Неточные совпадения
— Вскоре после венца он и начал уговаривать меня: «Если хозяин попросит, не отказывай ему, я не обижусь, а жизни нашей польза будет», — рассказывала Таисья, не жалуясь, но как бы издеваясь. — А они — оба приставали — и хозяин и зять его. Ну, что же? —
крикнула она, взмахнув головой, и кошачьи глаза ее вспыхнули
яростью. — С хозяином я валялась по мужеву приказу, а с зятем его —
в отместку мужу…
Вначале ее восклицания показались Климу восклицаниями удивления или обиды. Стояла она спиною к нему, он не видел ее лица, но
в следующие секунды понял, что она говорит с
яростью и хотя не громко, на низких нотах, однако способна оглушительно
закричать, затопать ногами.
— А фамилия Державин объясняется так: казанский мужик Гаврило был истопником во дворце Екатерины Великой, она поругалась с любовником своим, Потемкиным,
кричит: «Голову отрублю!» Он бежать, а она,
в женской
ярости своей, за ним, как была, голая.
— Славно, Митя! Молодец, Митя! —
крикнула Грушенька, и страшно злобная нотка прозвенела
в ее восклицании. Маленький пан, багровый от
ярости, но нисколько не потерявший своей сановитости, направился было к двери, но остановился и вдруг проговорил, обращаясь ко Грушеньке...
— Перед кем ты стоишь
в шапке? —
закричал Павел, отдуваясь и со всеми признаками бешеной
ярости. — Ты знаешь меня?
Слова были знакомы, но славянские знаки не отвечали им: «земля» походила на червяка, «глаголь» — на сутулого Григория, «я» — на бабушку со мною, а
в дедушке было что-то общее со всеми буквами азбуки. Он долго гонял меня по алфавиту, спрашивая и
в ряд и вразбивку; он заразил меня своей горячей
яростью, я тоже вспотел и
кричал во всё горло. Это смешило его; хватаясь за грудь, кашляя, он мял книгу и хрипел...
Он обнял меня за шею горячей, влажной рукою и через плечо мое тыкал пальцем
в буквы, держа книжку под носом моим. От него жарко пахло уксусом, потом и печеным луком, я почти задыхался, а он, приходя
в ярость, хрипел и
кричал в ухо мне...
— А, теперь — прости! —
кричал охваченный
яростью смиренный Кирилл. — А как ты даве со мной разговаривал? Вставай да кланяйся
в ноги, тогда и прощу.
Что я вам приказываю — вы то сейчас исполнять должны!» А они отвечают: «Что ты, Иван Северьяныч (меня
в миру Иван Северьяныч, господин Флягин, звали): как, говорят, это можно, что ты велишь узду снять?» Я на них сердиться начал, потому что наблюдаю и чувствую
в ногах, как конь от
ярости бесится, и его хорошенько подавил
в коленях, а им
кричу: «Снимай!» Они было еще слово; но тут уже и я совсем рассвирепел да как заскриплю зубами — они сейчас
в одно мгновение узду сдернули, да сами, кто куда видит, бросились бежать, а я ему
в ту же минуту сейчас первое, чего он не ожидал, трах горшок об лоб: горшок разбил, а тесто ему и потекло и
в глаза и
в ноздри.
Догадавшись, что сглупил свыше меры, — рассвирепел до
ярости и
закричал, что «не позволит отвергать бога»; что он разгонит ее «беспардонный салон без веры»; что градоначальник даже обязан верить
в бога, «а стало быть, и жена его»; что молодых людей он не потерпит; что «вам, вам, сударыня, следовало бы из собственного достоинства позаботиться о муже и стоять за его ум, даже если б он был и с плохими способностями (а я вовсе не с плохими способностями!), а между тем вы-то и есть причина, что все меня здесь презирают, вы-то их всех и настроили!..» Он
кричал, что женский вопрос уничтожит, что душок этот выкурит, что нелепый праздник по подписке для гувернанток (черт их дери!) он завтра же запретит и разгонит; что первую встретившуюся гувернантку он завтра же утром выгонит из губернии «с казаком-с!».
Все, кто слышал дерзкие слова, сказанные ласково, замолчали на секунду, а Нунча
в ярости крикнула, подпирая руками стройные бока...
Однажды, за картами, он уличил Машу
в плутовстве и
в ярости крикнул ей...
Что-то
крикнул Поликарп, но Саша не слыхал: с
яростью, мутившей рассудок, и невыносимым отвращением он раз за разом выпустил десять зарядов маузера, вертя стволом, как жалом, последние пули кидая вниз,
в мертвую уже, залитую кровью, разметавшуюся тушу.
Что-то еще хотел
крикнуть, но обиженно замолчал. Вынул одну папиросу, — сломал и бросил
в угол, вынул вторую и с
яростью затянулся, не рассчитав кашля: кашлял долго и страшно, и, когда сел на свое кресло у стола, лицо его было сине, и красные глаза смотрели с испугом и тоской. Проговорил...
Павел Павлович присоединился к обществу по крайней мере только через четверть часа. Две трети этого времени он, наверное простоял у забора. Горелки были
в полном ходу и удались отлично, — все
кричали и веселились. Обезумев от
ярости, Павел Павлович прямо подскочил к Вельчанинову и опять схватил его за рукав.
— Читай! —
крикнул с
яростью в голосе Малюта. — Не кончил еще… не все…
И это приводило его
в ярость; он
кричал, божился, поминая черта так же часто, как и Бога, и начинал рассказывать такие отвратительные и грязные подробности, что самые старые священники краснели и негодовали.