Говорит, что был-де будто один какой-то офицер, который, вступив на походе в одну квартиру, заметил по соседству с собою замечательную красавицу и, пленясь ее видом, тотчас же, по своему полковому обычаю, позвал денщика и говорит: «Как бы, братец, мне с сею красавицей познакомиться?» А денщик помялся на месте и, как ставил в эту пору самовар, вдруг восклицает: «Дымом пахнет!» Офицер вскочил и бросился в комнату к сей прелестнице, говоря: «Ай, сударыня, у вас дымом пахнет, и я пришел вас с вашею
красотой спасти от пламени пожара», и таким образом с нею познакомился, а денщика одарил и напоил водкой.
Неточные совпадения
А она с восторгом говорила ему о могучей
красоте фресок церкви
Спаса Нередицы в Новгороде.
Он верил в непогрешимость Веры, и эта вера, которою держалась его чистая, глубоко нравственная страсть к ней, да прелесть ее обаятельной
красоты и доверие к ее уму, сердечной честности — заглушали животный эгоизм страсти и
спасали его не только от отчаяния в горе, но и от охлаждения к Вере.
Господа, — закричал он громко всем, — князь утверждает, что мир
спасет красота!
— Слушайте, раз навсегда, — не вытерпела наконец Аглая, — если вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что «мир
спасет красота», то… я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но… предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза! Слышите: я серьезно говорю! На этот раз я уж серьезно говорю!
Правда, князь, что вы раз говорили, что мир
спасет «
красота»?
— Нет,
спаси, Господи, и помилуй! А все вот за эту… за красоту-то, что вы говорите. Не то, так то выдумают.
Промеж всех церквей один храм стоит, в тыим храме златкован престол стоит, престол стоит всему миру
красота, престол християнским душам радование, престол — злым жидовем сухота. Столбы у престола высокие кованые, изумрудами, яхонтами изукрашенные… на престоле сам
спас Христос истинный сидит.
— Ласточка моя, в уме… Ты всех нас
спасешь, всех до единого, а то весь дом врозь расползется. Старик я… не люб тебе, да ведь молодость да
красота до время, а сердце навек.
Согласно апокрифу, Юдифь, чтобы
спасти иудейский город Ветлуя, осажденный войском вавилонского царя Навуходоносора, проникла во вражеский лагерь, прельстила своей
красотой ассирийского полководца Олоферна и отрубила ему голову его же мечом.]
Коршунов. Знать хотелось?.. (Встает.) Нет, не любила, да и я не любил ее. Она и не стоила того, чтоб ее любить-то. Я ее взял бедную, нищую, за
красоту только за одну; все семейство призрел;
спас отца из ямы; она у меня в золоте ходила.
Воистину еврейки молодой
Мне дорого душевное спасенье.
Приди ко мне, прелестный ангел мой,
И мирное прими благословенье.
Спасти хочу земную
красоту!
Любезных уст улыбкою довольный,
Царю небес и господу-Христу
Пою стихи на лире богомольной.
Смиренных струн, быть может, наконец
Ее пленят церковные напевы,
И дух святой сойдет на сердце девы;
Властитель он и мыслей и сердец.
«Кто ты, змия? По льстивому напеву,
По
красоте, по блеску, по глазам —
Я узнаю того, кто нашу Еву
Привлечь успел к таинственному древу
И там склонил несчастную к грехам.
Ты погубил неопытную деву,
А с нею весь адамов род и нас.
Мы в бездне бед невольно потонули.
Не стыдно ли?»
«Попы вас обманули,
И Еву я не погубил, а
спас!»
«Cпас! от кого?»
«От бога»
«Враг опасный!»
«Он был влюблен...
Из этого самосознания рождается космоургическая тоска искусства, возникает жажда действенности: если
красота некогда
спасет мир, то искусство должно явиться орудием этого спасения.
Как сила непрестанного устремления всего сущего к своему Логосу, к жизни вечной,
Красота есть внутренний закон мира, сила мирообразующая, космоургическая; она держит мир, связывает его в его статике и динамике, и она в полноту времен окончательной победой своей «
спасет мир».
Но само искусство, возвещающее это евангелие
Красоты, призвано ли оно действительно
спасти ею мир, воззвать к бытию в
красоте не только кусок мрамора, но и всю тяжелую, безобразную плоть мира, совершить софиургийный акт мирового преображения?
Каждый творческий акт стремится стать абсолютным не только по своему источнику, ибо в нем ищет выразиться невыразимое, трансцендентное всяким выявлениям ядро личности, — но и по своему устремлению: он хочет сотворить мир в
красоте, победить и убедить ею хаос, а
спасает и убеждает — кусок мрамора (или иной объект искусства), и космоургические волны бессильно упадают в атмосфере, тяжелой от испарений материи.
Вот почему таким губительным и испепеляющим является ее пламень, почему она редко поднимает и
спасает, но чаще губит: «
Красота это страшная вещь, здесь Бог с дьяволом борется» (Достоевский) [Неточная цитата из романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»: «
Красота — это страшная и ужасная вещь!..
Однако дионисическому эллину не грозила опасность впасть в буддийское отрицание воли. Острым своим взглядом он видел страшное, разрушительное действие всемирной истории, видел жестокость природы, ощущал всю истинность мудрости лесного бога Силена — и тем не менее умел жить глубоко и радостно. Его
спасала красота.
Ибо
красота мир
спасет, по словам Достоевского.
Если бы эстетизм творчески достиг последней
красоты сущего, он бы
спас мир.
Ибо
красота есть великая сила, и она мир
спасет.
«Все равно я должна буду выйти замуж за какого-нибудь вельможу, которого я не буду любить, а пока я свободна, не вольна ли я сама располагать собой как хочу? Я хочу, я могу, я желаю здесь, в этой тиши, внезапно купить себе ценою своей
красоты услуги красавца Зенона. Так, мой художник! тебя ничто не
спасет от соблазна моей
красоты, и торжество мое над тобой неизбежно».
— Очнись, княжна… От себя никуда не уйдешь. Ты месяца краше, миндаль-цвет перед тобой будто полынь-трава, — ужель
красота в подземелье вянуть должна? Который месяц по тебе сохну, и все без последствий. Все свои дела через тебя забросил, должна ты меня на путь окончательно наставить, а то так закручу, что чертям тошно станет. Себя, девушка,
спасаешь, а другого губишь, — это что ж такое выходит?
— Ах, твердость и верность прекрасны, но горе слишком несносно. Если бы ты жила в прежнем довольствии, я никогда бы тебе таких слов не сказала, но когда всех нас ждет гибель, а ты можешь
спасти нас, то я говорю:
спаси нас, о, Тения!.. О, Тения, Тения!
Спаси нас своею
красотой!