Неточные совпадения
— Это кто? Какое жалкое лицо! — спросил он,
заметив сидевшего на лавочке невысокого больного в коричневом пальто и белых панталонах, делавших странные складки на лишенных мяса
костях его ног.
Самгин еще в спальне слышал какой-то скрежет, — теперь, взглянув в окно, он увидал, что фельдшер Винокуров, повязав уши синим шарфом, чистит железным скребком панель, а мальчик в фуражке гимназиста
сметает снег метлою в кучки; влево от них, ближе к баррикаде, работает еще кто-то. Работали так, как будто им не слышно охающих выстрелов. Но вот выстрелы прекратились, а скрежет на улице стал слышнее, и сильнее заныли
кости плеча.
Игра начиналась снова; игроки так углубились в свое дело, что не
замечали зрителей, и зрители, в свою очередь, не
замечали игроков и следили за
костями.
— Наде было пять лет, когда вы с
Костей уехали в Петербург, —
заметила Марья Степановна, давая дочери место около себя.
Привалов старался внимательно вслушаться в некоторые проекты, но не мог и только
замечал, как лицо
Кости делалось все краснее и краснее, а глаза заметно суживались.
Привалов
заметил, с какой энергией работала нижняя челюсть Половодова, и невольно подумал: «Эк его взяло…» Веревкин со свистом и шипеньем обсасывал каждую
кость и с умилением вытирал лоснившиеся жирные губы салфеткой.
— Да вот поди ты! — сказал
Костя. — И Гаврила баил, что голосок,
мол, у ней такой тоненький, жалобный, как у жабы.
Видеть себя в печати — одна из самых сильных искусственных страстей человека, испорченного книжным веком. Но тем не меньше решаться на публичную выставку своих произведений — нелегко без особого случая. Люди, которые не
смели бы думать о печатании своих статей в «Московских ведомостях», в петербургских журналах, стали печататься у себя дома. А между тем пагубная привычка иметь орган, привычка к гласности укоренилась. Да и совсем готовое орудие иметь недурно. Типографский станок тоже без
костей!
Некоторые с лаем кидались под ноги лошадям, другие бежали сзади,
заметив, что ось вымазана салом; один, стоя возле кухни и накрыв лапою
кость, заливался во все горло; другой лаял издали и бегал взад и вперед, помахивая хвостом и как бы приговаривая: «Посмотрите, люди крещеные, какой я прекрасный молодой человек!» Мальчишки в запачканных рубашках бежали глядеть.
Пел и веселые песни старец и повоживал своими очами на народ, как будто зрящий; а пальцы, с приделанными к ним
костями, летали как муха по струнам, и казалось, струны сами играли; а кругом народ, старые люди, понурив головы, а молодые, подняв очи на старца, не
смели и шептать между собою.
— У Трусовых
кости кухарка собирает, —
замечал всезнающий Чурка.
— К тому и вел, что за руки будут держать; на то и тетрадку прочел, —
заметил Рогожин. — Прощай, князь. Эк досиделись;
кости болят.
Лаврецкий уже накануне с сожалением
заметил в нем все признаки и привычки застарелой бедности: сапоги у него были сбиты, сзади на сюртуке недоставало одной пуговицы, руки его не ведали перчаток, в волосах торчал пух; приехавши, он и не подумал попросить умыться, а за ужином ел, как акула, раздирая руками мясо и с треском перегрызая
кости своими крепкими черными зубами.
— Приказала баушка Лукерья долго жить, —
заметил он, здороваясь с Марьей. — Главная причина — без покаяния старушка окончание приняла. Весьма жаль… А промежду протчим, очень древняя старушка была, пора
костям и на покой, кабы только по всей форме это самое дело вышло.
— Хорошее дело, кабы двадцать лет назад оно вышло… — ядовито
заметил великий делец, прищуривая один глаз. — Досталась
кость собаке, когда собака съела все зубы. Да вот еще посмотрим, кто будет расхлебывать твою кашу, Андрон Евстратыч: обнес всех натощак, а как теперь сытый-то будешь повыше усов есть. Одним словом, в самый раз.
