Неточные совпадения
— Мира! — решительно и несколько визгливо заявил Ногайцев и густо покраснел. — Неудобно, знаете, несвоевременно депутату Думы воевать с
мужиками в эти дни, когда… вы понимаете? И я вас убедительно прошу: поехать к мужичишкам, предложить им
мировую. А то, знаете, узнают газеты, подхватят. А так — тихо, мирно…
Отыскали покладистых старичков, те под пьяную руку подмахнули за все общество уставную грамоту, и дело пошло гулять по всем мытарствам. Мастеровые и крестьяне всеми способами старались доказать неправильность составленной уставной грамоты и то, что общество совсем не уполномачивало подписывать ее каких-то сомнительных старичков. Так дело и тянулось из года в год.
Мужики нанимали адвокатов, посылали ходоков, спорили и шумели с
мировым посредником, но из этого решительно ничего не выходило.
Все его оставили, и он не мог даже претендовать на такое забвение, а мог только удивленными глазами следить, как все спешит ликвидировать и бежать из своего места. Оставались только какие-то мрачные наемники, которым удалось, при помощи ненавистных
мужиков, занять по земству и
мировым судам места, с которыми сопряжено кое-какое жалованье.
Ну,
мужик, обнаковенно, к
мировому, а Вукол Логиныч к Павлу Митричу: «Тысячи не пожалею, только
мужику не отдавать бы этих пятнадцати рублей».
Читаю я далее-с: один там из моих подрядчиков, мужичонко глупый, выругал, что ли, повариху свою, которая про артель ему стряпала и говядины у него украла, не всю сварила, — повариха в обиду вошла и к
мировому его, и господин
мировой судья приговаривает
мужика на десять дней в тюрьму.
Настоящие-то лесоворы остаются в стороне и капиталы наживают, а
мужик отдувается за все: и в кутузке сидит за каждое полено, и штрафы с него
мировые судьи дерут, да еще он же должен ворованный лес втридорога покупать все у тех же лесообъездчиков.
Везет
мужик жердь, бревно, осьмушку дров — сейчас к
мировому, а
мировые судьи пляшут по дудке немцев и преследуют лесоворов высидкой и штрафами.
—
Мужик, русская каналья… напоил потную лошадь, черт его побирай!.. Я буду ходить на
мировой судья, и он будет мне присудить триста рублей штраф с этого мерзавца. Я… черт его побирай!.. Я пойду и буду ему разбивать морду, я его буду стегать с моим Reitpeitsch! [Кнутом (нем.).]
— «А мне чего, говорит, без
мирового недостает?» — «Шея-то небось болит?» — «Так что же такое: у нас шея завсегда может болеть, мы
мужики: а донес господь — я ему и благодарствую».
«Боже мой! — думал он. — Другие, ежели скучно, выпиливают, спиритизмом занимаются,
мужиков касторкой лечат, дневники пишут, а один я такой несчастный, что у меня нет никакого таланта… Ну, что мне сейчас делать? Что? Председатель я земской управы, почетный
мировой судья, сельский хозяин и… все-таки не найду, чем убить время… Разве почитать что-нибудь?»
Опять прикосновение руки, и опять молодой царь очнулся еще в новом месте. Место это была камера
мирового судьи.
Мировой судья — жирный, плешивый человек, с висящим двойным подбородком, в цепи, только что встал и читал громким голосом свое решение. Толпа
мужиков стояла за решеткой. Оборванная женщина сидела на лавочке и не встала. Сторож толкнул ее.