Неточные совпадения
Выходя из монастыря и обдумывая все эти внезапные слова, Алеша вдруг понял, что в этом строгом и суровом доселе к нему
монахе он встречает теперь нового неожиданного друга и горячо любящего его нового руководителя, — точно как бы старец Зосима завещал ему его
умирая.
Чего жесточе удара было для меня, когда я во дни оны услышал, что вы, немилосердная, выходите замуж: я выдержал нервную горячку, чуть не
умер, чуть в
монахи не ушел, но сначала порассеял меня мой незаменимый приятель Неведомов, хватил потом своим обаянием университет, и я поднялся на лапки.
Ведь не позволим, так нам не видать Алексея какушей своих: или
умрет с тоски, или на войну уйдет, или пойдет в
монахи — и род Багровых прекратится».
Детство было длинное, скучное; отец обходился сурово и даже раза три наказывал ее розгами, а мать чем-то долго болела и
умерла; прислуга была грязная, грубая, лицемерная; часто приходили в дом попы и
монахи, тоже грубые и лицемерные; они пили и закусывали и грубо льстили ее отцу, которого не любили.
Приезжал толстый
монах, отец Мардарий, и убеждал отправить Никиту в монастырь, по какому-то уставу он должен
умереть именно там и там же его необходимо было похоронить. Но горбун уговорил Ольгу...
Дядя Никита
умирал. Якову казалось, что отец усердно помогает ему в этом, почти при каждой встрече он мял и давил
монаха упрёками...
Но это не украшало отца, не гасило брезгливость к нему, в этом было даже что-то обидное, принижающее. Отец почти ежедневно ездил в город как бы для того, чтоб наблюдать, как
умирает монах. С трудом, сопя, Артамонов старший влезал на чердак и садился у постели
монаха, уставив на него воспалённые, красные глаза. Никита молчал, покашливая, глядя оловянным взглядом в потолок; руки у него стали беспокойны, он всё одёргивал рясу, обирал с неё что-то невидимое. Иногда он вставал, задыхаясь от кашля.
Внизу под балконом играли серенаду, а черный
монах шептал ему, что он гений и что он
умирает потому только, что его слабое человеческое тело уже утеряло равновесие и не может больше служить оболочкой для гения.
— Не улеглось еще! — скорее прохрипел, нежели произнес
монах. — В четверть века не улеглось. Потому-то и на духу не признаюсь, что знаю, что все эти года грешу, злобой грешу, с этим грехом и перед престолом Всевышнего предстану. Один Он мне судья. Мне и ему. Точно вчера случилось это. Как теперь его вижу и лицо его подлое, испуганное. Точно
умереть тяжелее, нежели убить. О, убить куда тяжелей, а я… я убил.