Неточные совпадения
Всю жизнь его дерут,
Раздумается временем
О
смерти —
муки адские
В ту-светной жизни ждут».
На грудь кладет тихонько руку
И падает. Туманный взор
Изображает
смерть, не
муку.
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Мгновенным холодом облит,
Онегин к юноше спешит,
Глядит, зовет его… напрасно:
Его уж нет. Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре,
Потух огонь на алтаре!..
Но когда подвели его к последним смертным
мукам, — казалось, как будто стала подаваться его сила. И повел он очами вокруг себя: боже, всё неведомые, всё чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его
смерти! Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи...
Поникнул он теперь головою, почуяв предсмертные
муки, и тихо сказал: «Сдается мне, паны-браты, умираю хорошею
смертью; семерых изрубил, девятерых копьем исколол.
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной
смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял
муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.
— Убивать ее не надо, точно;
смерть и так свое возьмет. Вот хоть бы Мартын-плотник: жил Мартын-плотник, и не долго жил и помер; жена его теперь убивается о муже, о детках малых… Против
смерти ни человеку, ни твари не слукавить.
Смерть и не бежит, да и от нее не убежишь; да помогать ей не должно… А я соловушек не убиваю, — сохрани Господи! Я их не на
муку ловлю, не на погибель их живота, а для удовольствия человеческого, на утешение и веселье.
Так продолжалось изо дня в день, и доктор никому не мог открыть своей тайны, потому что это равнялось
смерти.
Муки достигали высшей степени, когда он слышал приближавшиеся шаги Прасковьи Ивановны. О, он так же притворялся спящим, как это делал Бубнов, так же затаивал от страха дыхание и немного успокаивался только тогда, когда шаги удалялись и он подкрадывался к заветному шкафику с мадерой и глотал новую дозу отравы с жадностью отчаянного пьяницы.
Благодаря переговорам Аннушки и ее старым любовным счетам с машинистом Тараско попал в механический корпус на легкую ребячью работу. Мавра опять вздохнула свободнее: призрак голодной
смерти на время отступил от ее избушки. Все-таки в выписку Тараска рубль серебра принесет, а это, говорят, целый пуд
муки.
Ах, как страшно, но ведь не одна она будет давать этот ответ богу, а и те, которые прожили счастливо до
смерти, и которые грешили до гробовой доски, и которые просто ни свету, ни радости не видели, а принимали одну муку-мученическую…
— Люди перед
смертью бывают слабы, — начала она едва слышно, оставшись с Лобачевским. — Физические
муки могут заставить человека сказать то, чего он никогда не думал; могут заставить его сделать то, чего бы он не хотел. Я желаю одного, чтобы этого не случилось со мною… но если мои мучения будут очень сильны…
Вот что хуже самой
смерти, хуже всех
мук!
Иоанн, в первом порыве раздражения, обрек было его на самые страшные
муки; но, по непонятной изменчивости нрава, а может быть, и вследствие общей любви москвитян к боярину, он накануне казни отменил свои распоряжения и осудил его на менее жестокую
смерть.
Заслужил ты себе истязания паче
смерти; но великий государь, помня прежние доблести твои, от жалости сердца, повелел тебя, особно от других и минуя прочие
муки, скорою
смертью казнить, голову тебе отсечь, остатков же твоих на его государский обиход не отписывать!
— Надёжа-государь! — сказал он дерзко, тряхнув головою, чтобы оправить свои растрепанные кудри, — надёжа-государь. Иду я по твоему указу на
муку и
смерть. Дай же мне сказать тебе последнее спасибо за все твои ласки! Не умышлял я на тебя ничего, а грехи-то у меня с тобою одни! Как поведут казнить меня, я все до одного расскажу перед народом! А ты, батька игумен, слушай теперь мою исповедь!..
Ты права! что такое жизнь? жизнь вещь пустая.
Покуда в сердце быстро льется кровь,
Всё в мире нам и радость и отрада.
Пройдут года желаний и страстей,
И всё вокруг темней, темней!
Что жизнь? давно известная шарада
Для упражнения детей;
Где первое — рожденье! где второе —
Ужасный ряд забот и
муки тайных ран,
Где
смерть — последнее, а целое — обман!
Параша. Слышал ты, слышал? Даром я, что ль, перед тобой сердце-то из груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой ты человек? Дрянной ты, что ли? Что слово, что дело — у меня все одно. Ты меня водишь, ты меня водишь, — а мне
смерть видимая.
Мука нестерпимая, часу мне терпеть больше нельзя, а ты мне: «Когда бог даст; да в Москву съездить, да долги получить»! Или ты мне не веришь, или ты дрянь такая на свет родился, что глядеть-то на тебя не стоит, не токмо что любить.
— Да что ж тут яснее? Мало ли что случается! Ну, вдруг, положим, полюбишь человека, которого любит другая женщина, для которой потерять этого человека будет
смерть… да что
смерть! Не
смерть, а
мука, понимаете —
мука с платком во рту. Что тогда делать?