— Однако мы не нашли покоя, которого искали, — продолжал Горехвастов несколько сентиментально, — однажды я
метал банк, и
метал, по обыкновению, довольно счастливо, как вдруг один из понтеров, незнакомец вершков этак десяти, схватил меня за руки и сжал их так крепко, что
кости хрустнули.
Затеялась борьба.
Костя швырял противников, как я
заметил, одним и тем же приемом, пользуясь своим большим ростом. Отец Памво особенно восторгался, а я не удержался и отозвался на вызов
Кости.
Ты, мой меч-кладенец, вертись и крутись, ты вертись и крутись, как у мельницы жернова вертятся, ты круши и кроши всяку сталь, и уклад, и железо, и медь; пробивай, прорубай всяко мясо и
кость; а вражьи удары чтобы прядали от тебя, как камни от воды, и чтобы не было тебе от них ни царапины, ни зазубрины!
Обнялися бы, завалилися, стал бы милый дружок целовать-миловать, ласковые слова на ушко говорить: ишь,
мол, ты белая да рассыпчатая! «Ах, кикимора проклятая! нашел ведь чем —
костями своими старыми прельстить!
Мать меня, бывало, за нее костит-костит: «Подлец ты, говорит, варначье твое мясо!» — «Убью, кричу, и не
смей мне теперь никто говорить; потому меня обманом женили».
В
костях руки здесь
меч лежит...
В кустах, среди
костей забвенных,
В громаде тлеющих кольчуг,
Мечей и шлемов раздробленных
Себе доспехов ищет он.
—
Костя пробежал в книжке краткое описание потопа и сказал: — Должен я вам
заметить, такого потопа, как здесь описано, на самом деле не было.
Вот, вот она! вот русская граница!
Святая Русь, Отечество! Я твой!
Чужбины прах с презреньем отряхаю
С моих одежд — пью жадно воздух новый:
Он мне родной!.. теперь твоя душа,
О мой отец, утешится, и в гробе
Опальные возрадуются
кости!
Блеснул опять наследственный наш
меч,
Сей славный
меч, гроза Казани темной,
Сей добрый
меч, слуга царей московских!
В своем пиру теперь он загуляет
За своего надёжу-государя!..
Показалось вовсе не страшно, хоть и темнело, уже день таял, когда мы выехали за околицу.
Мело как будто полегче. Косо, в одном направлении, в правую щеку. Пожарный горой заслонял от меня круп первой лошади. Взяли лошади действительно бодро, вытянулись, и саночки пошли
метать по ухабам. Я завалился в них, сразу согрелся, подумал о крупозном воспалении, о том, что у девушки, может быть, треснула
кость черепа изнутри, осколок в мозг вонзился…
— А
замечал ли ты, — продолжал Сапега одушевляясь, — у них эти маленькие уши, сквозь которые как будто бы просвечивает, или эти длинные и как бы без
костей пальцы? — Сапега остановился.
Вот —
замечаю я: наблюдает за мною некий старичок — седенький, маленький и чистый, как голая
кость. Глаза у него углублённые, словно чего-то устрашились; сух он весь, но крепок, подобно козлёнку, и быстр на ногах. Всегда жмётся к людям, залезает в толпу, — бочком живёт, — и заглядывает в лица людей, точно ищет знакомого. Хочется ему чего-то от меня, а не
смеет спросить, и жалка мне стала эта робость его.
Он забирал опорожненные миски, а девки, по знаку маменьки, из другой комнаты поданному и с прикриком:"девчата, а нуте! заснули?" — опрометью кидались к столу, собирали тарелки,
сметали руками со стола хлебные крошки,
кости и прочее, устраивали новые приборы, и, окончив все, отходили в сторону.
— Ах, это-то! ну полноте, ведь здесь не Россия. Не беспокойтесь меня хвалить: в Петербурге я бы этого ни за что не сделала, а здесь что же такое… Я такая, как все, и могу делать, что хочу. Гарсоны на него только всё удивлялись. Я им сказала, что это дикий из русской Сибири, и они его всё рассматривали и были к нему очень вежливы. А кстати: вы
заметили, как он
кости грызет?
Он ходил очень долго; наконец, почувствовав, что промок до
костей, и
заметив в первый раз, что дождь идет ливнем, воротился домой.
