Неточные совпадения
— Да что же, я не перестаю думать о смерти, — сказал Левин. Правда, что умирать пора. И что всё это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею и работой ужасно дорожу, но в
сущности — ты подумай об этом: ведь весь этот
мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, — мысли, дела! Всё это песчинки.
«Глуповатые стишки. Но кто-то сказал, что поэзия и должна быть глуповатой… Счастье — тоже. «Счастье на мосту с чашкой», — это о нищих. Пословицы всегда злы, в
сущности. Счастье — это когда человек живет в
мире с самим собою. Это и значит: жить честно».
Затем он неожиданно подумал, что каждый из людей в вагоне, в поезде, в
мире замкнут в клетку хозяйственных, в
сущности — животных интересов; каждому из них сквозь прутья клетки
мир виден правильно разлинованным, и, когда какая-нибудь сила извне погнет линии прутьев, —
мир воспринимается искаженным. И отсюда драма. Но это была чужая мысль: «Чижи в клетках», — вспомнились слова Марины, стало неприятно, что о клетках выдумал не сам он.
— Люди интеллигентного чина делятся на два типа: одни — качаются, точно маятники, другие — кружатся, как стрелки циферблата, будто бы показывая утро, полдень, вечер, полночь. А ведь время-то не в их воле! Силою воображения можно изменить представление о
мире, а сущность-то — не изменишь.
— Он, как Толстой, ищет веры, а не истины. Свободно мыслить о истине можно лишь тогда, когда
мир опустошен: убери из него все — все вещи, явления и все твои желания, кроме одного: познать мысль в ее
сущности. Они оба мыслят о человеке, о боге, добре и зле, а это — лишь точки отправления на поиски вечной, все решающей истины…
Положим, что я употребил прием легкомысленный, но я это сделал нарочно, в досаде, — и к тому же
сущность моего возражения была так же серьезна, как была и с начала
мира: «Если высшее существо, — говорю ему, — есть, и существует персонально, а не в виде разлитого там духа какого-то по творению, в виде жидкости, что ли (потому что это еще труднее понять), — то где же он живет?» Друг мой, c'etait bête, [Это было глупо (франц.).] без сомнения, но ведь и все возражения на это же сводятся.
В
сущности, это отказ от делания на том основании, что
мир слишком плох для того, чтобы я участвовал в его делах.
Под это моральное осуждение подходит в
сущности весь
мир, за исключением верных марксистско-коммунистическим верованиям.
То, что причина порождает следствие в
мире феноменов, есть в
сущности ненормальное явление.
Я, в
сущности, всегда мог понять Канта или Гегеля, лишь раскрыв в самом себе тот же
мир мысли, что и у Канта или Гегеля.
В
сущности, я стремился не к равенству и не к преобладанию и господству, а к созданию своего особого
мира.
Будучи социал-демократом и занимаясь революционной деятельностью, я, в
сущности, никогда не вышел окончательно из положения человека, принадлежащего к привилегированному, аристократическому
миру.
Но так называемые классические в смысле совершенства продукты творчества, в
сущности, всегда говорят о
мире ином, чем эта мировая действительность, и упреждают преображение
мира.
Но сейчас я остро сознаю, что, в
сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против
мира и его закона.
Никому, разумеется, не приходило в голову, чем в
сущности заменял он для нас познание божьего
мира.
Но… в
сущности, этого не было, и не было потому, что та самая рука, которая открывала для меня этот призрачный
мир, — еще шире распахнула окно родственной русской литературы, в которое хлынули потоками простые, ясные образы и мысли.
В
сущности, не Бог оправдывается в теодицее, а
мир оправдывается Богом, с
миром примиряется наше сознание.] невозможна, то бытие не имеет никакого смысла и никакого не может иметь оправдания.
Если
мир не-я переживается в опыте не только через его действия на субъект, а и сам по себе, в своей собственной внутренней
сущности, то это значит, что опыт заключает в себе также и нечувственные элементы и что связи между вещами даны в опыте.
Наука говорит правду о «природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего не знает и не может знать о происхождении самого порядка природы, о
сущности бытия и той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это уже в ведении не патологии, а физиологии — учения о здоровой
сущности мира, в ведении метафизики, мистики и религии.
Сознание, освобожденное от гипнотической власти обожествленного страдания, увидит, что
сущность мира не есть страдание и
сущность любви не есть только сострадание.
