Неточные совпадения
Крышу починили, кухарку нашли — Старостину куму, кур купили, коровы стали давать молока, сад загородили жердями, каток сделал плотник, к шкапам приделали крючки, и они стали отворяться не произвольно, и гладильная доска, обернутая солдатским сукном,
легла с ручки кресла
на комод, и в девичьей запахло утюгом.
— А когда мне было лет тринадцать, напротив нас чинили
крышу, я сидела у окна, — меня в тот день наказали, — и мальчишка кровельщик делал мне гримасы. Потом другой кровельщик запел песню, мальчишка тоже стал петь, и — так хорошо выходило у них. Но вдруг песня кончилась криком, коротеньким таким и резким, тотчас же шлепнулось, как подушка, — это упал
на землю старший кровельщик, а мальчишка
лег животом
на железо и распластался, точно не человек, а — рисунок…
Светлый месяц, почти полный, вышел из-за сарая, и через двор
легли черные тени, и заблестело железо
на крыше разрушающегося дома.
В сумерки мы возвратились назад. В фанзе уже горел огонь. Я
лег на кан, но долго не мог уснуть. Дождь хлестал по окнам; вверху, должно быть
на крыше, хлопало корье; где-то завывал ветер, и не разберешь, шумел ли то дождь, или стонали озябшие кусты и деревья. Буря бушевала всю ночь.
А уж при лунном свете я решительно не мог не вставать с постели и не
ложиться на окно в палисадник и, вглядываясь в освещенную
крышу Шапошникова дома, и стройную колокольню нашего прихода, и в вечернюю тень забора и куста, ложившуюся
на дорожку садика, не мог не просиживать так долго, что потом просыпался с трудом только в десять часов утра.
Кресты церквей окопаны серебром, а скворешни стоят в пышных шапках;
на крыши домов плотно
легли толстые гривы сугробов, свесив края, узорно вырезанные ветром.
Над ним вспыхнуло и растет опаловое облако, фосфорический, желтоватый туман неравномерно
лег на серую сеть тесно сомкнутых зданий. Теперь город не кажется разрушенным огнем и облитым кровью, — неровные линии
крыш и стен напоминают что-то волшебное, но — недостроенное, неоконченное, как будто тот, кто затеял этот великий город для людей, устал и спит, разочаровался и, бросив всё, — ушел или потерял веру и — умер.
В ту ночь был первый ранний заморозок, и всюду, куда пал иней, —
на огорожу,
на доску, забытую среди помертвевшей садовой травы,
на крышу дальнего сарая —
лег нежный розовый отсвет, словно сами светились припущенные снегом предметы.
После обеда батенька с маменькой
лягут в спальне опочивать, а дети идут в сад,
на улицу, лазят по деревьям, плетням,
крышам изб и тому подобное.
Ветер стучал в окна, в
крышу; слышался свист, и в печи домовой жалобно и угрюмо напевал свою песенку. Был первый час ночи. В доме все уже
легли, но никто не спал, и Наде все чуялось, что внизу играют
на скрипке. Послышался резкий стук, должно быть сорвалась ставня. Через минуту вошла Нина Ивановна в одной сорочке, со свечой.
Перед гробом не шли ни родные, ни поп,
Не лежала
на нем золотая парча,
Только, в
крышу дощатого гроба стуча,
Прыгал град да извозчик-палач
Бил кургузым кнутом спотыкавшихся кляч,
И вдоль спин побелевших удары кнута
Полосами
ложились.
Сели, смотрим — деревенька наша как парчой и золотом
на серой земле вышита. Опускается за рекой могучее светило дня, жарко горят перекрытые новой соломой
крыши изб, красными огнями сверкают стёкла окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно
ложатся на нас и
на звонкую землю — сдвинулись мы потеснее, для тепла.
Другой — руками и грудью
лег на деревянные перила, глядит вниз, но не замечает ничего: ни плоских
крыш, точно лежащих
на земле, ни блестящей
на солнце реки.
Заволжанин без горячего спать не
ложится, по воскресным дням хлебает мясное, изба у него пятистенная, печь с трубой; о черных избах да соломенных
крышах он только слыхал, что есть такие где-то «
на Горах» [«Горами» зовут правую сторону Волги.].
Дым не успевал выйти через отверстие в
крыше, ел глаза и принудил меня
лечь на землю.
Токарев облегченно вздохнул и поднялся. В комнате было сильно накурено. Он осторожно открыл окно
на двор. Ветер утих, по бледному небу плыли разорванные, темные облака. Двор был мокрый, черный, с
крыш капало, и было очень тихо. По тропинке к людской неслышно и медленно прошла черная фигура скотницы. Подул ветерок, охватил тело сырым холодом. Токарев тихонько закрыл окно и
лег спать.
Он хотел тотчас лететь обратно
на родину, чтобы избавить свою Настю от когтей иноплеменного суженого, или
лечь вместе с ней под земляную
крышу, его насилу уговорили дождаться зари, и теперь сонным мечтам его рисовалось: то она в брачном венце, томная, бледная, об руку с немилым,
на лице ее читал он, что жизни в ней осталось лишь
на несколько вздохов, то видел он ее лежащую в гробу, со сложенными крест-накрест руками, окутанную в белый саван.
Он хотел тотчас лететь обратно
на родину, чтобы избавить свою Настю от когтей иноплеменного суженого, или
лечь вместе с нею под земляную
крышу, его насилу уговорили дождаться зари, и теперь сонным мечтам его рисовалась то она в брачном венце, томная, бледная, об руку с немилым,
на лице ее читал он, что жизни в ней осталось лишь
на несколько вздохов, то видел он ее лежащею в гробу со сложенными крест-накрест руками, окутанную в белый саван.
Он недурно знал небо, его глубокую дневную синеву и белогрудые, не то серебряные, не то золотые облака, которые проплывают тихо: часто следил за ними, лежа
на спине среди травы или
на крыше. Но звезд полностью он не знал, так как рано
ложился спать; и хорошо знал и помнил только одну звезду, зеленую, яркую и очень внимательную, что восходит
на бледном небе перед самым сном и, по-видимому,
на всем небе только одна такая большая.