Неточные совпадения
Впопад ли я ответила —
Не знаю…
Мука смертная
Под
сердце подошла…
Очнулась я, молодчики,
В богатой, светлой горнице.
Под пологом лежу;
Против меня — кормилица,
Нарядная, в кокошнике,
С ребеночком сидит:
«Чье дитятко, красавица?»
— Твое! — Поцаловала я
Рожоное дитя…
Попробовавши устремить внимательнее взор, он увидел, что с дамской стороны тоже выражалось что-то такое, ниспосылающее вместе и надежду, и сладкие
муки в
сердце бедного смертного, что он наконец сказал: «Нет, никак нельзя угадать!» Это, однако же, никак не уменьшило веселого расположения духа, в котором он находился.
Но я не создан для блаженства;
Ему чужда душа моя;
Напрасны ваши совершенства:
Их вовсе недостоин я.
Поверьте (совесть в том порукой),
Супружество нам будет
мукой.
Я, сколько ни любил бы вас,
Привыкнув, разлюблю тотчас;
Начнете плакать: ваши слезы
Не тронут
сердца моего,
А будут лишь бесить его.
Судите ж вы, какие розы
Нам заготовит Гименей
И, может быть, на много дней.
Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих
мук, и вдруг теперь, когда все
сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.
И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне прошло по его
сердцу. Как бы удивясь и испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себе беспокойный и до
муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла, как призрак. Это было не то; он принял одно чувство за другое. Это только значило, что та минута пришла.
И хотя бы судьба послала ему раскаяние — жгучее раскаяние, разбивающее
сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных
мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему!
Муки и слезы — ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении.
К
сердцу своему
Он прижимал поспешно руку,
Как бы его смиряя
муку,
Картуз изношенный сымал,
Смущенных глаз не подымал
И шел сторонкой.
Его пронимала дрожь ужаса и скорби. Он, против воли, группировал фигуры, давал положение тому, другому, себе добавлял, чего недоставало, исключал, что портило общий вид картины. И в то же время сам ужасался процесса своей беспощадной фантазии, хватался рукой за
сердце, чтоб унять боль, согреть леденеющую от ужаса кровь, скрыть
муку, которая готова была страшным воплем исторгнуться у него из груди при каждом ее болезненном стоне.
У Райского болела душа пуще всех прежних его
мук.
Сердце замирало от ужаса и за бабушку, и за бедную, трепетную, одинокую и недоступную для утешения Веру.
И почему бы, например, вам, чтоб избавить себя от стольких
мук, почти целого месяца, не пойти и не отдать эти полторы тысячи той особе, которая вам их доверила, и, уже объяснившись с нею, почему бы вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь ужасного, как вы его рисуете, не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму, то есть после благородного признания ей в ваших ошибках, почему бы вам у ней же и не попросить потребную на ваши расходы сумму, в которой она, при великодушном
сердце своем и видя ваше расстройство, уж конечно бы вам не отказала, особенно если бы под документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое вы предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
Но будучи тверд
сердцем, сносил
муку долго: «Искуплю все сею тайною
мукой моею».
— Если не может решиться в положительную, то никогда не решится и в отрицательную, сами знаете это свойство вашего
сердца; и в этом вся
мука его. Но благодарите Творца, что дал вам
сердце высшее, способное такою
мукой мучиться, «горняя мудрствовати и горних искати, наше бо жительство на небесех есть». Дай вам Бог, чтобы решение
сердца вашего постигло вас еще на земле, и да благословит Бог пути ваши!
Приими сии
муки и вытерпи, и утолится
сердце твое, и поймешь, что и сам виновен, ибо мог светить злодеям даже как единый безгрешный и не светил.
Ему становилась понятною болезнь Ивана: «
Муки гордого решения, глубокая совесть!» Бог, которому он не верил, и правда его одолевали
сердце, все еще не хотевшее подчиниться.
«Да неужели один час, одна минута ее любви не стоят всей остальной жизни, хотя бы и в
муках позора?» Этот дикий вопрос захватил его
сердце.
И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с
сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько
муки.
— Ишь ведь родительское-то
сердце! сын на убивство идет, а старичок тихо да кротко: «Ну, что ж, убей меня! убей». От сына и
муку и поруганье — все принять готов!
— Я вошел сюда с
мукой в
сердце, — продолжал князь, всё с каким-то возраставшим смятением, всё быстрее и быстрее, всё чуднее и одушевленнее, — я… я боялся вас, боялся и себя.