Но оскорбление с обеих сторон было так сильно, что не оставалось и слова на
мир, и раздраженный князь употреблял все усилия, чтоб повернуть дело в свою пользу, то есть, в
сущности, отнять у бывшего своего управляющего последний кусок хлеба.
Находившись, по обязанности, в частом соприкосновении с этим темным и безотрадным
миром, в котором, кажется, самая идея надежды и примирения утратила всякое право на существование, я никогда не мог свыкнуться с ним, никогда не мог преодолеть этот смутный трепет, который, как сырой осенний туман, проникает человека до костей, как только хоть издали послышится глухое и мерное позвякиванье железных оков, беспрерывно раздающееся в длинных и темных коридорах замка Атмосфера арестантских камор, несмотря на частое освежение, тяжела и удушлива; серовато-желтые лица заключенников кажутся суровыми и непреклонными, хотя, в
сущности, они по большей части выражают только тупость и равнодушие; однообразие и узкость форм, в которые насильственно втиснута здесь жизнь, давит и томит душу.
В
сущности, все три сестры имели одно общее семейное сходство; все они, если можно так выразиться, были как бы не от
мира сего: Муза воздыхала о звуках, и не о тех, которые раздавались в ее игре и игре других, а о каких-то неведомых, далеких и когда-то ею слышанных.
Христианство признает любовь и к себе, и к семье, и к народу, и к человечеству, не только к человечеству, но ко всему живому, ко всему существующему, признает необходимость бесконечного расширения области любви; но предмет этой любви оно находит не вне себя, не в совокупности личностей: в семье, роде, государстве, человечестве, во всем внешнем
мире, но в себе же, в своей личности, но личности божеской,
сущность которой есть та самая любовь, к потребности расширения которой приведена была личность животная, спасаясь от сознания своей погибельности.
— Да, молодое, славное, смелое дело. Смерть, жизнь, борьба, падение, торжество, любовь, свобода, родина… Хорошо, хорошо. Дай Бог всякому! Это не то что сидеть по горло в болоте да стараться показывать вид, что тебе все равно, когда тебе действительно, в
сущности, все равно. А там — натянуты струны, звени на весь
мир или порвись!
Итак, должно сказать, что новое понятие о
сущности прекрасного, будучи выводом из таких общих воззрений на отношения действительного
мира к воображаемому, которые совершенно различны от господствовавших прежде в науке, приводя к эстетической системе, также существенно различающейся от систем, господствовавших в последнее время, и само существенно различно от прежних понятий о
сущности прекрасного.
Разве
мир не наполнен сплошь такими же точно пустыми бутылками, как и я? и разве
сущность дела может измениться от того, что некоторые из этих бутылок высокомерно называют себя «сосудами»?
Я слушал его с удовольствием, да и нельзя было иначе, потому что au fond il y a du vrai dans tout ceci!..
сущности все это правильно!.. Иногда мы действительно пересаливаем и как будто чересчур охотно доказываем
миру, что знаменитое хрестоматическое двустишие: «Науки юношей питают» и пр. улетучивается из нас немедленно, как только мы покидаем школьные скамьи.
Сколько прожил скорбного, страдал, унывал, лил слез и крови дух человечества, пока отрешил мышление от всего временного и одностороннего и начал понимать себя сознательной
сущностью мира!
Только постигнув древнюю душу и узнав ее отношения к природе, мы можем вступить в темную область гаданий и заклинаний, в которых больше всего сохранилась древняя
сущность чужого для нас ощущения
мира.
Все в
мире проходит — боль, горе, любовь, стыд, — и это, в
сущности, чрезвычайно мудрый закон.
Славянский
мир, в
сущности, не так разнороден, как кажется. Под внешним слоем рыцарской, либеральной и католической Польши, императорской, порабощенной, византийской России, под демократическим правлением сербского воеводы, под бюрократическим ярмом, которым Австрия подавляет Иллирию, Далмацию и Банат, под патриархальною властью Османлисов и под благословением черногорского владыки живет народ, физиологически и этнографически тождественный.
Так что бог есть та
сущность жизни, которую человек сознает в себе и познает во всем
мире как желание блага и осуществление его.
Когда человек изучит все науки и узнает всё то, что люди знали и знают, то он увидит, что эти знания, все вместе взятые, так ничтожны, что по ним нет возможности действительно понять
мир божий, и он убедится в том, что ученые люди, в
сущности, всё так же ничего не знают, как и простые неученые.