— Я, признаться, и сам об этом господину описывал. Неужели же, Иван Семеныч, я
смел бы иметь против вас какое-нибудь сопротивление, если бы сил моих только хватало; сами изволите знать, половина запашки идет на барских лошадях — сморены так, что кожа да
кости. Вдруг барин наедет, куда я тогда поспел?
— Видно, лесные путинки не по московским
костям, —
заметил Дементий.
Перед его уроками Женя раскладывала на кафедре красивые ручки из слоновой
кости, обертывала куски
мела разноцветной бумагой с голубыми и розовыми бантами и всегда отвечала немецкий урок на двенадцать баллов.
— Да полно тебе врать-то, непутевая… — сердится Варвара, — им и без того боязно, а ты еще пугаешь, бессовестная! Не верьте ей, девоньки! Ишь язык-то у нее без
костей Мели Емеля — твоя неделя! Нет того греха, чтоб не простился господом, батюшкой нашим милосердным. Только проститься надо.
А в других комнатах столы расставлены, на них в фаро да в квинтич играют; червонцы из рук в руки так и переходят, а выигрывает, бывало, завсегда больше всех губернатор. Другие
кости мечут, в шахматы играют — кому что больше с руки. А меж игрой пунши да взварцы пьют, а лакеи то и дело водку да закуски разносят.
После же прогулки, совсем разнеженный, пригласил в садик несчастную Таисию, обнял ее тонкую талию, не
замечая ни
костей, ни худобы этой талии, и долго, с необыкновенной прочувствованностью, говорил о выдающихся достоинствах Елены Дмитриевны, маман. И заключил так...
Шестнадцатилетний
Костя, еще совсем ребенок, был неутешен гораздо долее, а
заметив к тому же в отношениях к нему своей подруги детства непонятную для него натянутость и сдержанность, долго ломал свою юную головку над разрешением причин этого.
— У вас перелом ключицы и вывих плеча, —
заметил он. — Придется прежде всего вправить
кость на место, а затем уже сделать перевязку перелома… Это будет и трудновато, и больно… Ишь как распухло плечо и какой жар в области перелома… Каким образом это с вами случилось?
Надо было придумать
месть, за которую она не могла быть в ответе, но которая бы верным ударом и в самое сердце поразила ненавистную ей девушку — причину всех обрушившихся на нее несчастий, а главное, разлучницу ее с
Костей.
— Уж и старые
кости, —
заметил Сурмин, усмехаясь, — унижение паче гордости. Вы еще так цветете, полны жизни.
Заварила барынина мамаша кашу — ложка колом встанет. Куды командир, туда и она, самотеком. Новоселье ли у кого, орденок ли вспрыскивают, все ей неймется. Не с тем,
мол, приехала, чтобы пальцы на ногах пересчитывать… Мантильку свою черного стекляруса вскинет, да так летучей мышью рядом и перепархивает с мостков на мостки. Резвость двужильную обнаружила, — злость
кость движет, подол
помелом развевает.
Она, как и другие, не
заметила как вырос
Костя, и как из двенадцатилетнего тщедушного мальчика он сделался двадцатилетним сильным, красивым юношей.
Ползал он, ерзал до обеда, упарился, китайского шелка рубашка пятнами пошла. Домашний пес, меделянский пудель, за ним, стерва, следом ходит. Чуть Кучерявый присядет корешков покурить, тянет его за поддевку, рычит. «Работай,
мол, солдатская
кость, — знаем мы, какой ты есть барин!»
Последняя с каким-то странным любопытством рассматривала обезображенное тело своего отца, щупая мясо, отставшее от
костей, руками, и, наконец, грубо
заметила...
Заметьте, этот особенно изящен белизною
костей.
И ты, наш Пётр, в толпе вождей.
Внимайте клич: Полтава!
Орды пришельца, снедь
мечей,
И мир взывает: слава!
Давно ль, о хищник, пожирал
Ты взором наши грады?
Беги! твой конь и всадник пал:
Твой след —
костей громады;
Беги! и стыд и страх сокрой
В лесу с твоим сарматом;
Отчизны враг сопутник твой;
Злодей владыке братом.
И вполне понятно, почему я был таким чужим: ведь я, в надменности моего собственного горя, и слез ее не
замечал, на ласковое слово отвечал злым рычанием дворового пса, у которого отняли
кость.