интеллигент получит норму корма, ну и почувствует, что ему с пролетарием не по пути…
Отчего по ночам, не
надеясь на Захара и Анисью, она просиживала
у его постели, не спуская с него глаз, до ранней обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами на бумажке: «Илья», бежала в церковь, подавала бумажку в алтарь, помянуть за здравие, потом отходила в угол, бросалась на колени и долго лежала, припав головой к полу, потом поспешно шла на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала в дверь и шепотом спрашивала
у Анисьи...
Он сидел на скамье
у обрыва, ходил по аллеям, и только к полуночи
у него прекращалось напряженное, томительное ожидание выстрела. Он почти желал его,
надеясь, что своею помощью сразу навсегда отведет Веру от какой-то беды.
Не знала она и того, что рядом с этой страстью, на которую он сам напросился, которую она, по его настоянию, позволила питать, частию затем, что
надеялась этой уступкой угомонить ее, частию повинуясь совету Марка, чтобы отводить его глаза от обрыва и вместе «проучить» слегка, дружески, добродушно посмеявшись над ним, — не знала она, что
у него в душе все еще гнездилась надежда на взаимность, на ответ, если не страсти его, то на чувство женской дружбы, хоть чего-нибудь.
—
У меня есть просьба к вам, monsieur Boris…
надеюсь, я уже могу называть вас так… Faites mon portrait. [Напишите мой портрет (фр.).]
— Я думал, бог знает какая драма! — сказал он. — А вы мне рассказываете историю шестилетней девочки!
Надеюсь, кузина, когда
у вас будет дочь, вы поступите иначе…
Если ты
надеешься на успех
у бабушки — обвенчаемся, и я останусь здесь до тех пор, пока… словом, на бессрочное время.
— Во имя того же, во имя чего занял
у вас деньги, то есть мне нужны они, а
у вас есть. И тут то же: вы возьмете на себя, вам ничего не сделают, а меня упекут —
надеюсь, это логика!
— Мне кажется, Вера,
у тебя есть помощь сильнее моей, и ты напрасно
надеялась на меня. Ты и без меня не пойдешь туда… — тихо говорил он, стоя на пороге часовни.
— Ну, хозяин, смотри же, замечай и, чуть что неисправно, не давай потачки бабушке. Вот садик-то, что
у окошек, я, видишь, недавно разбила, — говорила она, проходя чрез цветник и направляясь к двору. — Верочка с Марфенькой тут
у меня всё на глазах играют, роются в песке. На няньку
надеяться нельзя: я и вижу из окошка, что они делают. Вот подрастут, цветов не надо покупать: свои есть.
Надеялся тоже и рассчитывал на то, что я и выговаривать слова тогда
у него не в силах был ясно, об чем
у меня осталось твердое воспоминание, а между тем оказалось на деле, что я и выговаривал тогда гораздо яснее, чем потом предполагал и чем
надеялся.
Приданого
у ней не было;
надеялись, по обыкновению, на старого князя.
— Да, да, но… мы их помирим, n'est-ce pas? Тут пустая мелкая ссора двух достойнейших женщин, n'est-ce pas? Я только на тебя одного и
надеюсь… Мы это здесь все приведем в порядок; и какая здесь странная квартира, — оглядывался он почти боязливо, — и знаешь, этот хозяин…
у него такое лицо… Скажи, он не опасен?
А разозлился я вдруг и выгнал его действительно, может быть, и от внезапной догадки, что он пришел ко мне,
надеясь узнать: не осталось ли
у Марьи Ивановны еще писем Андроникова? Что он должен был искать этих писем и ищет их — это я знал. Но кто знает, может быть тогда, именно в ту минуту, я ужасно ошибся! И кто знает, может быть, я же, этою же самой ошибкой, и навел его впоследствии на мысль о Марье Ивановне и о возможности
у ней писем?
Что на гибель — это-то и мать моя,
надеюсь, понимала всю жизнь; только разве когда шла, то не думала о гибели вовсе; но так всегда
у этих «беззащитных»: и знают, что гибель, а лезут.
Одно неудобно:
у нас много людей.
У троих четверо слуг. Довольно было бы и одного, а то они мешают друг другу и ленятся. «
У них уж завелась лакейская, — говорит справедливо князь Оболенский, — а это хуже всего. Их не добудишься, не дозовешься, ленятся, спят,
надеясь один на другого; курят наши сигары».
Чрез полчаса стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что это, — ворчал барон, — даже ни цыпленка! Охота таскаться по этаким местам!» Мы распрощались с гостеприимными, молчаливыми хозяевами и с смеющимся доктором. «Я
надеюсь с вами увидеться, — кричал доктор, — если не на возвратном пути, так я приеду в Саймонстоун: там
у меня служит брат, мы вместе поедем на самый мыс смотреть соль в горах, которая там открылась».
Я
надеялся на эти тропики как на каменную гору: я думал, что настанет, как в Атлантическом океане, умеренный жар, ровный и постоянный ветер; что мы войдем в безмятежное царство вечного лета, голубого неба, с фантастическим узором облаков, и синего моря. Но ничего похожего на это не было: ветер, качка, так что полупортики
у нас постоянно были закрыты.