Но этот гнет не казался ему тягостным: он не хотел освободиться из-под него; напротив, его манило отдаться течению всех этих странных обстоятельств, проникнуть далее и далее в глубь и
сущность дела, увидеть, понять, разгадать, чтó это за
мир и чтó за сила, и, быть может, сознательно отдаться ей…
И в сколь многих из этих писаний каждому свежему чутью слышался поддельный неискренний тон сочувствия и приторная лесть новому идолу! Прежде, бывало, курили сильным и высоким
мира; ныне — «молодому поколению». Мы только переметши ярлычки на кумирах, а
сущность осталась та же: мы поклонялись силе, разумной или нет — это все равно: была бы только сила!
София есть основа
мира, его идеальная энтелехия, она существует не где-то вне
мира, но есть его основная
сущность, и в этом прав Аристотель в своей онтологии.
Однако это возражение было бы неотразимо лишь в том случае, если бы
мир идей представлял собою самодовлеющую божественную
сущность, сонм богов без единого Бога.
Идеи для
мира явлений имеют не только художественно-эротическую и религиозно-мистическую достоверность, но и логическую значимость, как общие родовые понятия (κοινόν, το εν επί πολλών, εν είδος εκαστον περί τα πολλά), причем эти понятия не суть только родовые имена, но выражают самые
сущности предметов (οϋσίαι) [О смысловом значении «идей» и «эйдосов» у Платона см.: Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии.
Св. Григорий Палама развивал в своих сочинениях, опираясь на труды своих предшественников, учение о трансцендентной
сущности Божией, Его ουσία, и раскрывающейся в
мире Его мощи — δύναμις и действенности — ενέργεια.
В системе же Гегеля самораскрытие Божества совершается в логическом мышлении, причем в
сущности своей это мышление есть и самомышление Божества, почему Божество является имманентным миру-мышлению.
Ибо сверху донизу, т. е. от небесных
сущностей до низших тел этого
мира, всякий порядок природы постольку приближается к божественной ясности, проникает как понимание в сокрытое [Впрочем, по Эриугене, «и небесные силы необходимо несвободны от незнания, и им остаются неведомы тайны божественной мудрости» (II, стр.28).].
Человек, когда познает
мир, в
сущности, познает самого себя, ибо он сам есть весь этот
мир, как микрокосм.
«После этой жизни нет возрождения: ибо четыре элемента с внешним началом удалены, а в них стояла с своим деланием и творением родительница; после этого времени она не имеет ожидать ничего иного, кроме как того, что, когда по окончании этого
мира начало это пойдет в эфир,
сущность, как было от века, станет снова свободной, она снова получит тело из собственной матери ее качества, ибо тогда пред ней явятся в ее матери все ее дела.
Вещь в себе трансцендентна опыту, — категории феноменального
мира неприложимы к ноумену, совершенно в том же смысле и по тем же, в
сущности, основаниям, по каким, напр., И. Ск.
В нем констатируется
сущность и размеры того изменения, которое произошло в природе человека и
мира.
Эти запредельные
сущности вещей определялись, как числа у пифагорейцев, как имена в различных мистических учениях, как идеи у Платона, как творческие формы (энтелехии) у Аристотеля, как буквы еврейского алфавита в Каббале [В первой книге Каббалы («Сефер Иецира» — «Книге творения») утверждается, что все мироздание зиждется на 10 цифрах и на 22 буквах еврейского алфавита; это учение развивается также в книге Зогар (см. прим. 79 к Отделу первому).] [Ср. учение о сотворении
мира и об участии в нем отдельных букв, о небесном и земном алфавите в книге Зогар: Sepher ha Sohar, trad, de Jean de Pauly, tome I, 2 а (и далее).
В этом онтологическая
сущность сотворения
мира в Начале, причем само это отделение потенциальности от актуальности, связанное с творческим оплодотворением ничто, есть непостижимая тайна Божественного всемогущества.
Красота в природе и красота в искусстве, как явления божественной Софии, Души
Мира, имеют одну
сущность.
Греческому умозрению, которое в этом отношении идет параллельно с откровениями греческого искусства, как самая бесспорная истина о
мире, открылось, что в основе явлений лежит
мир запредельных идей —
сущностей.