— А как же? — удивился и обиделся солдат. — Вместях все едем… Одна компания. Значит, у их благородия супруга на манер
милосердной сестры, и вот они в том же роде… Уж я потрафлю, не беспокойтесь, только бы привел господь сокрушить хучь в одном роде это самое турецкое челмо… а-ах, боже мой!..
Неточные совпадения
— Да ты-то разе прокурор?.. Ах, Ермолай, Ермолай… Дыра у тебя, видно, где-нибудь есть в башке, не иначе я это самое дело понимаю. Теперь в свидетели потащат… ха-ха!..
Сестра милосердная ты, Ермошка…
— В
сестры в
милосердные записалась… — объяснила Федосья.
И была у господина Лесницкого
сестра девица, богобоязливая и
милосердная.
Семейство у солдата было ничего — зажиточное. Картофельными лепешками его ублажали, молоко свое, немереное, в праздник — убоина, каждый день чаек. Известно — воин. Он там за них, вахлаков, в глине сидючи, что ни день — со смертью в дурачки играл, как такого не ублажить. Работы, почитай, никакой, нога ему не дозволяла за настоящее приниматься. То ребятам на забаву
сестру милосердную из редьки выкроит, то Георгиевский крест на табакерке вырежет — одно удовольствие.
— Нет, вы что тут такое делали, а?! В одну сторону, в другую, — думали, спрячетесь от меня?..
Сестры!..
Милосердные!.. Что вы такое делали?
Сестра Елены вытаращила глаза, начала произносить какую-то молитву на французском языке. Все поникли головами. Эффект был самый глупый. Им бы уж лучше взять себе какого-нибудь аббата, чтоб он им католические проповеди читал… Какая аффектация! Боже ты
милосердный!.. Все как-то в нос и с воздыханиями. Я сначала подумала, что это нарочно.
Утешил солдата, нечего сказать, — по ране и пластырь. Лежит Федор на койке, насупился, будто печень каленым железом проткнули. Сравнил тоже, тетерев шалфейный… Жена к ему из Питера туда-сюда в мягком вагоне мотается,
сестрами милосердными по самое горло обложился, жалованье золотыми столбиками, харч офицерский. Будто и не война, а ангелы на перине по кисельному озеру волокут…