Неточные совпадения
Клим вскочил с постели, быстро оделся и
выбежал в столовую, но в ней было темно, лампа горела только в спальне
матери. Варавка стоял в двери, держась за косяки, точно распятый, он был в халате и в туфлях на голые ноги,
мать торопливо куталась в капот.
— Это тем ужасно… — начала она что-то еще, но всхлипнула, не договорив, вскочила с дивана и, зацепившись за кресло,
выбежала из комнаты.
Мать пошла за ней.
Мать моя добрая, она простит, она поймет, а я умираю — мне не к чему лгать; дай мне руку…» Я вскочил и вон
выбежал.
А через час
выбежал оттуда, охваченный новым чувством облегчения, свободы, счастья! Как случилось, что я выдержал и притом выдержал «отлично» по предмету, о котором, в сущности, не имел понятия, — теперь уже не помню. Знаю только, что, выдержав, как сумасшедший, забежал домой, к
матери, радостно обнял ее и, швырнув ненужные книги, побежал за город.
Махая руками, он
выбежал в сени, а
мать сказала...
Говорила она тихо, почти шепотом, спокойно и властно. Я
выбежал в сени, — в передней половине дома мерно топали тяжелые шаги, а в комнате
матери прогудел ее голос...
— Ах, не говорите таких ужасных слов, — перебила его Варвара Павловна, — пощадите меня, хотя… хотя ради этого ангела… — И, сказавши эти слова, Варвара Павловна стремительно
выбежала в другую комнату и тотчас же вернулась с маленькой, очень изящно одетой девочкой на руках. Крупные русые кудри падали ей на хорошенькое румяное личико, на больше черные заспанные глаза; она и улыбалась, и щурилась от огня, и упиралась пухлой ручонкой в шею
матери.
Девки зашептались между собой, а бедную Аграфену бросило в жар от их нахальных взглядов. На шум голосов с полатей свесилась чья-то стриженая голова и тоже уставилась на Аграфену. Давеча старец Кирилл скрыл свою ночевку на Бастрыке, а теперь
мать Енафа скрыла от дочерей, что Аграфена из Ключевского. Шел круговой обман… Девки потолкались в избе и
выбежали с хохотом.
Между тем
матери в гостиной успели уже сказать о кончине бабушки; она
выбежала к нам навстречу и, увидя моего отца в таком положении, ужасно испугалась и бросилась помогать ему.
Мать, щегольски разодетая, по данному ей от меня знаку,
выбегала из гостиной, надевала на себя высокий белый фартук, снимала бережно ножичком чудное пирожное с железного листа, каждую фигурку окропляла малиновым сиропом, красиво накладывала на большое блюдо и возвращалась к своим гостям.
Мать, обняв Ивана, положила его голову себе на грудь, парень вдруг весь отяжелел и замолчал. Замирая от страха, она исподлобья смотрела по сторонам, ей казалось, что вот откуда-нибудь из-за угла
выбегут полицейские, увидят завязанную голову Ивана, схватят его и убьют.
Эмиль
выбежал навстречу Санину — он более часа караулил его приход — и торопливо шепнул ему на ухо, что
мать ничего не знает о вчерашней неприятности и что даже намекать на нее не следует, а что его опять посылают в магазин!!. но что он туда не пойдет, а спрячется где-нибудь!
Я вскочил,
выбежал в зал… и увидел на диване мою
мать… мертвою.
Хоть она и не договаривала слова, но я понял, что ее
мать где-то помирает, или что-то там с ними случилось, и она
выбежала позвать кого-то, найти что-то, чтоб помочь маме.
Мать истерически зарыдала от горя и стыда; ей, очевидно, хотелось прочесть письмо, но мешала гордость. Петр Михайлыч понимал, что ему самому следовало бы распечатать письмо и прочесть его вслух, но им вдруг овладела злоба, какой он раньше никогда не испытывал; он
выбежал на двор и крикнул верховому...
Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она бога светлого и от жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными лесами, синими морями, голубыми реками, серебристыми озера́ми. Пила она жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов
выбегали лесные и полевые звери, в реках и морях заплавали рыбы, в воздухе затолклись мелкие мушки да мошки… И все жило, все любило, и все пело хвалебные песни: отцу — Яриле,
матери — Сырой Земле.
Но рассыльный уже исчез, и Ашанин, недовольный, что ему помешали,
выбегает на шканцы, и вдруг радостное волнение неописуемого счастья охватывает все его существо: перед ним на шканцах
мать, брат, сестра и дядя-адмирал.
Со временем он, вероятно, несколько попривык к своему положению, а чужие люди перестали им интересоваться. Так ушли еще два года, как опять внезапно к нам появился Пенькновский и сообщил при Христе, что жена Сержа, заплатив какой-то значительный долг за него или за его
мать, сделала ему столь сильную неприятность, что он схватил шапку,
выбежал вон из дома и не возвращался до утра.
Дочь Варвара долго глядела на
мать, разинув рот, потом перевела тупой взгляд на окно, побледнела и, громко вскрикнув, откинулась на спинку стула. Отец махнул рукой, плюнул и
выбежал на двор.
Послышался звонок. Мальчик рванулся с места и
выбежал вон. Через минуту в гостиную вошла дама с маленькой девочкой — это была Ольга Ивановна,
мать Алеши. За нею вприпрыжку, громко напевая и болтая руками, следовал Алеша. Беляев кивнул головой и продолжал ходить.
Будучи еще семи лет от роду, он уже называл себя солдатом, а о гражданской службе не хотел и слышать. Часто, к немалому беспокойству отца и
матери, боявшихся за жизнь своего единственного сына, Александр
выбегал из дому на дождь и, промокнув хорошенько, возвращался домой.
Задвижка щелкнула, пахнул холодный ветер, и Пашка, спотыкаясь,
выбежал на двор. У него была одна мысль — бежать и бежать! Дороги он не знал, но был уверен, что если побежит, то непременно очутится дома у
матери. Ночь была пасмурная, но за облаками светила луна. Пашка побежал от крыльца прямо вперед, обогнул сарай и наткнулся на пустые кусты; постояв немного и подумав, он бросился назад к больнице, обежал ее и опять остановился в нерешимости: за больничным корпусом белели могильные кресты.
Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели,
выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, — Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала
мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить.