Неточные совпадения
Самгин стал слушать сбивчивую, неясную речь Макарова менее внимательно. Город становился ярче, пышнее; колокольня Ивана Великого поднималась в
небо, как палец, украшенный розоватым ногтем. В воздухе плавал
мягкий гул, разноголосо пели колокола церквей, благовестя
к вечерней службе. Клим вынул часы, посмотрел на них.
Бывало — зайдет солнце, прольются в
небесах огненные реки и — сгорят, ниспадет на бархатную зелень сада золотисто-красный пепел, потом всё вокруг ощутимо темнеет, ширится, пухнет, облитое теплым сумраком, опускаются сытые солнцем листья, гнутся травы
к земле, всё становится
мягче, пышнее, тихонько дышит разными запахами, ласковыми, как музыка, — и музыка плывет издали, с поля: играют зорю в лагерях.
За день лошадь совсем отдохнула, и сани бойко полетели обратно,
к могилке о. Спиридона, а от нее свернули на дорогу
к Талому.
Небо обложили низкие зимние облака, и опять начал падать
мягкий снежок… Это было на руку беглецам. Скоро показался и Талый, то есть свежие пеньки, кучи куренных дров-долготья, и где-то в чаще мелькнул огонек. Старец Кирилл молча добыл откуда-то мужицкую ушастую шапку и велел Аграфене надеть ее.
Они замолчали. На
небе дрожащими зелеными точечками загорались первые звезды. Справа едва-едва доносились голоса, смех и чье-то пение. Остальная часть рощи, погруженная в
мягкий мрак, была полна священной, задумчивой тишиной. Костра отсюда не было видно, но изредка по вершинам ближайших дубов, точно отблеск дальней зарницы, мгновенно пробегал красный трепещущий свет. Шурочка тихо гладила голову и лицо Ромашова; когда же он находил губами ее руку, она сама прижимала ладонь
к его рту.
Егорушка слез с передка. Несколько рук подхватило его, подняло высоко вверх, и он очутился на чем-то большом,
мягком и слегка влажном от росы. Теперь ему казалось, что
небо было близко
к нему, а земля далеко.
В ласковый день бабьего лета Артамонов, усталый и сердитый, вышел в сад. Вечерело; в зеленоватом
небе, чисто выметенном ветром, вымытом дождямии, таяло, не грея, утомлённое солнце осени. В углу сада возился Тихон Вялов, сгребая граблями опавшие листья, печальный,
мягкий шорох плыл по саду; за деревьями ворчала фабрика, серый дым лениво пачкал прозрачность воздуха. Чтоб не видеть дворника, не говорить с ним, хозяин прошёл в противоположный угол сада,
к бане; дверь в неё была не притворена.
Марья Павловна начала читать. Веретьев стал перед ней, скрестил руки на груди и принялся слушать. При первом стихе Марья Павловна медленно подняла глаза
к небу, ей не хотелось встречаться взорами с Веретьевым. Она читала своим ровным,
мягким голосом, напоминавшим звуки виолончели; но когда она дошла до стихов...
День только что кончился. Уже на западе порозовело
небо и посинели снега, горные ущелья тоже окрасились в
мягкие лиловые тона, и мелкие облачка на горизонте зарделись так, как будто они были из расплавленного металла, более драгоценного, чем золото и серебро. Кругом было тихо; над полыньей опять появился туман. Скоро, очень скоро зажгутся на
небе крупные звезды, и тогда ночь вступит в свои права. В это время я увидел удэхейца Маха, бегущего
к нам по льду реки. Он был чем-то напуган.
Ночью выпал мелкий снежок и тонким слоем покрыл землю.
К утру
небо немного очистилось, и кое-где образовались просветы. Солнечные лучи, прорвавшись сквозь облака, озарили
мягкие очертания отдаленных гор, побелевших от снегов, и лес около фанзы Кивета.
Очнувшись, он увидел себя в своей постели, раздетым, увидел графин с водой и Павла, но от этого ему не было ни прохладнее, ни
мягче, ни удобнее. Ноги и руки по-прежнему не укладывались, язык прилипал
к небу, и слышалось всхлипыванье чухонской трубки… Возле кровати, толкая своей широкой спиной Павла, суетился плотный чернобородый доктор.