Неточные совпадения
"30-го июня, — повествует летописец, — на другой день празднованья памяти
святых и славных апостолов Петра и Павла был сделан первый приступ
к сломке города".
Глуповский цеховой; у исповеди и
святого причастия не бываю, ибо принадлежу
к секте фармазонов и есмь оной секты лжеиерей.
И не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка
к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги, заставляла его позабывать великие и
святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и
святое.
Быть может, он для блага мира
Иль хоть для славы был рожден;
Его умолкнувшая лира
Гремучий, непрерывный звон
В веках поднять могла. Поэта,
Быть может, на ступенях света
Ждала высокая ступень.
Его страдальческая тень,
Быть может, унесла с собою
Святую тайну, и для нас
Погиб животворящий глас,
И за могильною чертою
К ней не домчится гимн времен,
Благословение племен.
Не вытерпел атаман Мосий Шило, истоптал ногами
святой закон, скверною чалмой обвил грешную голову, вошел в доверенность
к паше, стал ключником на корабле и старшим над всеми невольниками.
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась
к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за
святую веру.
В противоположном углу горела лампадка перед большим темным образом Николая чудотворца; крошечное фарфоровое яичко на красной ленте висело на груди
святого, прицепленное
к сиянию; на окнах банки с прошлогодним вареньем, тщательно завязанные, сквозили зеленым светом; на бумажных их крышках сама Фенечка написала крупными буквами «кружовник»; Николай Петрович любил особенно это варенье.
Если
к правде
святойМир дорогу найти не сумеет — хо, — хо!
«Да, найти в жизни смысл не легко… Пути
к смыслу страшно засорены словами, сугробами слов. Искусство, наука, политика — Тримутри, Санкта Тринита —
Святая Троица. Человек живет всегда для чего-то и не умеет жить для себя, никто не учил его этой мудрости». Он вспомнил, что на тему о человеке для себя интересно говорил Кумов: «Его я еще не встретил».
В голове еще шумел молитвенный шепот баб, мешая думать, но не мешая помнить обо всем, что он видел и слышал. Молебен кончился. Уродливо длинный и тонкий седобородый старик с желтым лицом и безволосой головой в форме тыквы, сбросив с плеч своих поддевку, трижды перекрестился, глядя в небо, встал на колени перед колоколом и, троекратно облобызав край, пошел на коленях вокруг него, крестясь и прикладываясь
к изображениям
святых.
— Это я
к святой неделе убираю; тогда образа чищу и паутину снимаю…
—
К святой, — сказал он. — Но сколько дела — ужас! С восьми до двенадцати часов дома, с двенадцати до пяти в канцелярии, да вечером занимаюсь. От людей отвык совсем!
Святой обряд он хочет править,
Он архипастыря зовет
К одру сомнительной кончины...
— Знаю, знаю зачем! — вдруг догадался он, — бумаги разбирать — merci, [благодарю (фр.).] а
к Святой опять обошел меня, а Илье дали! Qu’il aille se promener! [Пусть убирается! (фр.)] Ты не была в Летнем саду? — спросил он у дочери. — Виноват, я не поспел…
— Какой переход от
святых отцов
к Спинозе и Вольтеру! Там в библиотеке все энциклопедисты есть. Ужели ты их читала?
— Нету, нету, mon frère: [братец (фр.).]
к Святой неделе вы получили три тысячи, и уж нет… Это ни на что не похоже…
Райский также привязался
к ним обеим, стал их другом. Вера и бабушка высоко поднялись в его глазах, как
святые, и он жадно ловил каждое слово, взгляд, не зная, перед кем умиляться, плакать.
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой, князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали
к вам,
к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что почти вся судьба этого
святого, этого благороднейшего и обиженного человека в руках ваших… Мы ждем решения от вашего правдивого сердца!
Но одну подробность я слишком запомнил: мама сидела на диване, а влево от дивана, на особом круглом столике, лежал как бы приготовленный
к чему-то образ — древняя икона, без ризы, но лишь с венчиками на главах
святых, которых изображено было двое.
Чем ближе подходили
к месту, тем пуще приставал народ, и сошлось наконец нас чуть не два ста человек, все спешивших лобызать
святые и целокупные мощи великих обоих чудотворцев Аникия и Григория.
