Неточные совпадения
Но я был
личным свидетелем другого исторического
момента (войны 1853–1856 г.), близко напоминавшего собой двенадцатый год, и могу сказать утвердительно, что в сорокалетний промежуток времени патриотическое чувство, за недостатком питания и жизненной разработки, в значительной мере потускнело.
«Припоминается мне такой случай: И.С. Тургенев любил разбираться в почерках, отгадывая по их разнообразию не столько состояние в данный
момент духа писавшего, сколько вообще
личный характер и душевные свойства его. В тот день он получил из-за границы какую-то немецкую книгу с приложением автографов Гете и Шиллера.
Можно многое выпустить и ограничиться лишь выбором происшествий, более или менее выражающих нравственную
личную жизнь народа, личность русского народа в данный
момент.
Мой дом, место доктора при больнице, с полным содержанием от меня Вам и Вашей супруге, с платою Вам тысячи рублей жалованья в год с того
момента, как я сел за сие письмо, готовы к Вашим услугам, и ежели Вы называете меня Вашим солнцем, так и я Вас именую взаимно тем же оживляющим светилом, на подвиге которого будет стоять, при
личном моем свидании с Вами, осветить и умиротворить мою бедствующую и грешную душу.
Но адъютант, почти не слушая Болеслава Казимировича, отворил дверь и жестом пригласил его войти для
личных объяснений к его превосходительству, а сам, даже с некоторым похвальным бесстрашием, вышел на крыльцо — сделать рекогносцировку относительно настроения и положения в данный
момент бунтующей толпы.
В понятии догмата диалектически соединены, таким образом, оба
момента: начало
личное и сверхличное, внутреннее и внешнее, свободы и авторитета, знание и вера.
Лишь в исключительные
моменты становится ощутительно зрима рука Промысла в
личной и исторической жизни человечества, хотя для просветленного ока святых мир есть такое непрерывно совершающееся чудо.
Главными признаками принадлежности к массе нужно считать невыраженность личности, отсутствие
личной оригинальности, склонность к смешению с количественной силой данного
момента, необыкновенная способность к заражению, подражательность, повторяемость.
Мне было лестно это слышать, и я был рад, что дожил до того
момента, когда
личная встреча с Герценом отвечала уже гораздо более тогдашней моей «платформе», чем это было бы в 1865 году в Женеве. Теперь это не было бы только явлением на поклон знаменитому эмигранту. Да и он уже знал достаточно, кто я, и был, как видно, заинтересован тем, что я печатал в русских газетах. На то, чтобы он хорошо был знаком со мною как с беллетристом, я и про себя никакой претензии не заявлял.
Для него приезд Вагнера и
личное сближение явились решающим
моментом в его композиторстве. Но и такого восторженного своего поклонника Вагнер считал чем-то настолько незначительным, что в своей переписке из этой эпохи не упоминает ни о нем, ни о каком другом композиторе, — ни о Даргомыжском, ни о Балакиреве; а о Рубинштейне — в его новейшей биографии — говорится только по поводу интриги, которую якобы Рубинштейн собирался повести против него в Петербурге (?).
Я упрекал папу, что он неправильно вел и ведет воспитание детей; что он воспитывал нас исключительно в правилах
личной морали, — будь честен, не воруй, не развратничай; граждан он не считал нужным в нас воспитывать; не считал даже нужным раскрывать нам глаза на основное зло всей современной нашей жизни — самодержавие; что воспитывал в нас пай-мальчиков; что это антиморально говорить; „Сначала получи диплом, а потом делай то, что считаешь себя обязанным делать“: в каждый
момент человек обязан действовать так, как ему приказывает совесть, — пусть бы даже он сам десять лет спустя признал свои действия ошибочными.
— Молчал я, Маша, не из рисовки, не от жеманства; а оттого, что
личная жизнь для меня прошла, хоть мне всего тридцать лет. Была и у меня любовь и даже весьма неудачная. Человек сороковых годов до сих пор бы в нее драпировался или бы запил; а я, как видишь, до сей поры в добром здоровье и полагаю даже, что если б я в двадцать пять лет сочетался браком, я был бы в настоящий
момент весьма жалкий субъект.
Ее собственные поступки, ее
личные грехи и совершенные преступления всецело завладели ее мыслями. Она с каким-то непонятным наслаждением углублялась в свое прошлое, мучилась, ужасалась и в тоже время упивалась, наслаждалась своим ужасом, своими мученьями. Перед ней предстал образ страдалицы Лиды в тот
момент, когда бедная, обманутая в своей любви, чистая девушка спала могильным сном в своей кроватке.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих
личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое-то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный
момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.