Неточные совпадения
Иноков только что явился откуда-то из Оренбурга, из Тургайской области, был в Красноводске, был в Персии. Чудаковато одетый в парусину, серый, весь как бы пропыленный до костей, в сандалиях
на босу ногу, в широкополой, соломенной шляпе, длинноволосый, он стал похож
на оживший портрет Робинзона Крузо с
обложки дешевого издания этого евангелия непобедимых. Шагая по столовой журавлиным шагом, он сдирал ногтем беленькие чешуйки кожи с обожженного носа и решительно говорил...
Она записала эти слова
на обложке тетради Клима, но забыла списать их с нее, и, не попав в яму ее памяти, они сгорели в печи. Это Варавка говорил...
В кабинете он зажег лампу, надел туфли и сел к столу, намереваясь работать, но, взглянув
на синюю
обложку толстого «Дела М. П. Зотовой с крестьянами села Пожога», закрыл глаза и долго сидел, точно погружаясь во тьму, видя в ней жирное тело с растрепанной серой головой с фарфоровыми глазами, слыша сиплый, кипящий смех.
— Страницы указаны
на обложках.
Но она не обратила внимания
на эти слова. Опьяняемая непрерывностью движения, обилием и разнообразием людей, криками, треском колес по булыжнику мостовой, грохотом железа, скрипом дерева, она сама говорила фразы, не совсем обыкновенные в ее устах. Нашла, что город только красивая
обложка книги, содержание которой — ярмарка, и что жизнь становится величественной, когда видишь, как работают тысячи людей.
— Подарите мне новейший песенник! Такой, знаете, толстый, с картинкой
на обложке, — хоровод девицы водят. Я его в магазине видела, да — постеснялась зайти купить.
Когда Самгин пришел знакомиться с делами, его встретил франтовато одетый молодой человек, с длинными волосами и любезной улыбочкой
на смуглом лице. Прищурив черные глаза, он сообщил, что патрон нездоров, не выйдет, затем, указав
на две стопы бумаг в синих
обложках с надписью «Дело», сказал...
Знакомый, уютный кабинет Попова был неузнаваем; исчезли цветы с подоконников,
на месте их стояли аптечные склянки с хвостами рецептов, сияла насквозь пронзенная лучом солнца бутылочка красных чернил, лежали пухлые, как подушки, «дела» в синих
обложках; торчал вверх дулом старинный пистолет, перевязанный у курка галстуком белой бумажки.
Только книга в почерневшем кожаном переплете с медными застежками была новостью для Привалова, и он машинально рассматривал теперь тисненые узоры
на обложке этой книги, пока Марья Степановна как ни в чем не бывало перебирала разные пустяки, точно они только вчера расстались и в их жизни ничего не произошло нового.
«Ну, а
обложка денег, а разорванный
на полу пакет?» Давеча, когда обвинитель, говоря об этом пакете, изложил чрезвычайно тонкое соображение свое о том, что оставить его
на полу мог именно вор непривычный, именно такой, как Карамазов, а совсем уже не Смердяков, который бы ни за что не оставил
на себя такую улику, — давеча, господа присяжные, я, слушая, вдруг почувствовал, что слышу что-то чрезвычайно знакомое.
И вот, захватив пакет, которого он прежде никогда не видал, он и рвет
обложку, чтоб удостовериться, есть ли деньги, затем бежит с деньгами в кармане, даже и подумать забыв, что оставляет
на полу колоссальнейшее
на себя обвинение в виде разорванной
обложки.
Вероятно, он убил в раздражении, разгоревшись злобой, только что взглянул
на своего ненавистника и соперника, но убив, что сделал, может быть, одним разом, одним взмахом руки, вооруженной медным пестом, и убедившись затем уже после подробного обыска, что ее тут нет, он, однако же, не забыл засунуть руку под подушку и достать конверт с деньгами, разорванная
обложка которого лежит теперь здесь
на столе с вещественными доказательствами.
Будь это опытный убийца и именно убийца с целью одного грабежа, — ну, оставил ли бы он
обложку конверта
на полу, в том виде, как нашли ее подле трупа?
На следующий же урок Буткевич принес мне маленькую брошюрку, кажется киевского издания.
На обложке было заглавие, если не ошибаюсь: «Про Чуприну та Чортовуса», а виньетка изображала мертвого казака, с «оселедцем»
на макушке и огромнейшими усами, лежавшего, раскинув могучие руки,
на большом поваленном пне…
На другой день я принес в школу «Священную историю» и два растрепанных томика сказок Андерсена, три фунта белого хлеба и фунт колбасы. В темной маленькой лавочке у ограды Владимирской церкви был и Робинзон, тощая книжонка в желтой
обложке, и
на первом листе изображен бородатый человек в меховом колпаке, в звериной шкуре
на плечах, — это мне не понравилось, а сказки даже и по внешности были милые, несмотря
на то что растрепаны.
Но Андреи взял с полки книгу и, указывая концом ножа
на букву
на обложке, спросил...
«Казаки. Повесть. Сочинение графа Толстого», — прочитал он
на обложке.
На столе лежала толстенная кипа бумаги в казенного типа синей
обложке с надписью: «Дело о разбойнике Чуркине».
На столе лежала толстенная кипа бумаги с надписью
на синей
обложке М.У.П. «Дело о разбойнике Чуркине».
Евсей вздрогнул, стиснутый холодной печалью, шагнул к двери и вопросительно остановил круглые глаза
на жёлтом лице хозяина. Старик крутил пальцами седой клок
на подбородке, глядя
на него сверху вниз, и мальчику показалось, что он видит большие, тускло-чёрные глаза. Несколько секунд они стояли так, чего-то ожидая друг от друга, и в груди мальчика трепетно забился ещё неведомый ему страх. Но старик взял с полки книгу и, указывая
на обложку пальцем, спросил...