Мне видится длинный ряд бедных изб, до половины занесенных снегом. По тропинке с трудом пробирается мужичок в заплатах. У него висит холстинная сума через плечо, в руках длинный посох, какой носили древние. Он подходит
к избе и колотит посохом, приговаривая: «Сотворите
святую милостыню». Одна из щелей, закрытых крошечным стеклом, отодвигается, высовывается обнаженная загорелая рука с краюхою хлеба. «Прими, Христа ради!» — говорит голос.
Особенная эта служба состояла в том, что священник, став перед предполагаемым выкованным золоченым изображением (с черным лицом и черными руками) того самого Бога, которого он ел, освещенным десятком восковых свечей, начал странным и фальшивым голосом не то петь, не то говорить следующие слова: «Иисусе сладчайший, апостолов славо, Иисусе мой, похвала мучеников, владыко всесильне, Иисусе, спаси мя, Иисусе спасе мой, Иисусе мой краснейший,
к Тебе притекающего, спасе Иисусе, помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе,
святых Твоих, пророк же всех, спасе мой Иисусе, и сладости райския сподоби, Иисусе человеколюбче!»
С тех пор они оба развратились: он — военной службой, дурной жизнью, она — замужеством с человеком, которого она полюбила чувственно, но который не только не любил всего того, что было когда-то для нее с Дмитрием самым
святым и дорогим, но даже не понимал, что это такое, и приписывал все те стремления
к нравственному совершенствованию и служению людям, которыми она жила когда-то, одному, понятному ему, увлечению самолюбием, желанием выказаться перед людьми.
Впереди вставала бесконечная
святая работа, которую должна сделать интеллигентная русская женщина, — именно, прийти на помощь
к своей родной сестре, позабытой богом, историей и людьми.
Раньше она как-то индифферентно относилась
к этим двум половинам, но теперь их смысл для нее выяснился вполне: Марья Степановна и не думала смиряться, чтобы по крайней мерс дойти до кабинета больного мужа, — напротив, она, кажется, никогда еще не блюла с такой щепетильностью
святую отчужденность своей половины, как именно теперь.
Русская слабость, недостаток характера чувствуется в этом вечном желании укрыться в складках одежд Богородицы, прибегнуть
к заступничеству
святых.
Это откровение должно быть отнесено
к Эпохе Духа
Святого, о чем я уже много раз писал.
Какой-нибудь хищник и кровопийца — может очень искренно, поистине благоговейно склоняться перед святостью, ставить свечи перед образами
святых, ездить в пустыни
к старцам, оставаясь хищником и кровопийцей.
Даже Московская духовная академия, столь привыкшая
к раболепству, демонстративно выражает свой испуг за судьбу
святой церкви, подавленной темными влияниями.
И русский народ в своей религиозной жизни возлагается на
святых, на старцев, на мужей, в отношении
к которым подобает лишь преклонение, как перед иконой.
К святому сложилось отношение, как
к иконе, лик его стал иконописным ликом, перестал быть человеческим.
И рассказал я ему, как приходил раз медведь
к великому
святому, спасавшемуся в лесу, в малой келейке, и умилился над ним великий
святой, бесстрашно вышел
к нему и подал ему хлеба кусок: «Ступай, дескать, Христос с тобой», и отошел свирепый зверь послушно и кротко, вреда не сделав.
— Насчет подлеца повремените-с, Григорий Васильевич, — спокойно и сдержанно отразил Смердяков, — а лучше рассудите сами, что раз я попал
к мучителям рода христианского в плен и требуют они от меня имя Божие проклясть и от
святого крещения своего отказаться, то я вполне уполномочен в том собственным рассудком, ибо никакого тут и греха не будет.
— Поган есмь, а не свят. В кресла не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! — загремел отец Ферапонт. — Ныне людие веру
святую губят. Покойник, святой-то ваш, — обернулся он
к толпе, указывая перстом на гроб, — чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у вас, как пауки по углам. А днесь и сам провонял. В сем указание Господне великое видим.
— В чужой монастырь со своим уставом не ходят, — заметил он. — Всех здесь в скиту двадцать пять
святых спасаются, друг на друга смотрят и капусту едят. И ни одной-то женщины в эти врата не войдет, вот что особенно замечательно. И это ведь действительно так. Только как же я слышал, что старец дам принимает? — обратился он вдруг
к монашку.
