Неточные совпадения
(Из записной книжки Н.В. Гоголя.)] густой щетиною вытыкавший из-за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся
листья и сучья, и, наконец, молодая ветвь
клена, протянувшая сбоку свои зеленые лапы-листы, под один из которых забравшись бог весть каким образом, солнце превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте.
Кроме кедра, лиственницы, пихты, ели, вяза, дуба, ясеня, ореха и пробкового дерева, здесь произрастают: желтая береза с желтовато-зеленой листвой и с желтой пушистой корой, не дающей бересты; особый вид
клена — развесистое дерево с гладкой темно-серой корой, с желтоватыми молодыми ветвями и с глубоко рассеченными
листьями; затем ильм — высокое стройное дерево, имеющее широкую развесистую крону и острые шершавые
листья; граб, отличающийся от других деревьев темной корой и цветами, висящими, как кисти; черемуха Максимовича с пригнутыми к земле ветвями, образующими непроходимую чащу, и наконец бересклет — небольшое тонкоствольное деревцо с корой, покрытой беловатыми чечевицами, располагающимися продольными рядками, и с
листьями удлиненно-обратноовальными.
Здесь можно отметить мелколистную липу — любительницу опушек и прогалин, желтый
клен с глубоко разрезанными бледными
листьями, иву пепельную — полукуст-полудерево, крылатый бересклет, имеющий вид кустарника с пробковыми крыльями по стволу и по веткам.
Воспользовавшись свободным временем, я стал осматривать древесную и кустарниковую растительность и отметил у себя в записной книжке: белый
клен с гладкой зеленоватой корой и с
листьями, слабо зазубренными, мохнатыми и белесоватыми снизу; черемуху Маака, отличительными признаками которой являются кора, напоминающая бересту, и остроконечная зазубренная листва; каменную березу с желтовато-грязной корой, чрезвычайно изорванной и висящей лохмотьями; особый вид смородины, почти не отличающийся от обыкновенной красной, несмотря на август месяц, на кустах еще не было ягод; шиповник без шипов с красноватыми ветвями, мелкими
листьями и крупными розовыми цветами; спирею, имеющую клиновидно-заостренные, мелкозубчатые
листья и белые цветы, и бузину — куст со светлой корой, с парноперистыми, овальноланцетовидными и мелкозазубренными
листьями и с желтоватыми цветами.
Хорош и
клен с своими лапами-листами (как сказал Гоголь); высок, строен и красив бывает он, но его мало растет в знакомых мне уездах Оренбургской губернии, и не достигает он там своего огромного роста.
За окном стояли позолоченные осенью деревья —
клён, одетый красными
листьями, липы в жёлтых звёздах, качались алые гроздья рябины и толстые бледно-зелёные стебли просвирняка, покрытые увядшим
листом, точно кусками разноцветного шёлка. Струился запах созревших анисовых яблок, укропа и взрытой земли. В монастыре, на огородах, был слышен смех и весёлые крики.
Колонками высятся старые стволы, и сам из себя светится прозрачный
лист: на топкое зеленое стекло лампадок похожи нижние
листья лапчатого резного
клена, а верх весь в жидком золоте и багреце.
Опять яркий полдень, крапива, зады Даниловой караулки и в тени
кленов ее улыбающееся лицо, кусающее
листья, восстали в его воображении.
Островник заговаривает зеленую дубраву: «Хожу я, раб (такой-то), вокруг острова (такого-то) по крутым оврагам, буеракам, смотрю я чрез все леса: дуб, березу, осину, липу,
клен, ель, жимолость, орешину; по всем сучьям и ветвям, по всем
листьям и цветам, а было в моей дуброве по живу, по добру и по здорову, а в мою бы зелену дуброву не заходил ни зверь, ни гад, ни лих человек, ни ведьма, ни леший, ни домовой, ни водяной, ни вихрь.
«Воровка ты, — говорю, — а не дама», — кричу на нее; а она стоит в уголке, как я ее оттрепала, и вся, как
клёнов лист, трясется, но и тут, заметь, свою анбицию дворянскую почувствовала.
… Гляжу в окно — под горою буйно качается нарядный лес, косматый ветер мнёт и треплет яркие вершины пламенно раскрашенного
клёна и осин, сорваны жёлтые, серые, красные
листья, кружатся, падают в синюю воду реки, пишут на ней пёструю сказку о прожитом лете, — вот такими же цветными словами, так же просто и славно я хотел бы рассказать то, что пережил этим летом.
В 1810 году, гуляя в Петербурге, в Летнем саду, я увидел точно такую бабочку, сидящую под широким
листом векового
клена.
Рябина обнялась с
кленом, а широко раскинувшийся куст орешника протягивал над могилой свои гибкие ветви с пушистыми, шершавыми
листьями.
Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льётся с
клёнов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
Вновь очи певец на Канута поднял:
Тот свежими
клёна листамиГремучую сбрую коня разубрал,
Утыкал очёлок цветами...
— Да. Недалеко и до осени, а там не увидишь, как и зима подойдет, — сказала Варенька. — Вон клены-то как покраснели и рябина тоже. А у дикого винограда
листья, как кровь.
Двор уходил вглубь, где за чугунной белой решеткой краснели остатки
листьев на липах и
кленах.
За одним окном неподвижно и сухо зеленел молодой
клен, и много глаз неотступно глядело на его широкие, слегка обвиснувшие
листья: друзьями казались они, старыми спокойными друзьями среди этого молчания, среди этой сдерживаемой сумятицей чувств, среди этих желтых дразнящих бликов.
Позади
клена небо было черно, и широкие
листья перестали зеленеть: бледными сделались они, и уже не было в них, испуганных и оцепеневших, ничего дружеского и спокойного.