Для этого ему и выдавались, по числу гимназистов его отделения, несколько десятков синих с желтыми корешками тетрадок,
на обложке которых печатным шрифтом было обозначено [Конечно, держались эти характеристики в строжайшем секрете от воспитанников и их родственников, — от вторых, вероятно, по причинам похвальной авторской стыдливости...
Воспитателю оставалось только заполнить
на обложке пустые места и затем излагать общими фразами свои бесхитростные наблюдения.
Я взглянул, и
на меня пахнуло давно прошедшим. Книга была издания 60-х годов, полуспециального содержания по естествознанию. Она целиком принадлежала тому общественному настроению, когда молодое у нас изучение природы гордо выступало
на завоевание мира. Мир остался незавоеванным, но из-под схлынувшей свежей волны взошло все-таки много побегов. Между прочим, движение это дало нам немало славных имен. Одно из этих имен — хотя, быть может, и не из первых рядов — стояло
на обложке книги.
На обложке он прежде всего нарисовал себя в могущественном виде, как собственника галереи, и так увлекся этим, что
на всех страницах тетради повторил тот же рисунок.
Серьезная Додо извлекла из своего стола толстую книгу с изображением индейцев
на обложке и погрузилась в чтение.
Комната Елизаветы Алексеевны была очень маленькая, с окном, выходившим
на кирпичную стену.
На полочке грудою лежали книги, и среди них желтели
обложки сочинений Достоевского и Григоровича — приложений к «Ниве».
Зеленое масло, перемешанное с нагаром, пролилось
на стопку ярко раскрашенных
обложек. От обгорелого фитиля расплывались пятна
на девочку и собаку в зелени и
на красное заглавие «Приключения Амишки», угол высокой стопки медленно впитывал в себя грязное масло.
И в негодовании вышел из комнаты. Они все очень переконфузились. Просили меня остаться и Бунину жалованья не назначили. Редактором Бунин пробыл всего, кажется, месяца два-три, и потом его сменил Телешов. Телешов покорно вел бунинскую линию. Однажды перед выходом очередного сборника Телешов вдруг поднял в правлении вопрос, в каком порядке печатать
на обложке имена участников сборника. Я сказал...
Телешов из кожи лез, чтоб доказать, что гораздо лучше напечатать имена авторов в алфавитном порядке. Вдруг я понял: при алфавитном порядке Бунин оказывался, по крайней мере
на обложке,
на первом месте.
До войны я занимался в журнале обзором иностранных литератур, и теперь возле меня,
на расстоянии руки, лежала груда этих милых, прекрасных книг в желтых, синих, коричневых
обложках.
Тут вспомнил я, что
на задней странице
обложки, внизу,
на каждой книжке журнала неизменно стояло: «Редакторы: П. В. Быков, д-р С. И. Попов».
Луиза приняла усердную дань его и, желая скрыть, хоть несколько, свое замешательство от приторных похвал, которыми ее осыпали, перевернула блестящую
обложку и устремила
на заглавие тетради глаза; но, видя, что это творение не относилось к ней, спешила с усмешкою передать его вблизи стоявшему Глику и сказала ему...
Толстая тетрадь [Речь идет о дневнике, который вели двоюродные сестры Петровы (в романе они родные сестры Ратниковы) и который одна из сестер принесла Вересаеву.] в черной клеенчатой
обложке с красным обрезом.
На самой первой странице, той, которая плохо отстает от
обложки и которую обыкновенно оставляют пустою, написано...
Он указал рукой
на целую стопу бумаг в
обложках, лежащую с края письменного стола.
Разбирая его бумаги, я нашел в них несколько рукописных тетрадей, хранившихся вместе под одной
обложкой,
на которой была затейливая надпись: «Беленькие, Черненькие и Серенькие — списаны
на поучение и удовольствие моих потомков».
Положила
на стол потертое портмоне, носовой платок и пропуск
на завод в красной
обложке. Шурка, не отрываясь от писания, проговорил...
Гиршфельд подошел к бюро, отпер его, вынул объемистую папку бумаг в изящной синей
обложке,
на которой крупными буквами было напечатано: «Дело присяжного поверенного Николая Леопольдовича Гиршфельда. По опеке князя Владимира Александровича Шестова». Последняя строка была написана чернилами.
С этими словами Павел Кириллович обыкновенно отправлялся в свою шифоньерку красного дерева, стоявшую в углу его кабинета, и доставал из нее прошнурованную и за печатью тетрадь, заключающую в себе письма к нему графа Аракчеева и копии с ответов последнему.
На обложке тетради крупным старческим почерком было написано: «Правда о моей отставке».
Восхищенный этою наградою, Аполлон, со слезами умиления, поправил
на себе парик и подал новорожденной тетрадку в золотой
обложке.
Сбор был назначен к четырем часам в саду при летнем помещении заводского клуба. Но уже задолго до четырех девчата и парни сидели за столиками буфета и
на скамейках, взволнованно расхаживали по дорожкам. У всех в руках были голубовато-серые книжки резолюций и постановлений партконференции с большою ярко-красною цифрою 16
на обложке. Перелистывали книжку, опять и опять пересматривали цифры намечаемых достижений.
Была поздняя ночь, когда они приехали. Марья Сергеевна поспешила в детскую, доктор с Ширяевым вошли в кабинет.
На письменном столе были навалены медицинские книги, пачками лежали номера «Врача» в бледно-зеленых
обложках. Ширяев, потирая руки, прошелся по кабинету. Остановился перед большою фотографией над диваном.
— Вы хорошо читаете!.. Вон там,
на столе, книжка в зеленоватой
обложке… Извините, что это будет для вас суховато немножко.