Были
святые, производившие чудесные исцеления;
к иным праведникам, по жизнеописаниям их, сходила сама царица небесная.
Я читал вот как-то и где-то про «Иоанна Милостивого» (одного
святого), что он, когда
к нему пришел голодный и обмерзший прохожий и попросил согреть его, лег с ним вместе в постель, обнял его и начал дышать ему в гноящийся и зловонный от какой-то ужасной болезни рот его.
«Тем не менее скорее проглочу свой язык, чем манкирую уважением
к святому мужу, тобою столь уважаемому», — закончил Дмитрий свое письмецо.
О, он отлично понимал, что для смиренной души русского простолюдина, измученной трудом и горем, а главное, всегдашнею несправедливостью и всегдашним грехом, как своим, так и мировым, нет сильнее потребности и утешения, как обрести святыню или
святого, пасть пред ним и поклониться ему: «Если у нас грех, неправда и искушение, то все равно есть на земле там-то, где-то
святой и высший; у того зато правда, тот зато знает правду; значит, не умирает она на земле, а, стало быть, когда-нибудь и
к нам перейдет и воцарится по всей земле, как обещано».
Мало того, даже старается сохранить с преступником все христианское церковное общение: допускает его
к церковным службам,
к святым дарам, дает ему подаяние и обращается с ним более как с плененным, чем как с виновным.
— Значит, все же лазеечка
к барыням-то из скита проведена. Не подумайте, отец
святой, что я что-нибудь, я только так. Знаете, на Афоне, это вы слышали ль, не только посещения женщин не полагается, но и совсем не полагается женщин и никаких даже существ женского рода, курочек, индюшечек, телушечек…
Этого как бы трепещущего человека старец Зосима весьма любил и во всю жизнь свою относился
к нему с необыкновенным уважением, хотя, может быть, ни с кем во всю жизнь свою не сказал менее слов, как с ним, несмотря на то, что когда-то многие годы провел в странствованиях с ним вдвоем по всей
святой Руси.
— Я
к игумену прошлого года во
святую пятидесятницу восходил, а с тех пор и не был. Видел, у которого на персях сидит, под рясу прячется, токмо рожки выглядывают; у которого из кармана высматривает, глаза быстрые, меня-то боится; у которого во чреве поселился, в самом нечистом брюхе его, а у некоего так на шее висит, уцепился, так и носит, а его не видит.
Кто снес бы бич и посмеянье века,
Бессилье прав, тиранов притесненье,
Обиды гордого, забытую любовь,
Презренных душ презрение
к заслугам,
Когда бы мог нас подарить покоем
Одни удар… О, помяни
Мои грехи в твоей
святой молитве!
Старик прослыл у духоборцев
святым; со всех концов России ходили духоборцы на поклонение
к нему, ценою золота покупали они
к нему доступ. Старик сидел в своей келье, одетый весь в белом, — его друзья обили полотном стены и потолок. После его смерти они выпросили дозволение схоронить его тело с родными и торжественно пронесли его на руках от Владимира до Новгородской губернии. Одни духоборцы знают, где он схоронен; они уверены, что он при жизни имел уже дар делать чудеса и что его тело нетленно.
Каждый год отец мой приказывал мне говеть. Я побаивался исповеди, и вообще церковная mise en scene [постановка (фр.).] поражала меня и пугала; с истинным страхом подходил я
к причастию; но религиозным чувством я этого не назову, это был тот страх, который наводит все непонятное, таинственное, особенно когда ему придают серьезную торжественность; так действует ворожба, заговаривание. Разговевшись после заутрени на
святой неделе и объевшись красных яиц, пасхи и кулича, я целый год больше не думал о религии.
И вот теперь в вечерний час
Заря блестит стезею длинной,
Я вспоминаю, как у нас
Давно обычай был старинный,
Пред воскресеньем каждый раз
Ходил
к нам поп седой и чинный
И перед образом
святымМолился с причетом своим.
В заключение он сказал, чтоб я приложился
к святому Евангелию и честному кресту в удостоверение обета, — которого я, впрочем, не давал, да он и не требовал, — искренно и откровенно раскрыть всю истину.
— Ну, что уж меня
к святым приравнивать!
— Очень человек обстоятельный. По провиантской части в Москве начальником служит. Уж и теперь вроде как генерал, а
к Святой, говорят, беспременно настоящим генералом будет!