Живёт в небесах запада чудесная огненная сказка о борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы,
курится над нею лиловый туман осени, на город идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
Неточные совпадения
Мешая свои краски, теряя формы, дома города сливались один с другим; розовела и серебрилась пыльная зелень садов,
над нею
курился дым, голубой и серый.
Уляжемся, бывало, на веретья, огонек еще
курится, толстые лошади, привязанные у хрептуга, пофыркивают
над овсом, а кто-нибудь уж и «заводит историю».
Но вечером, когда засыпают все в моей маленькой квартирке, я мысленно перелетаю туда, на высокие горы Кавказа и в тихие долины Грузии, где синее небо исполинским сапфиром повисло
над землею-бездной и сумрачно
курятся вершины и одуряюще пахнут ночные розы, а вековые чинары и каштаны лепечут такие сказки, которых не рассказать людям ни за что и никогда.
К стороне Менцена
курился дымный столб
над развалинами этой мызы, и белелся стан русский.
Над всей Москвой носился синеватый дымок. Это
курились костры из навоза, считавшиеся предохранительным средством от заразы.
В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие
над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его в своих объятиях; остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали ходить белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания,
курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные башни.
Когда проснулся, — уже светало. Теплый пар
курился над поверхностью Оки, вдали темнели выбегавшие в реку мысы. Небо было зеленоватое, и все кругом ясно было видно в необычном ровном полусвете без теней. Борька вскочил на ноги. И сейчас же в душе опять запело: «Исанка!»