Неточные совпадения
В мягких, глубоких креслах было покойно, огни мигали так ласково в сумерках гостиной;
и теперь, в летний вечер, когда долетали с улицы голоса, смех
и потягивало со двора сиренью, трудно было понять, как это крепчал
мороз и как заходившее
солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину
и путника, одиноко шедшего по дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая, красивая графиня устраивала у себя в деревне школы, больницы, библиотеки
и как она полюбила странствующего художника, — читала о том, чего никогда не бывает в жизни,
и все-таки слушать было приятно, удобно,
и в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, — не хотелось вставать.
Утром был довольно сильный
мороз (–10°С), но с восходом
солнца температура стала повышаться
и к часу дня достигла +3°С. Осень на берегу моря именно тем
и отличается, что днем настолько тепло, что смело можно идти в одних рубашках, к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться в меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду отправить морем на лодке, а с собой мы несли только запас продовольствия
и оружие. Хей-ба-тоу с лодкой должен был прийти к устью реки Тахобе
и там нас ожидать.
Прохваченная
морозом земля потела
и оттаивала на
солнце; его косые, румяные лучи били вскользь по бледной траве; в воздухе чудился легкий треск; ясно
и внятно звучали в саду голоса работников.
Ночью был туманный
мороз. Откровенно говоря, я был бы очень рад, если бы к утру разразилась непогода. По крайней мере мы отдохнули бы
и выспались как следует, но едва взошло
солнце, как туман сразу рассеялся. Прибрежные кусты
и деревья около проток заиндевели
и сделались похожими на кораллы. На гладком льду иней осел розетками. Лучи
солнца играли в них,
и от этого казалось, будто по реке рассыпаны бриллианты.
Багровая заря вечером
и мгла на горизонте перед рассветом были верными признаками того, что утром будет
мороз. Та к оно
и случилось.
Солнце взошло мутное, деформированное. Оно давало свет, но не тепло. От диска его кверху
и книзу шли яркие лучи, а по сторонам были светящиеся радужные пятна, которые на языке полярных народов называются «ушами
солнца».
Автомобиль бешено удирал от пожарного обоза, запряженного отличными лошадьми. Пока не было телефонов, пожары усматривали с каланчи пожарные. Тогда не было еще небоскребов,
и вся Москва была видна с каланчи как на ладони. На каланче, под шарами, ходил день
и ночь часовой. Трудно приходилось этому «высокопоставленному» лицу в бурю-непогоду, особенно в
мороз зимой, а летом еще труднее:
солнце печет, да
и пожары летом чаще, чем зимой, — только гляди, не зевай!
И ходит он кругом
и «озирает окрестности».
А торопливая весенняя капель от нависших на крыше сосулек, прихваченных утренним
морозом и теперь разогретых
солнцем, стучала тысячью звонких ударов.
Всякий день по ночам бывали
морозы,
и, проснувшись поутру, я видел, как все места, не освещенные
солнцем, были покрыты белым блестящим инеем.
Верь, милая! время настанет,
Время придет,
И солнце в сердечко заглянет,
И щечки
морозом зальет!..
Солнце уже поднялось довольно высоко
и ярко золотило куполы церквей, когда мы подъехали к монастырю. В тени еще держался
мороз, но по всей дороге текли быстрые мутные ручьи,
и лошадь шлепала по оттаявшей грязи. Войдя в монастырскую ограду, у первого лица, которое я увидал, я спросил, как бы мне найти духовника.
В осень ельцы любят играть на
солнце,
и в это время надобно удить их, навязывая наплавок очень мелко, спуская его иногда до самого поводка; после же сильных
морозов, в октябре, они берут только уже со дна, в глубоких омутах.
Во всей природе видит дикарь человекоподобную жизнь, все явления природы производит от сознательного действия человекообразных существ Как он очеловечивает ветер, холод, жар (припомним нашу сказку о том, как спорили мужик-ветер, мужик-мороз, мужик-солнце, кто из них сильнее), болезни (рассказы о холере, о двенадцати сестрах-лихорадках, о цынге; последний — между шпицбергенскими промышленниками), точно так же очеловечивает он
и силу случая.
В комнате было как-то не по-обыкновенному светло; солнечные лучи густо процеживались сквозь заиндевевшие от
мороза стекла
и обильно рассыпались по комнате, что немало удивило господина Голядкина; ибо разве только в полдень заглядывало к нему
солнце своим чередом; прежде же таких исключений в течении небесного светила, сколько по крайней мере господин Голядкин сам мог припомнить, почти никогда не бывало.
Сама гроза или праздники — хорошо, но ожидать — скучно. Вот если б всё делалось сразу… ложишься спать — зима,
мороз; проснёшься — весна, цветы,
солнце… Или —
солнце сияет,
и вдруг тьма, гром
и ливень.
Когда мы поехали обратно, уложив нашу печальную находку
и закутав в меха, было уже утро. Ветер стих,
и мороз внезапно сдался. Потом взошло
солнце. Следов нигде не было.
Поздним утром следующего дня мы с Копыленковым опять усаживались в свой возок.
Мороз не уменьшался. Из-за гор, синевших в морозном тумане за рекой, бледными столбами прорывались лучи восходящего
солнца. Лошади бились,
и ямщики с трудом удерживали озябшую тройку.
Голодал он,
и мерз,
и на
солнце жарился,
и переходы делал по сорока
и пятидесяти верст в жару
и в
мороз; случалось
и под пулями бывать, да, слава богу, ни одна не задела.
