Неточные совпадения
— То есть как тебе сказать… Стой, стой в углу! — обратилась она к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку на лице
матери, повернулась было. — Светское мнение было бы то, что он ведет себя, как ведут себя все молодые люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой
женщиной,] a муж светский должен быть только польщен этим.
Ему даже казалось, что она, истощенная, состаревшаяся, уже некрасивая
женщина и ничем не замечательная, простая, только добрая
мать семейства, по чувству справедливости должна быть снисходительна.
Кити испытывала особенную прелесть в том, что она с
матерью теперь могла говорить, как с равною, об этих самых главных вопросах в жизни
женщины.
Мать Вронского, узнав о его связи, сначала была довольна — и потому, что ничто, по ее понятиям, не давало последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем свете, и потому, что столь понравившаяся ей Каренина, так много говорившая о своем сыне, была всё-таки такая же, как и все красивые и порядочные
женщины, по понятиям графини Вронской.
— Есть о ком думать! Гадкая, отвратительная
женщина, без сердца, — сказала
мать, не могшая забыть, что Кити вышла не за Вронского, a зa Левина.
— Нет, об этом самом. И поверь, что для меня
женщина без сердца, будь она старуха или не старуха, твоя
мать или чужая, не интересна, и я ее знать не хочу.
Всякая
женщина полная, грациозная, с темными волосами была его
мать.
Когда она думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца
матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как
женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно было забыть про страшный вопрос, что будет с сыном.
Левин едва помнил свою
мать. Понятие о ней было для него священным воспоминанием; и будущая жена его должна была быть в его воображении повторением того прелестного, святого идеала
женщины, каким была для него
мать.
Вронский никогда не знал семейной жизни.
Мать его была в молодости блестящая светская
женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету. Отца своего он почти не помнил и был воспитан в Пажеском Корпусе.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою:
женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была
мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Ему сказали, где
мать; он прошел в высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился, смотря на поседевшую
женщину в черном платье.
Паратов. Мне не для любопытства, Лариса Дмитриевна, меня интересуют чисто теоретические соображения. Мне хочется знать, скоро ли
женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц… имел ли право Гамлет сказать
матери, что она «башмаков еще не износила» и так далее…
— Ты
матери своей не знаешь, Евгений. Она не только отличная
женщина, она очень умна, право. Сегодня утром она со мной с полчаса беседовала, и так дельно, интересно.
— И
мать твоя, кажется, прекрасная
женщина, — заметил Аркадий.
Однообразно помахивая ватной ручкой, похожая на уродливо сшитую из тряпок куклу, старая
женщина из Олонецкого края сказывала о том, как
мать богатыря Добрыни прощалась с ним, отправляя его в поле, на богатырские подвиги. Самгин видел эту дородную
мать, слышал ее твердые слова, за которыми все-таки слышно было и страх и печаль, видел широкоплечего Добрыню: стоит на коленях и держит меч на вытянутых руках, глядя покорными глазами в лицо
матери.
— Я хочу понять: что же такое современная
женщина,
женщина Ибсена, которая уходит от любви, от семьи? Чувствует ли она необходимость и силу снова завоевать себе былое значение
матери человечества, возбудителя культуры? Новой культуры?
Вспомнилось, как назойливо возился с ним, как его отягощала любовь отца, как равнодушно и отец и
мать относились к Дмитрию. Он даже вообразил мягкую, не тяжелую руку отца на голове своей, на шее и встряхнул головой. Вспомнилось, как отец и брат плакали в саду якобы о «Русских
женщинах» Некрасова. Возникали в памяти бессмысленные, серые, как пепел, холодные слова...
Клим наклонил голову, смущенный откровенным эгоизмом
матери, поняв, что в эту минуту она только
женщина, встревоженная опасением за свое счастье.
«Это —
женщина, о которой спрашивает
мать? Любовница Лютова? Последнее свидание?»
Маленький пианист в чесунчовой разлетайке был похож на нетопыря и молчал, точно глухой, покачивая в такт словам
женщин унылым носом своим. Самгин благосклонно пожал его горячую руку, было так хорошо видеть, что этот человек с лицом, неискусно вырезанным из желтой кости, совершенно не достоин красивой
женщины, сидевшей рядом с ним. Когда Спивак и
мать обменялись десятком любезных фраз, Елизавета Львовна, вздохнув, сказала...
Но его недоверие к людям, становясь все более легко возбудимым, цепко ухватилось за слова
матери, и Клим задумался, быстро пересматривая слова, жесты, улыбки приятной
женщины.
«Интересно: как она встретится с Макаровым? И — поймет ли, что я уже изведал тайну отношений мужчины и
женщины? А если догадается — повысит ли это меня в ее глазах? Дронов говорил, что девушки и
женщины безошибочно по каким-то признакам отличают юношу, потерявшего невинность.
Мать сказала о Макарове: по глазам видно — это юноша развратный.
Мать все чаще начинает свои сухие фразы именем бога, хотя богомольна только из приличия».
Он выпрямился, поправил очки. Потом представил
мать, с лиловым, напудренным лицом, обиженную тем, что постарела раньше, чем перестала чувствовать себя
женщиной, Варавку, круглого, как бочка…
— Я не хотела стеснять тебя. Ты — большой человек… необыкновенный. Женщина-мать эгоистичнее, чем просто
женщина. Ты понимаешь?
— Ненависть — я не признаю. Ненавидеть — нечего, некого. Озлиться можно на часок, другой, а ненавидеть — да за что же? Кого? Все идет по закону естества. И — в гору идет. Мой отец бил мою
мать палкой, а я вот… ни на одну
женщину не замахивался даже… хотя, может, следовало бы и ударить.
Несколько секунд мужчина и
женщина молчали, переглядываясь, потом
мать указала Климу глазами на дверь; Клим ушел к себе смущенный, не понимая, как отнестись к этой сцене.
В день похорон с утра подул сильный ветер и как раз на восток, в направлении кладбища. Он толкал людей в спины, мешал шагать
женщинам, поддувая юбки, путал прически мужчин, забрасывая волосы с затылков на лбы и щеки. Пение хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару под руку, шагая сзади Спивак и
матери, слышал только приглушенный крик...
— Я не умею говорить об этом, но — надо. О великодушии, о милосердии к
женщине, наконец! Да! О милосердии. Это — самое одинокое существо в мире —
женщина,
мать. За что? Одинока до безумия. Я не о себе только, нет…
Крылатая
женщина в белом поет циничные песенки, соблазнительно покачивается, возбуждая, разжигая чувственность мужчин, и заметно, что
женщины тоже возбуждаются, поводят плечами; кажется, что по спинам их пробегает судорога вожделения. Нельзя представить, что и как могут думать и думают ли эти отцы,
матери о студентах, которых предположено отдавать в солдаты, о России, в которой кружатся, все размножаясь, люди, настроенные революционно, и потомок удельных князей одобрительно говорит о бомбе анархиста.
Между тем в доме у Татьяны Марковны все шло своим порядком. Отужинали и сидели в зале, позевывая. Ватутин рассыпался в вежливостях со всеми, даже с Полиной Карповной, и с
матерью Викентьева, шаркая ножкой, любезничая и глядя так на каждую
женщину, как будто готов был всем ей пожертвовать. Он говорил, что дамам надо стараться делать «приятности».
Мать его, еще почти молодая
женщина, лет сорока с небольшим, была такая же живая и веселая, как он, но с большим запасом практического смысла. Между ею и сыном была вечная комическая война на словах.
Она правду сказала: бабушки нет больше. Это не бабушка, не Татьяна Марковна, любящая и нежная
мать семейства, не помещица Малиновки, где все жило и благоденствовало ею и где жила и благоденствовала сама она, мудро и счастливо управляя маленьким царством. Это была другая
женщина.
— Нет, я бабушку люблю, как
мать, — сказал Райский, — от многого в жизни я отделался, а она все для меня авторитет. Умна, честна, справедлива, своеобычна: у ней какая-то сила есть. Она недюжинная
женщина. Мне кое-что мелькнуло в ней…
— Бабушка! разве можно прощать свою
мать? Ты святая
женщина! Нет другой такой
матери… Если б я тебя знала… вышла ли бы я из твоей воли!..
