Неточные совпадения
Не весело-то было ему с серебряного блюда перейти за простую
миску: казалось-то, что и руки ни к чему не подымались.
Он не заметил, что Ульяна Андреевна подставила другую полную
миску, с тем же рисом. Он продолжал машинально доставать ложкой рис и класть в рот.
На юге, в Китае, я видел, носят еще зимние маленькие шапочки, а летом немногие ходят в остроконечных малайских соломенных шапках, похожих на крышку от суповой
миски, а здесь ни одного японца не видно с покрытой головой.
Видим: в одном месте из травы валит, как из
миски с супом, густой пар и стелется по долине, обозначая путь ключа.
Миски и тарелки разнокалиберные; у графинов разные пробки, а у судков и вовсе нет; перечница с отбитой головкой — бедность и радушие.
Дверцы шкапов пошли хлопать,
миски, тарелки звенеть; на кухне затрещал огонь; женщины забегали взад и вперед.
Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной
миске.
Водку эту он выливал в
миску, крошил в нее хлеб и ел ложкой.
Можете себе представить, какие картины рисовало воображение постылых, покуда происходила процедура сбора фруктов и в воротах сада показывалась процессия с лотками, горшками и
мисками, наполненными массою спелых персиков, вишен и проч.!
Все
миски, из которых диканьские козаки хлебали борщ, были размалеваны кузнецом.
Едал, покойник, аппетитно; и потому, не пускаясь в рассказы, придвинул к себе
миску с нарезанным салом и окорок ветчины, взял вилку, мало чем поменьше тех вил, которыми мужик берет сено, захватил ею самый увесистый кусок, подставил корку хлеба и — глядь, и отправил в чужой рот.
Для этого зажигают кусок пеньки, бросают в кружку и опрокидывают ее вверх дном в
миску, наполненную водою и поставленную на животе больного; потом, после зашептываний, дают ему выпить ложку этой самой воды.
Ми́ска, деревянная тарелка.
Тут заметил Вакула, что ни галушек, ни кадушки перед ним не было; но вместо того на полу стояли две деревянные
миски: одна была наполнена варениками, другая сметаною. Мысли его и глаза невольно устремились на эти кушанья. «Посмотрим, — говорил он сам себе, — как будет есть Пацюк вареники. Наклоняться он, верно, не захочет, чтобы хлебать, как галушки, да и нельзя: нужно вареник сперва обмакнуть в сметану».
Проговоря эти слова, Вакула испугался, подумав, что выразился все еще напрямик и мало смягчил крепкие слова, и, ожидая, что Пацюк, схвативши кадушку вместе с
мискою, пошлет ему прямо в голову, отсторонился немного и закрылся рукавом, чтобы горячая жижа с галушек не обрызгала ему лица.
— Вот вам и приношения, Афанасий Иванович! — проговорила она, ставя на стол
миски и жеманно застегивая свою будто ненарочно расстегнувшуюся кофту, — варенички, галушечки пшеничные, пампушечки, товченички!
Кузнец не без робости отворил дверь и увидел Пацюка, сидевшего на полу по-турецки, перед небольшою кадушкою, на которой стояла
миска с галушками. Эта
миска стояла, как нарочно, наравне с его ртом. Не подвинувшись ни одним пальцем, он наклонил слегка голову к
миске и хлебал жижу, схватывая по временам зубами галушки.
Густо на них стоят
миски, горшки для трапезы.
Горы горшков, закутанных в сено, медленно двигались, кажется, скучая своим заключением и темнотою; местами только какая-нибудь расписанная ярко
миска или макитра хвастливо выказывалась из высоко взгроможденного на возу плетня и привлекала умиленные взгляды поклонников роскоши.
Только что он успел это подумать, Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из
миски, шлепнул в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать.
Теща отсыпала немного галушек из большого казана в
миску, чтобы не так были горячи.
Старый лакей, который служил здесь еще во времена крепостного права, знающий привычки старого барина, в известный час поставит перед ним столик с прибором и дымящейся серебряной
миской и осторожно будит его, посматривая на часы...
В 8 1/2 часов отцу подавали бричку, и он отправлялся в должность. Это повторялось ежедневно и казалось нам законом природы, как и то, что часов около трех мать уже хлопочет около стола. В три часа опять раздавался грохот колес, и отец входил в дом, а из кухни несли суповую
миску…
Хозяин, воспользовавшись случаем, что при госте жена постеснится его оговорить, налил себе третью «протодьяконскую». Анфуса Гавриловна даже отвернулась, предчувствуя скандал. Старшая дочь Серафима нахмурила брови и вопросительно посмотрела на мать. В это время Аграфена внесла
миску со щами.
Как часто арестанты выплескивают из
мисок суп за невозможностью есть его, неизвестно, но это бывает.
Проходят дня три, прихожу с ученья, Никифор докладывает, «что напрасно, ваше благородие, нашу
миску у прежней хозяйки оставили, не в чем суп подавать».
С закатом солнца, в тихий летний вечер, улетает и моя старуха, — конечно, тут не без нравоучительной мысли; и вот в это-то самое мгновение, вместо напутственной, так сказать, слезы, молодой, отчаянный прапорщик, избоченясь и фертом, провожает ее с поверхности земли русским элементом забубенных ругательств за погибшую
миску!
Я, разумеется, поражен: «Как так, каким образом наша
миска у хозяйки осталась?» Удивленный Никифор продолжает рапортовать, что хозяйка, когда мы съезжали, нашей
миски ему не отдала по той причине, что так как я ее собственный горшок разбил, то она за свой горшок нашу
миску удерживает, и что будто бы я ей это сам таким образом предложил.
Мазан провалился с
миской щей и щи пролил, мостки снесло, вода залила людскую баню», — вот что слышал я беспрестанно, и неравнодушно принимались все такие известия.
Визит кончился. Когда она возвращалась домой, ей было несколько стыдно. С чем она шла?.. с «супцем»! Да и «супец» ее был принят как-то сомнительно. Ни одного дельного вопроса она сделать не сумела, никакой помощи предложить. Между тем сердце ее болело, потому что она увидела настоящее страдание, настоящее горе, настоящую нужду, а не тоску по праздности. Тем не менее она сейчас же распорядилась, чтобы Мирону послали
миску с бульоном, вареной говядины и белого хлеба.
Кушанье подавалось в серебряной
миске и на серебряных блюдах.
— Кушать готово! — перебил Петр Михайлыч, увидев, что на стол уже поставлена
миска. — А вы и перед обедом водочки не выпьете? — отнесся он к Калиновичу.
— Кто борщу требовал? — провозгласила довольно грязная хозяйка, толстая женщина лет 40, с
миской щей входя в комнату.
Обед состоял из большой
миски щей, в которых плавали жирные куски говядины и огромное количество перцу и лаврового листа, польских зразов с горчицей и колдунов с не совсем свежим маслом.
— Все равно, на нее чем-нибудь другим не угодишь. Вон я вчера нашей собаке немножко супу дал из
миски, а маменька и об этом расплакалась и
миску с досады разбила: «Не годится, говорит, она теперь; ее собака нанюхала». Ну, я вас спрашиваю: вы, Валерьян Николаич, знаете физику: можно ли что-нибудь нанюхать? Можно понюхать, можно вынюхать, но нанюхать! Ведь это дурак один сказать может!
Лакеи в кафтанах, чулках и башмаках отодвигали и придвигали стулья садящимся; метрдотель торжественно разливал дымящийся суп из серебряной
миски.
Миша находился также за столом; перед ним
миска кислого молока и толстый ломоть решетного хлеба.
Жили они в нижнем этаже дома на Пятницкой и во флигеле, помещаясь по трое и четверо в одной комнате, и за обедом ели из общей
миски, хотя перед каждым из них стояла тарелка.
Но вот наконец, послышались очаровательные звуки расставляемых тарелок и стаканов… Еще четверть часа — и на столе
миска, из которой валит пар… Тетенька! простите меня, но я бегу… Я чувствую, что в моей русской груди дрожит русское сердце!
Когда все, наконец, уселись за столом и Елена стала разливать горячее, то с удивлением посмотрела в
миску.
Глумов. Поедем. Я домашних обедов, запросто, не люблю. В них всегда есть что-то фамильярное: либо квас посередине стола в большом графине, либо домашние наливки, либо
миска с отбитой ручкой, либо пирожки свечным салом пахнут. У вас, конечно, все роскошно, но я все-таки предпочитаю обедать в гостинице или клубе.
Студенты засмеялись, и почти в то же время одна из служанок, внеся. в залу огромную
миску с супом, объявила, что кушанье готово.
Небольшой круглый стол был накрыт для одного меня; на нем стояла дорогая серебряная
миска, два покрытых блюда, также серебряных, два граненых графина с водою, и на фарфоровой прекрасной тарелке лежал маленькой ломтик хлеба, так ровно, так гладко и так красиво отрезанный, что можно было им залюбоваться, если б он не был чернее сапожной ваксы.
Они уже долго ехали. Утро оставалось такое же сырое и тихое; воздух не согревался; по серому небу не ползло ни облачка; все серело, как опрокинутая
миска, и только с севера на юг как будто тянулся какой-то крошечный обрывок мокрой бечевки; не было это облако, не была это и бечевка.
Оказывалось, что он, позавтракав в двенадцать часов «маленким барашкэм», с тремя бутылками вина, в два часа мог без особых усилий съедать за обедом три тарелки какой-то «чахахбили» или «чихиртмы»,
миску пилава, шампур шашлыка, «сколки хочишь толмы» и ещё много разных кавказских яств и при этом выпивал вина — «сколко хотэл».
Засветились лампадки, столы покрылись белыми как снег скатертями, на окнах и в палисаднике показались цветы с красными глазками, и уж за обедом ели не из одной
миски, а перед каждым ставилась тарелка.
Нил(глядя в
миску). Не погневайся… А что… того… Поля была? То есть куда она ушла?
Нил(входит с
миской в руках и куском хлеба. Говоря, он внимательно следит, как бы не разлить содержимое
миски. За ним идет Татьяна). Все это философия! Плохая у тебя, Таня, привычка делать из пустяков философию. Дождь идет — философия, палец болит — другая философия, угаром пахнет — третья. И когда я слышу такие философии из пустяков, так мне невольно думается, что не всякому человеку грамота полезна…
Вот, например, взять с посуды, тарелок,
мисок, плошек и тому подобной дряни… пустяки… а все деньги, всем надобно завестись; хорошо у кого много, а у другого молодого человека ничего этого нет.
Это был толстенький, кругленький человек, с черною окладистой бородкой, плоскими маслистыми волосами, падавшими длинными космами по обеим сторонам одутловатого, багрового лица, отличавшегося необыкновенным добродушием; перед ним на столе стояла огромная чашка каши, деревянный кружок с рубленой говядиной и хрящом и
миска с лапшою; он уписывал все это, прикладываясь попеременно то к тому, то к другому с таким рвением, что пот катился с него крупными горошинами; слышно даже было, как у него за ушами пищало.