Неточные совпадения
Я потихоньку высунул голову из двери и не переводил дыхания. Гриша не шевелился; из груди его вырывались тяжелые вздохи; в мутном зрачке его кривого глаза, освещенного
луною,
остановилась слеза.
— Вы не знаете, что со мной, вы в потемках, подите сюда! — говорила она, уводя его из аллеи, и, выйдя из нее,
остановилась.
Луна светила ей прямо в лицо. — Смотрите, что со мной.
Она осветила кроме моря еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не бросило куда-нибудь в угол, пожалуй на пушку,
остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за ветром не слыхать.
Луны не было.
И с этим словом Юстин Помада
остановился, свернул комком свой полушубочек, положил его на лежанку и, посмотрев искоса на
луну, которая смотрела уже каким-то синим, подбитым глазом, свернулся калачиком и спать задумал.
Он шел теперь вдоль свекловичного поля. Низкая толстая ботва пестрела путаными белыми и черными пятнами под ногами. Простор поля, освещенного
луной, точно давил Ромашова. Подпоручик взобрался на небольшой земляной валик и
остановился над железнодорожной выемкой.
В моих торопливых поисках я вышагал по неведомым пространствам, местами озаренным все выше восходящей
луной, так много, так много раз
останавливался, чтобы наспех сообразить направление, что совершенно закружился.
Отойдя вёрст двадцать от Алушты, мы
остановились ночевать. Я уговорил Шакро идти берегом, хотя это был длиннейший путь, но мне хотелось надышаться морем. Мы разожгли костёр и лежали около него. Вечер был дивный. Тёмно-зелёное море билось о скалы внизу под нами; голубое небо торжественно молчало вверху, а вокруг нас тихо шумели кустарники и деревья. Исходила
луна. От узорчатой зелени чинар пали тени.
Утешься, друг; она дитя,
Твое унынье безрассудно:
Ты любишь горестно и трудно,
А сердце женское шутя.
Взгляни: под отдаленным сводом
Гуляет вольная
луна;
На всю природу мимоходом
Равно сиянье льет она.
Заглянет в облако любое,
Его так пышно озарит,
И вот — уж перешла в другое
И то недолго посетит.
Кто место в небе ей укажет,
Примолвя: там
остановись!
Кто сердцу юной девы скажет:
Люби одно, не изменись?
Утешься!
— Кэт… как я счастлив… Как я люблю вас. Кэт… Я обожаю вас… Мы
остановились. Руки Кэт обвились вокруг моей шеи. Мои губы увлажнил и обжег поцелуй, такой долгий, такой страстный, что кровь бросилась мне в голову, и я зашатался…
Луна нежно светила прямо в лицо Кэт, в это бледное, почти белое лицо. Ее глаза увеличились, стали громадными и в то же время такими темными и такими глубокими под длинными ресницами, как таинственные пропасти. А ее влажные губы звали все к новым, неутоляющим, мучительным поцелуям.
Александр Иванович надел свой казакин, и мы пошли на поляну. С поляны повернули вправо и пошли глухим сосновым бором; перешли просеку, от которой начиналась рубка, и опять вошли на другую большую поляну. Здесь стояли два большие стога прошлогоднего сена. Александр Иванович
остановился посреди поляны и, вобрав в грудь воздуха, громко крикнул: «Гоп! гоп!» Ответа не было.
Луна ярко освещала поляну и бросала две длинные тени от стогов.
Вот толпа воинов окружила их, и дымный, тревожный блеск огней отогнал куда-то в стороны и вверх тихое сияние
луны. Впереди воинов торопливо двигался Иуда из Кариота и, остро ворочая живым глазом своим, разыскивал Иисуса. Нашел его, на миг
остановился взором на его высокой, тонкой фигуре и быстро шепнул служителям...
И над поверженным лесом
лунаОстановилась, кругла и ясна...
Но было за этим ужином шумно и весело и раздавались еще после него оживленные речи, которые не все переговорились под кровлей Евангела до поздней ночи, и опять возобновились в саду, где гости и провожавший их хозяин
остановились на минуту полюбоваться тихим покоем деревьев, трав и цветов, облитых бледно-желтым светом
луны.
Мы шли по белой дороге, Я и Моя тень,
останавливались и снова шли. Я сел на камень при дороге, и черная тень спряталась за моей спиною. И здесь великое спокойствие снизошло на землю, на мир, и моего холодного лба коснулся холодный поцелуй
луны.
Монах
остановился и, о чем-то думая, начал смотреть на нее…Солнце уже успело зайти. Взошла
луна и бросала свои холодные лучи на прекрасное лицо Марии. Недаром поэты, воспевая женщин, упоминают о
луне! При
луне женщина во сто крат прекраснее. Прекрасные черные волосы Марии, благодаря быстрой походке, рассыпались по плечам и по глубоко дышавшей, вздымавшейся груди…Поддерживая на шее косынку, она обнажила руки до локтей…
На берегу показалась фигура мужчины, быстрыми шагами приближавшаяся к дому княжны Людмилы Васильевны. Граф притаился в тени забора. Фигура приблизилась к калитке и
остановилась. Граф стоял шагах в десяти от нее.
Луна, на одно мгновение выплывшая из-за облаков, осветила стоявшего у калитки мужчину. Граф Иосиф Янович узнал князя Сергея Сергеевича Лугового.
Задвижка щелкнула, пахнул холодный ветер, и Пашка, спотыкаясь, выбежал на двор. У него была одна мысль — бежать и бежать! Дороги он не знал, но был уверен, что если побежит, то непременно очутится дома у матери. Ночь была пасмурная, но за облаками светила
луна. Пашка побежал от крыльца прямо вперед, обогнул сарай и наткнулся на пустые кусты; постояв немного и подумав, он бросился назад к больнице, обежал ее и опять
остановился в нерешимости: за больничным корпусом белели могильные кресты.