— Какие вы все несчастные! Боже мой, боже мой! как посмотрю я на вас,
сердце мое обливается кровью: тому так, другому этак, — каждый из вас не жизнь живет, а
муки оттерпливает.
Лиза молча глядела на вспыхивающую и берущуюся черным пеплом бумагу. В душе ее происходила ужасная
мука. «Всех ты разогнала и растеряла», — шептало ей чувство, болезненно сжимавшее ее
сердце.
Правда, страх смешон, и я не обвиняю Парашу за то, что она смеялась, уговаривая меня воротиться и даже пробуя увести насильно, против чего я защищался и руками и ногами; но
муки, порождаемые страхом в детском
сердце, так ужасны, что над ними грешно смеяться.
Билась в груди ее большая, горячая мысль, окрыляла
сердце вдохновенным чувством тоскливой, страдальческой радости, но мать не находила слов и в
муке своей немоты, взмахивая рукой, смотрела в лицо сына глазами, горевшими яркой и острой болью…
В ноябре, когда наступили темные, безлунные ночи,
сердце ее до того переполнилось гнетущей тоской, что она не могла уже сдержать себя. Она вышла однажды на улицу и пошла по направлению к мельничной плотинке. Речка бурлила и пенилась; шел сильный дождь; сквозь осыпанные
мукой стекла окон брезжил тусклый свет; колесо стучало, но помольцы скрылись. Было пустынно, мрачно, безрассветно. Она дошла до середины мостков, переброшенных через плотину, и бросилась головой вперед на понырный мост.
Баронесса, конечно, сейчас же вызвала разговор о модах и по случаю предстоявшей свадьбы вошла в мельчайшие подробности: она предназначила, как и у кого делать приданое, кто должен драпировать, меблировать спальню и прочие комнаты, обнаружа при этом столько вкуса и практического знания, что князь только удивлялся, восхищался и поддакивал ей. Калинович тоже делал вид, как будто бы все это занимает его, хоть на
сердце были невыносимые тоска и
мука.
Юлия была уж взволнована ожиданием. Она стояла у окна, и нетерпение ее возрастало с каждой минутой. Она ощипывала китайскую розу и с досадой бросала листья на пол, а
сердце так и замирало: это был момент
муки. Она мысленно играла в вопрос и ответ: придет или не придет? вся сила ее соображения была устремлена на то, чтоб решить эту мудреную задачу. Если соображения говорили утвердительно, она улыбалась, если нет — бледнела.
Егор Егорыч тоже считал себя виновным против Сусанны Николаевны; впрочем, насколько он в этом отношении полагал себя виноватым, определить даже трудно, и можно сказать лишь одно, что только его некогда геройское
сердце могло еще выдерживать столь тяжелые и вместе с тем таимые
муки.
Заслужил ты себе истязания паче смерти; но великий государь, помня прежние доблести твои, от жалости
сердца, повелел тебя, особно от других и минуя прочие
муки, скорою смертью казнить, голову тебе отсечь, остатков же твоих на его государский обиход не отписывать!
Я оглядел его с любопытством, и мне показался странным этот быстрый прямой вопрос от Алея, всегда деликатного, всегда разборчивого, всегда умного
сердцем: но, взглянув внимательнее, я увидел в его лице столько тоски, столько
муки от воспоминаний, что тотчас же нашел, что ему самому было очень тяжело и именно в эту самую минуту.
Одна боль собственного его
сердца, прежде всяких наказаний, убьет его своими
муками.
Светлеет мир его очам,
И
сердце позабыло
муку.
Сердце у ней необыкновенно чувствительное; замуж ее никто не просил — ну, понимаете: мечты, желания, надежды, пыл
сердца, который надо было всегда укрощать, вечные
муки от благодетельниц — все это, разумеется, могло довести до расстройства чувствительный характер.
Каждый день с притворною улыбкой на губах я старался подделаться под что-то и с
мукой страсти и желаний в
сердце шуточно заговаривал с ней.
У меня невольно сжимается
сердце, и мысленно я опять проделываю тот тернистый путь, по которому мы шли рука об руку, переживаю те же молодые надежды, испытываю те же
муки молодой совести, неудачи и злоключения…
Ты права! что такое жизнь? жизнь вещь пустая.
Покуда в
сердце быстро льется кровь,
Всё в мире нам и радость и отрада.
Пройдут года желаний и страстей,
И всё вокруг темней, темней!
Что жизнь? давно известная шарада
Для упражнения детей;
Где первое — рожденье! где второе —
Ужасный ряд забот и
муки тайных ран,
Где смерть — последнее, а целое — обман!