А провожатый мой все шептал мне, отворотясь в сторону, что надо прийти «прямо и просто», а куда — все не говорил, прибавил только свое: «Je vous parle franchement, vous comprenez?» — «Да не надо ли подарить кого-нибудь?» — сказал я ему наконец, выведенный из терпения. «Non, non, — сильно заговорил он, — но вы знаете сами, злоупотребления, строгости… но это ничего; вы можете все достать… вас принимал
у себя губернатор — оно так, я видел вас там; но все-таки надо прийти… просто: vous comprenez?» — «Я приду сюда вечером, — сказал я решительно, устав слушать эту болтовню, — и
надеюсь найти сигары всех сортов…» — «Кроме первого сорта гаванской свертки», — прибавил чиновник и сказал что-то тагалу по-испански…
Так японцам не удалось и это крайнее средство, то есть объявление о смерти сиогуна, чтоб заставить адмирала изменить намерение: непременно дождаться ответа. Должно быть, в самом деле японскому глазу больно видеть чужие суда
у себя в гостях! А они, без сомнения,
надеялись, что лишь только они сделают такое важное возражение, адмирал уйдет, они ответ пришлют года через два, конечно отрицательный, и так дело затянется на неопределенный и продолжительный срок.
— Да, вы можете
надеяться… — сухо ответил Ляховский. — Может быть, вы
надеялись на кое-что другое, но богу было угодно поднять меня на ноги… Да! Может быть, кто-нибудь ждал моей смерти, чтобы завладеть моими деньгами, моими имениями… Ну, сознайтесь, Альфонс Богданыч,
у вас ведь не дрогнула бы рука обобрать меня? О, по лицу вижу, что не дрогнула бы… Вы бы стащили с меня саван… Я это чувствую!.. Вы бы пустили по миру и пани Марину и Зосю… О-о!.. Прошу вас, не отпирайтесь: совершенно напрасно… Да!
Своего платья
у него не было, но антрепренер был так добр, что дал ему свою шубу доехать до Ирбита, а отсюда он уже
надеялся как-нибудь пробраться в Узел.
— И отлично! Теперь вам остается только действовать, и я буду
надеяться на вашу опытность. Вы ведь пользуетесь успехом
у женщин и умеете с ними дела водить, ну вам и книги в руки. Я слышал мельком, что поминали Бахареву, потом дочь Ляховского…
— Благодарю вас, — добродушно говорил Привалов, который думал совсем о другом. — Мне ведь очень немного нужно…
Надеюсь, что она меня не съест?.. Только вот имя
у нее такое мудреное.
— Как хотите, Сергей Александрыч. Впрочем, мы успеем вдоволь натолковаться об опеке
у Ляховского. Ну-с, как вы нашли Василья Назарыча? Очень умный старик. Я его глубоко уважаю, хотя тогда по этой опеке
у нас вышло маленькое недоразумение, и он, кажется, считает меня причиной своего удаления из числа опекунов.
Надеюсь, что, когда вы хорошенько познакомитесь с ходом дела, вы разубедите упрямого старика. Мне самому это сделать было неловко… Знаете, как-то неудобно навязываться с своими объяснениями.
— Ах, самую простую вещь, Сергей Александрыч… Посмотрите кругом, везде мертвая скука. Мужчины убивают время, по крайней мере, за картами, а женщинам даже и это плохо удается. Я иногда завидую своему мужу, который бежит из дому, чтобы провести время
у Зоси.
Надеюсь, что там ему веселее, чем дома, и я нисколько не претендую на него…
— Врешь! Не надо теперь спрашивать, ничего не надо! Я передумал. Это вчера глупость в башку мне сглупу влезла. Ничего не дам, ничегошеньки, мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою старик. — Я его и без того, как таракана, придавлю. Ничего не говори ему, а то еще будет
надеяться. Да и тебе совсем нечего
у меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он так тщательно от меня все время прятал, за него идет али нет? Ты вчера ходил к ней, кажется?
Это она великодушно утаила и не устыдилась выставить наружу, что это она, она сама, прибежала тогда к молодому офицеру, своим собственным порывом,
надеясь на что-то… чтобы выпросить
у него денег.
Я
понадеялся на одеяло и лег в стороне от огня, уступив свое место солону,
у которого одежонка была очень плохая.
— А я, батюшка, не жалуюсь. И слава Богу, что в рыболовы произвели. А то вот другого, такого же, как я, старика — Андрея Пупыря — в бумажную фабрику, в черпальную, барыня приказала поставить. Грешно, говорит, даром хлеб есть… А Пупырь-то еще на милость
надеялся:
у него двоюродный племянник в барской конторе сидит конторщиком; доложить обещался об нем барыне, напомнить. Вот те и напомнил!.. А Пупырь в моих глазах племяннику-то в ножки кланялся.
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло в голову: не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо
надеялся на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых,
у меня был в Туле барышник знакомый; я мог купить
у него лошадь на место охромевшего коренника.
Выбравшись на берег, первое, что мы сделали, — разложили костер. Надо было обсушиться. Кто-то подал мысль, что следует согреть чай и поесть. Начали искать мешок с продовольствием, но его не оказалось. Не досчитались также одной винтовки. Нечего делать, мы закусили тем, что было
у каждого в кармане, и пошли дальше. Удэгейцы говорили, что к вечеру мы дойдем до фанзы Сехозегоуза. Та м в амбаре они
надеялись найти мороженую рыбу.