День был ясный
и тихий. Светило
солнце, но
мороз крепчал. В вышине то
и дело сами собой оседали большие хлопья инея
и, колыхаясь, тихо садились на лед. В воздухе было что-то бодрящее, возбуждающее, веселое, почти опьяняющее. Лед взвизгивал под коньками
и порой звонко, переливчато трескался.
Ясный зимний полдень…
Мороз крепок, трещит,
и у Наденьки, которая держит меня под руку, покрываются серебристым инеем кудри на висках
и пушок над верхней губой. Мы стоим на высокой горе. От наших ног до самой земли тянется покатая плоскость, в которую
солнце глядится, как в зеркало. Возле нас маленькие санки, обитые ярко-красным сукном.
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец
и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум
и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий
солнца луч,
и первые
морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.
Мороз все держал крепкий, тихо было,
и солнца не видать было; туман стоял наверху,
и иней садился.
Ангелы будут ему слуги, послужат ему
солнце,
и луна,
и звезды, свет,
и пламя,
и недра земные, реки
и моря, ветры
и дождь, снег
и мороз,
и все человеки,
и все скоты,
и все звери,
и все живое, по земле ходящее, в воздухе летающее, в водах плавающее.
Распрощавшись с удэхейцами, я отправился через переволок на Анюй. В этот день утром мы имели случай наблюдать интересное оптическое явление. Сибиряки называют его «
солнцем с ушами»
и говорят, что оно предвещает
морозы.
Пока было холодно, они довольно энергично копались в снегу, но как только взошло
солнце и температура повысилась до +5 °C, они стали замирать
и еле-еле двигались своими длинными паукообразными ногами. Савушка называл их «имаса кулигани» (имаса — снег, кулига — все наземные, ползающие живые существа: черви, гусеницы, насекомые, змеи
и т. д.). Они всегда появляются весной
и даже при
морозах, когда лужи промерзают насквозь. Иногда их бывает так много, что можно подумать, будто снег покрыт пылью.
— Гм… Я бы с большим удовольствием предоставил это удовольствие вам… Нет, Алексей Павлович, раньше было лучше. Бывало, придет двадцатое число — расписывайся у казначея
и получай жалованье, ни о чем не думай. А теперь — дождь,
солнце,
мороз, от всего зависишь. А главная наша боль, — народу нет. Нет народу!
Туман уже совершенно поднялся
и, принимая формы облаков, постепенно исчезал в темно-голубой синеве неба; открывшееся
солнце ярко светило
и бросало веселые отблески на сталь штыков, медь орудий, оттаивающую землю
и блестки инея. В воздухе слышалась свежесть утреннего
мороза вместе с теплом весеннего
солнца; тысячи различных теней
и цветов мешались в сухих листьях леса,
и на торной глянцевитой дороге отчетливо виднелись следы шин
и подковных шипов.
Прошел год
и четыре месяца. Был сильный
мороз, градусов в тридцать пять,
и дул пронзительный ветер. Степан Иваныч ходил по улице, распахнувши на груди шубу,
и ему досадно было, что никто не попадается навстречу
и не видит на его груди Льва
и Солнца. Ходил он так до вечера, распахнувши шубу, очень озяб, а ночью ворочался с боку на бок
и никак не мог уснуть.
Медленно
и грозно потянулся день за днем. Поднимались метели, сухой, сыпучий снег тучами несся в воздухе. Затихало. Трещали
морозы. Падал снег. Грело
солнце, становилось тепло. На позициях все грохотали пушки,
и спешно ухали ружейные залпы, короткие, сухие
и отрывистые, как будто кто-то колол там дрова. По ночам вдали сверкали огоньки рвущихся снарядов; на темном небе мигали слабые отсветы орудийных выстрелов, сторожко ползали лучи прожекторов.
Жестокий
мороз хватает жгучими когтями все живое; людям тяжело дышать; полет птиц замедляется,
и самое
солнце, как раскаленное ядро, с трудом выдирается из морозной мглы.
Князь Андрей не отвечал. Коляска
и лошади уже давно были выведены на другой берег
и уже заложены,
и уж
солнце скрылось до половины,
и вечерний
мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер
и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров
и перевозчиков, еще стояли на пароме
и говорили.
Он поглядел на полосу берез с их неподвижною желтизной, зеленью
и белою корой, блестящих на
солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы всё это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни.
И эти березы с их светом
и тенью,
и эти курчавые облака,
и этот дым костров, всё вокруг преобразилось для него
и показалось чем-то страшным
и угрожающим.
Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая
и стал ходить.
Через запушенные инеем
и покрытые алмазными елками стекла окон проникали утренние лучи зимнего
солнца и наполняли холодным, но радостным светом две большие, высокие
и голые комнаты, составлявшие вместе с кухней жилище штабс-капитана Николая Ивановича Каблукова
и его денщика Кукушкина. Видимо, за ночь
мороз окрепчал, потому что на подоконниках у углов рам образовались ледяные наросты,
и при дыхании поднимался пар в холодном воздухе, за ночь очистившемся от запаха табака.
Болезнь затягивается так от погоды — кислой, без
солнца, чисто петербургской; а потом пойдут
морозы, нельзя будет носу показать на улицу, чтобы не схватить рецидива. Пошлют на юг. Вся зима пропадет даром,
и надо будет опять приезжать сюда, ехать в имение, искать арендатора, искать покупщиков на дом.
Пришли Святки,
и кроме парадной обедни, кроме торжественных
и скучных поздравлений соседей
и дворовых, кроме надетых на всех новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20-ти градусном
морозе, в ярком ослепляющем
солнце днем
и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого-нибудь ознаменования этого времени.