Веришь ли, батюшка,
сердце кровью обливается на него глядя, какую он
муку принимает.
Клянусь тебе, что
сердца моего
Ты вымучить одна могла признанье.
Клянусь тебе, что никогда, нигде,
Ни в пиршестве за чашею безумства,
Ни в дружеском, заветном разговоре,
Ни под ножом, ни в
муках истязаний
Сих тяжких тайн не выдаст мой язык.
Параша. Слышал ты, слышал? Даром я, что ль, перед тобой сердце-то из груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой ты человек? Дрянной ты, что ли? Что слово, что дело — у меня все одно. Ты меня водишь, ты меня водишь, — а мне смерть видимая.
Мука нестерпимая, часу мне терпеть больше нельзя, а ты мне: «Когда бог даст; да в Москву съездить, да долги получить»! Или ты мне не веришь, или ты дрянь такая на свет родился, что глядеть-то на тебя не стоит, не токмо что любить.
Так было и с Сашею Погодиным, юношею красивым и чистым: избрала его жизнь на утоление страстей и
мук своих, открыла ему
сердце для вещих зовов, которых не слышат другие, и жертвенной кровью его до краев наполнила золотую чашу.
О, как Ольга была прекрасна в эту первую минуту самопознания, сколько жизни, невинной, обещающей жизни, было в стесненном дыханьи этой полной груди; где билось
сердце, обещанное
мукам и созданное для райского блаженства…
Идут, идут; остановились,
Вздохнув, назад оборотились;
Но роковой ударил час…
Раздался выстрел — и как раз
Мой пленник падает. Не
муку,
Но смерть изображает взор;
Кладет на
сердце тихо руку…
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Как вместе с ним поражена,
Без чувства падает она;
Как будто пуля роковая
Одним ударом, в один миг,
Обеих вдруг сразила их. //....................
Нет, я напишу до конца. Все равно: если я и брошу перо и эту тетрадь, этот ужасный день будет переживаться мною в тысячный раз; в тысячный раз я испытаю ужас, и мучения совести, и
муки потери; в тысячный раз сцена, о которой я сейчас буду писать, пройдет перед моими глазами во всех своих подробностях, и каждая из этих подробностей ляжет на
сердце новым страшным ударом. Буду продолжать и доведу до конца.
— Как так этого не будет! А я так понимаю, что совсем даже без этого вам невозможно. А я тоже, Катерина Ильвовна, свое
сердце имею и могу свои
муки видеть.
Самый тяжкий стыд и великое мучение — это когда не умеешь достойно защищать то, что любишь, чем жив; нет для человека более острой
муки, как немота его
сердца…
Вложи ей, господи, огненную искру в
сердце, в легкие, в печень, в пот и в кровь, в кости, в жилы, в мозг, в мысли, в слух, в зрение, обоняние и в осязание, в волосы, в руки, в ноги-тоску, и сухоту, и
муку; жалость, печаль, и заботу, и попечение обо мне, рабе (имярек)».
Он не слыхал и не чувствовал ничего, кроме боли в
сердце своем, замиравшем в сладостных
муках.
Голос то возвышался, то опадал, судорожно замирая, словно тая про себя и нежно лелея свою же мятежную
муку ненасытимого, сдавленного желания, безвыходно затаенного в тоскующем
сердце; то снова разливался соловьиною трелью и, весь дрожа, пламенея уже несдержимою страстию, разливался в целое море восторгов, в море могучих, беспредельных, как первый миг блаженства любви, звуков.
У вашего претерпевшего юноши здесь теперь есть друзья — не одна я, старуха, а еще два молодые существа, которые его очень жалеют, — и когда он будет с нами, они своим чистым участием помогут ему если не забыть, то с достоинством терпеть
муки от ран, нанесенных грубыми и бесчеловечными руками его
сердцу».
Люди смятённые,
Дьяволовы пленные,
На вечные
муки осуждённые!
Выслушайте слово,
От чистого
сердца,
От божьего разума сошедшее к вам…
Он не имел ни брата, ни сестры,
И тайных
мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув от игры,
Он жадному сомненью
сердце предал
И, презрев детства милые дары,
Он начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.
Таков средь океана островок:
Пусть хоть прекрасен, свеж, но одинок;
Ладьи к нему с гостями не пристанут,
Цветы на нем от зноя все увянут…
Но вы с Машей, должно быть, и не услышите о моих
муках. Прощай, мать, прощай, моя невеста, моя любовь! Ах, как тяжко, горько! Под
сердце подходит что-то…