Помните, братцы-товарищи, что охотники идут на верную
смерть, и мало того на
смерть, на
муку, на пытки.
Идут, идут; остановились,
Вздохнув, назад оборотились;
Но роковой ударил час…
Раздался выстрел — и как раз
Мой пленник падает. Не
муку,
Но
смерть изображает взор;
Кладет на сердце тихо руку…
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Как вместе с ним поражена,
Без чувства падает она;
Как будто пуля роковая
Одним ударом, в один миг,
Обеих вдруг сразила их. //....................
Я должен жить. И жаль, что слишком скоро
Меня избавит
смерть от этой
муки.
О, если б мог я вечно, вечно жить!
Прошло еще две недели. Иван Ильич уже не вставал с дивана. Он не хотел лежать в постели и лежал на диване. И, лежа почти всё время лицом к стене, он одиноко страдал всё те же не разрешающиеся страдания и одиноко думал всё ту же неразрешающуюся думу. Что это? Неужели правда, что
смерть? И внутренний голос отвечал: да, правда. Зачем эти
муки? И голос отвечал: а так, ни зачем. Дальше и кроме этого ничего не было.
И этому всё я виною! Страшно
Ума лишиться. Легче умереть.
На мертвеца глядим мы с уваженьем,
Творим о нем молитвы.
Смерть равняет
С ним каждого. Но человек, лишенный
Ума, становится не человеком.
Напрасно речь ему дана, не правит
Словами он, в нем брата своего
Зверь узнает, он людям в посмеянье,
Над ним всяк волен, бог его не судит.
Старик несчастный! вид его во мне
Раскаянья все
муки растравил!
Владимир. Женщина!.. ты колеблешься? Послушай: если б иссохшая от голода собака приползла к твоим ногам с жалобным визгом и движеньями, изъявляющими жестокие
муки, и у тебя бы был хлеб, ужели ты не отдала бы ей, прочитав голодную
смерть во впалом взоре, хотя бы этот кусок хлеба назначен был совсем для другого употребленья? Так я прошу у тебя одного слова любви!..
Вздремнешь, забудешься, и вдруг кто-то трогает за плечо, дует в щеку — и сна нет, тело такое, точно отлежал его, и лезут в голову всё мысли о
смерти; повернулся на другой бок — о
смерти уже забыл, но в голове бродят давние, скучные, нудные мысли о нужде, о кормах, о том, что
мука вздорожала, а немного погодя опять вспоминается, что жизнь уже прошла, не вернешь ее…
— Не знаю, — сказала задумчиво Катерина, — я бы и
смерти хотела. Хорошо жизнь любить и добрых людей любить, да… Смотри, ты опять, как
мука, побелел!
А там и говорят, что не дал Бог.
Что за корысть великим воеводам
За дело земское стоять до
смерти!
Им хорошо везде. С царем повздорил,
Так в Тушино, — там чин дадут боярский;
Повздорил там, опять к царю с повинной.
И все они, прости меня Господь,
Для временные сладости забыли
О
муке вечной. Им ли нас спасать!
Смерть родителей и честное предание их тела земли не доставили Степану Степановичу столько беспокойств и сердечных
мук, как приезд брата; он вообще не отличался храбростью, брата же он особенно боялся.
И не видел он, как ушел со двора перепуганный Петр, чтобы не показываться более. И с этого вечера до самой
смерти Иисуса не видел Иуда вблизи его ни одного из учеников, и среди всей этой толпы были только они двое, неразлучные до самой
смерти, дико связанные общностью страданий, — тот, кого предали на поругание и
муки, и тот, кто его предал. Из одного кубка страданий, как братья, пили они оба, преданный и предатель, и огненная влага одинаково опаляла чистые и нечистые уста.
Ни
муки земные, ни страх лютой
смерти да не возмогут отлучить вас от места святого…
Оправясь от болезни, Матренушка твердо решилась исполнить данный обет. Верила, что этим только обетом избавилась она от страшных
мук, от грозившей
смерти, от адских мучений, которые так щедро сулила ей мать Платонида. Чтение Книги о старчестве, патериков и Лимонаря окончательно утвердили ее в решимости посвятить себя Богу и суровыми подвигами иночества умилосердить прогневанного ее грехопадением Господа… Ад и
муки его не выходили из ее памяти…
Путаются у Алексея мысли, ровно в огневице лежит… И Настина внезапная
смерть, и предсмертные мольбы ее о своем погубителе, и милости оскорбленного Патапа Максимыча, и коварство лукавой Марьи Гавриловны, что не хотела ему про место сказать, и поверивший обманным речам отец, и темная неизвестность будущего — все это вереницей одно за другим проносится в распаленной голове Алексея и нестерпимыми
муками, как тяжелыми камнями, гнетет встревоженную душу его…
Угрюмо молчал Алексей, слушая речи Пантелея… Конца бы не было рассуждениям старика, не войди в подклет Никитишна. Любил потолковать Пантелей про
смерть и последний суд, про райские утехи и адские
муки. А тут какой повод-от был!..