Он надивиться не мог и дал себе слово глубже вникнуть в источник этого характера. И Марина улыбалась ему в художественном очерке. Он видел в ней не просто распущенную дворовую
женщину вроде горьких, безнадежных пьяниц между мужчинами, а бескорыстную жрицу культа, «
матерь наслаждений»…
Ведь не развратная же
женщина была моя
мать?
— Это ты про Эмс. Слушай, Аркадий, ты внизу позволил себе эту же выходку, указывая на меня пальцем, при
матери. Знай же, что именно тут ты наиболее промахнулся. Из истории с покойной Лидией Ахмаковой ты не знаешь ровно ничего. Не знаешь и того, насколько в этой истории сама твоя
мать участвовала, да, несмотря на то что ее там со мною не было; и если я когда видел добрую
женщину, то тогда, смотря на
мать твою. Но довольно; это все пока еще тайна, а ты — ты говоришь неизвестно что и с чужого голоса.
Но
мать, сестра, Татьяна Павловна и все семейство покойного Андроникова (одного месяца три перед тем умершего начальника отделения и с тем вместе заправлявшего делами Версилова), состоявшее из бесчисленных
женщин, благоговели перед ним, как перед фетишем.
— Никогда, никогда не поверю, чтобы
женщина, — вскричал я опять, — могла уступить своего мужа другой
женщине, этому я не поверю!.. Клянусь, что моя
мать в том не участвовала!
О вероятном прибытии дочери мой князь еще не знал ничего и предполагал ее возвращение из Москвы разве через неделю. Я же узнал накануне совершенно случайно: проговорилась при мне моей
матери Татьяна Павловна, получившая от генеральши письмо. Они хоть и шептались и говорили отдаленными выражениями, но я догадался. Разумеется, не подслушивал: просто не мог не слушать, когда увидел, что вдруг, при известии о приезде этой
женщины, так взволновалась
мать. Версилова дома не было.
Я слышал от развратных людей, что весьма часто мужчина, с
женщиной сходясь, начинает совершенно молча, что, конечно, верх чудовищности и тошноты; тем не менее Версилов, если б и хотел, то не мог бы, кажется, иначе начать с моею
матерью.
Мать же была еще не очень старая
женщина, лет под пятьдесят всего, такая же белокурая, но с ввалившимися глазами и щеками и с желтыми, большими и неровными зубами.
Это правда, он готов был носить белье по два дня, что даже огорчало
мать; это у них считалось за жертву, и вся эта группа преданных
женщин прямо видела в этом подвиг.
В дверях гостиной встретили нас три новые явления: хозяйка в белом чепце, с узенькой оборкой, в коричневом платье; дочь, хорошенькая девочка лет тринадцати, глядела на нас так молодо, свежо, с детским застенчивым любопытством, в таком же костюме, как
мать, и еще какая-то
женщина, гостья или родственница.
И это
женщины:
матери, жены!
У нас
женщины в интересном положении, как это называют некоторые, надевают широкие блузы, а у них сильно стягиваются; по разрешении от бремени у нас и
мать и дитя моют теплой водой (кажется, так?), а у них холодной.
История арестантки Масловой была очень обыкновенная история. Маслова была дочь незамужней дворовой
женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя
женщина эта рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребенка крестили, и потом
мать не кормила нежеланно появившегося, ненужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро умирал от голода.
— Невинны просто в прямом смысле слова, как невинна эта
женщина в отравлении, как невинен крестьянин, которого я узнал теперь, в убийстве, которого он не совершал; как невинны сын и
мать в поджоге, сделанном самим хозяином, которые чуть было не были обвинены.
В то время Нехлюдов, воспитанный под крылом
матери, в 19 лет был вполне невинный юноша. Он мечтал о
женщине только как о жене. Все же
женщины, которые не могли, по его понятию, быть его женой, были для него не
женщины, а люди. Но случилось, что в это лето, в Вознесенье, к тетушкам приехала их соседка с детьми: двумя барышнями, гимназистом и с гостившим у них молодым художником из мужиков.