Неточные совпадения
Будучи социал-демократом и занимаясь революционной деятельностью, я, в
сущности, никогда не вышел окончательно из положения человека, принадлежащего к привилегированному, аристократическому
миру.
В
сущности, я стремился не к равенству и не к преобладанию и господству, а к созданию своего особого
мира.
Я, в
сущности, всегда мог понять Канта или Гегеля, лишь раскрыв в самом себе тот же
мир мысли, что и у Канта или Гегеля.
Но сейчас я остро сознаю, что, в
сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против
мира и его закона.
Но так называемые классические в смысле совершенства продукты творчества, в
сущности, всегда говорят о
мире ином, чем эта мировая действительность, и упреждают преображение
мира.
Познание предполагает не идеальное, внечеловеческое бытие и совершенную пассивность человека, впускающего в себя предмет познания,
мир сущностей (Wesenheiten), а человека, не психологического, а духовного человека и его творческую активность.
Неточные совпадения
— Да что же, я не перестаю думать о смерти, — сказал Левин. Правда, что умирать пора. И что всё это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею и работой ужасно дорожу, но в
сущности — ты подумай об этом: ведь весь этот
мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, — мысли, дела! Всё это песчинки.
«Глуповатые стишки. Но кто-то сказал, что поэзия и должна быть глуповатой… Счастье — тоже. «Счастье на мосту с чашкой», — это о нищих. Пословицы всегда злы, в
сущности. Счастье — это когда человек живет в
мире с самим собою. Это и значит: жить честно».
Затем он неожиданно подумал, что каждый из людей в вагоне, в поезде, в
мире замкнут в клетку хозяйственных, в
сущности — животных интересов; каждому из них сквозь прутья клетки
мир виден правильно разлинованным, и, когда какая-нибудь сила извне погнет линии прутьев, —
мир воспринимается искаженным. И отсюда драма. Но это была чужая мысль: «Чижи в клетках», — вспомнились слова Марины, стало неприятно, что о клетках выдумал не сам он.
— Люди интеллигентного чина делятся на два типа: одни — качаются, точно маятники, другие — кружатся, как стрелки циферблата, будто бы показывая утро, полдень, вечер, полночь. А ведь время-то не в их воле! Силою воображения можно изменить представление о
мире, а сущность-то — не изменишь.
— Он, как Толстой, ищет веры, а не истины. Свободно мыслить о истине можно лишь тогда, когда
мир опустошен: убери из него все — все вещи, явления и все твои желания, кроме одного: познать мысль в ее
сущности. Они оба мыслят о человеке, о боге, добре и зле, а это — лишь точки отправления на поиски вечной, все решающей истины…