Я был готов на
смерть и
мукуИ целый мир на битву звать,
Чтобы твою младую руку —
Безумец! — лишний раз пожать!
Но для этой цели недостаточно было усвоения лишь отдельных сторон человечества, надо было принять его всецело, в наибольшей полноте и силе, со всеми страданиями,
мукой богооставленности и
смерти.
И глубоко внизу, вдали остались зной,
муки, стенания,
смерть, — на самом же деле не это было, потому что есть то, и теперь раскрыто…
Воплотившийся Бог до конца разделил судьбу испорченного грехом мира и человека, до крестной
муки и
смерти [«На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, Владыко, даже до ада снизшел, еси ищай» (Утреня Великой Субботы, Похвалы, статья первая, ст. 25).], и все отдельные моменты земной жизни Спасителя представляют как бы единый и слитный акт божественной жертвы [Интересную литургическую иллюстрацию этой мысли мы имеем в том малоизвестном факте, что богослужения пред Рождеством Христовым включают в себя сознательные и преднамеренные параллели богослужению Страстной седмицы, преимущественно Великой Пятницы и Субботы, и отдельные, притом характернейшие песнопения воспроизводятся здесь лишь с необходимыми и небольшими изменениями.
— Господи Исусе! — причитала она. — И хлеб-от вздорожал, а к мясному и приступу нет; на что уж дрова, и те в нынешнее время стали в сапожках ходить. Бьемся, колотимся, а все ни сыты, ни голодны. Хуже самой
смерти такая жизнь, просто сказать,
мука одна, а богачи живут да живут в полное свое удовольствие. Не гребтится им, что будут завтра есть; ни работы, ни заботы у них нет, а бедномy человеку от недостатков хоть петлю на шею надевай. За что ж это, Господи!
Сама не своя стоит точно к
смерти приговоренная Дуня. И опять всякие ужасы мерещутся ей. То отец Модест выезжает на спине той или другой «грешницы» из-за ширм, то
муки на том свете мерещутся, раскаленные докрасна сковороды, горячие крючья… Гвозди, уготованные для грешников непрощенных. А рядом Дорушка как ни в чем не бывало степенно крестится и кладет земные поклоны.
Как все сопрягать? Как можно стремиться к жизни и в то же время не бояться
смерти? Как можно вообще любить эту жизнь, которая полна таких
мук и ужасов?
Постами и страшными
муками люди истязали свое тело, обреченное на
смерть и тление.
Мы видели это и на Иване Ильиче, как в конце его
мук вдруг исчезает страх
смерти и вместо
смерти является свет.
Мы от них родились, их «отцами» зовем,
А они на подобные
муки глядят!
То, что будет, неведомо смертным, а то,
Что теперь перед нами, — ужасно для нас
И позорно для них…
Покидай же, о, дева, скорей этот дом:
Ты увидела много нежданных
смертей,
Никогда до сих пор не случавшихся бед, —
И средь них ни одной, где виновник — не Зевс.
Активный дух, не отдающийся пассивно
смерти, страшится не столько
смерти, сколько ада и вечных
мук.
Прохождение через опыт
смерти представляется прохождением через адскую
муку.
В мгновение, когда совершается свободный творческий акт, нет мысли о будущем, нет мысли о неотвратимой
смерти, о грядущей
муке, есть выход из времени и из всякой детерминации.
Искание избавления от ужаса адской
муки и
смерти есть упадочное настроение и самообман.
Но ведь ужас
смерти есть ужас прохождения через
муку, через агонию, через разложение.
«Тебе сейчас хорошо. А что будет на том свете? Шалишь, грешишь, о
смерти не думаешь… Тогда пожалеешь! Неужели не выгоднее как-нибудь уж потерпеть тут, на атом свете, — всего ведь несколько десятков лет. А зато там — безотменное блаженство на веки вечные, А то вдруг там тебе — ад! Ужаснейшие
муки, — такие, какие даже представить себе трудно, — и навеки! Только подумать: на веки вечные!.. Эх-эх-эх! Не забывай этого, Витя! Пожалеешь, да поздно будет!»
И никогда я не мог понять, как люди могут бояться
смерти, как могут проклинать ее. Всегда ужас бессмертия был мне более понятен, чем ужас
смерти. Мне казалось, в
муках и скуке жизни люди способны жить только потому, что у всех в запасе есть милосердная освободительница —
смерть. Чего же торопиться, когда конечное разрешение всегда под рукою? И всякий носит в душе это радостное знание, но никто не высказывает ни себе, ни другим, потому что есть в душе залежи, которых не называют словами.
Страшно усталый я лежал на кровати. В душу въедался оскоминный привкус крови. Жизнь кругом шаталась, грубо-пьяная и наглая. Спадали покровы.
Смерть стала простою и плоскою, отлетало от крови жуткое очарование. На
муки человеческие кто-то пошлый смотрел и тупо смеялся. Непоправимо поруганная жизнь человеческая, — в самом дорогом поруганная, — в таинстве ее страданий.