Неточные совпадения
(На малом
шляпа круглая,
С значком, жилетка
красная,
С десятком светлых пуговиц,
Посконные штаны
И лапти: малый смахивал
На дерево, с которого
Кору подпасок крохотный
Всю снизу ободрал,
А выше — ни царапины,
В вершине не побрезгует
Ворона свить гнездо...
На углу тротуара в коротком модном пальто, с короткою модною
шляпой на бекрень, сияя улыбкой белых зуб между
красными губами, веселый, молодой, сияющий, стоял Степан Аркадьич, решительно и настоятельно кричавший и требовавший остановки.
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых
красных чулках были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на
шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
— Нет. Вы взгляните на него, — сказал старичок, указывая расшитою
шляпой на остановившегося в дверях залы с одним из влиятельных членов Государственного Совета Каренина в придворном мундире с новою
красною лентою через плечо. — Счастлив и доволен, как медный грош, — прибавил он, останавливаясь, чтобы пожать руку атлетически сложенному красавцу камергеру.
Прежде было знаешь, по крайней мере, что делать: принес правителю дел
красную, [
Красная — ассигнация в десять рублей.] да и дело в
шляпе, а теперь по беленькой, да еще неделю провозишься, пока догадаешься; черт бы побрал бескорыстие и чиновное благородство!
По стенам навешано было весьма тесно и бестолково несколько картин: длинный пожелтевший гравюр какого-то сражения, с огромными барабанами, кричащими солдатами в треугольных
шляпах и тонущими конями, без стекла, вставленный в раму
красного дерева с тоненькими бронзовыми полосками и бронзовыми же кружками по углам.
Один из ямщиков — сгорбленный старик в зимней шапке и армяке — держал в руке дышло коляски, потрогивал его и глубокомысленно посматривал на ход; другой — видный молодой парень, в одной белой рубахе с
красными кумачовыми ластовицами, в черной поярковой
шляпе черепеником, которую он, почесывая свои белокурые кудри, сбивал то на одно, то на другое ухо, — положил свой армяк на козлы, закинул туда же вожжи и, постегивая плетеным кнутиком, посматривал то на свои сапоги, то на кучеров, которые мазали бричку.
Без
шляпы, выпачканный известью, с надорванным рукавом блузы он стоял и зачем-то притопывал ногою по сухой земле, засоренной стружкой, напудренной
красной пылью кирпича, стоял и, мигая пыльными ресницами, говорил...
— Это вы, Самгин? — окрикнул его человек, которого он только что обогнал. Его подхватил под руку Тагильский, в сером пальто, в
шляпе, сдвинутой на затылок, и нетрезвый; фарфоровое лицо его в
красных пятнах, глаза широко открыты и смотрят напряженно, точно боясь мигнуть.
Клим догадался, что нужно уйти, а через день, идя к ней, встретил на бульваре Варвару в белой юбке, розовой блузке, с
красным пером на
шляпе.
За нею, наклоня голову, сгорбясь, шел Поярков, рядом с ним, размахивая
шляпой, пел и дирижировал Алексей Гогин; под руку с каким-то задумчивым блондином прошел Петр Усов, оба они в полушубках овчинных; мелькнуло
красное, всегда веселое лицо эсдека Рожкова рядом с бородатым лицом Кутузова; эти — не пели, а, очевидно, спорили, судя по тому, как размахивал руками Рожков; следом за Кутузовым шла Любаша Сомова с Гогиной; шли еще какие-то безымянные, но знакомые Самгину мужчины, женщины.
Клим, не ответив, улыбнулся; его вдруг рассмешила нелепо изогнутая фигура тощего человека в желтой чесунче, с желтой
шляпой в руке, с растрепанными волосами пенькового цвета;
красные пятна на скулах его напоминали о щеках клоуна.
— Позвольте, Ламберт; я прямо требую от вас сейчас же десять рублей, — рассердился вдруг мальчик, так что даже весь
покраснел и оттого стал почти вдвое лучше, — и не смейте никогда говорить глупостей, как сейчас Долгорукому. Я требую десять рублей, чтоб сейчас отдать рубль Долгорукому, а на остальные куплю Андрееву тотчас
шляпу — вот сами увидите.
Посмотришь ли на индивидуума этой породы спереди, только и увидишь синюю, толстую, суконную куртку, такие же панталоны,
шляпу и под ней вместо лица круг
красного мяса, с каймой рыжих, жестких волос, да огромные, жесткие, почти неразжимающиеся кулаки: горе, кому этакой кулак окажет знак вражды или дружбы!
Мисси в
шляпе и каком-то темно-полосатом платье, схватывавшем без складочки ее тонкую талию, точно как будто она родилась в этом платье, была очень красива. Она
покраснела, увидав Нехлюдова.
Нехлюдов отошел к толпе дожидающихся. Из толпы выделился в оборванной одежде и смятой
шляпе, в опорках на босу ногу человек с
красными полосами во всё лицо и направился к тюрьме.
— Ну, делать нечего, пойдем, а уж как бы мне хотелось, чтоб не удалось! Что же вчера не написал? — и Кетчер, важно нахлобучив на себя свою
шляпу с длинными полями, набросил черный плащ на
красной подкладке.
Вид у них какой-то особенный, в самом деле жениховский; один нарядился в
красную кумачовую рубаху, другой в какой-то необыкновенной плантаторской
шляпе, третий в новых блестящих сапогах с высокими каблуками, купленных неизвестно где и при каких обстоятельствах.
По будням — синие сюртуки с
красными воротниками и брюки того же цвета: это бы ничего; но зато по праздникам — мундир (синего сукна с
красным воротником, шитым петлицами, серебряными в первом курсе, золотыми — во втором), белые панталоны, белый жилет, белый галстук, ботфорты, треугольная
шляпа — в церковь и на гулянье.
Смотритель говорит, что это поэт Александр Сергеевич, едет, кажется, на службу, на перекладной, в
красной русской рубашке, в опояске, в поярковой
шляпе (время было ужасно жаркое).
По мере того как одна сторона зеленого дуба темнеет и впадает в коричневый тон, другая согревается,
краснеет; иглистые ели и сосны становятся синими, в воде вырастает другой, опрокинутый лес; босые мальчики загоняют дойных коров с мелодическими звонками на шеях; пробегают крестьянки в черных спензерах и яркоцветных юбочках, а на решетчатой скамейке в высокой швейцарской
шляпе и серой куртке сидит отец и ведет горячие споры с соседом или заезжим гостем из Люцерна или Женевы.
Одна рука уперлась в бок, другая полукругом застыла в воздухе, голова склонена набок, роскошные плечи чуть вздрагивают, ноги каблучками притопывают, и вот она, словно павушка-лебедушка, истово плывет по хороводу, а парни так и стонут кругом, не «калегварды», а настоящие русские парни, в синих распашных сибирках, в
красных александрийских рубашках, в сапогах навыпуск, в поярковых
шляпах, утыканных кругом разноцветными перьями…
На подъезд растерянно выскочил без фуражки швейцар Григорий и, вытянувшись по-солдатски, не сводил глаз с молодого человека в соломенной
шляпе. Слышался смешанный говор с польским акцентом. Давно небритый седой старик, с крючковатым польским носом, пообещал кому-то тысячу «дьяблов». К галдевшей кучке, запыхавшись, подбегал трусцой Родион Антоныч, вытирая на ходу батистовым платком свое жирное
красное лицо.
Красные рубахи, накинутые на плечи чекмени и лихо надвинутые на одно ухо войлочные
шляпы придавали фабричным рабочим вид записных щеголей, которые умеют поставить последнюю копейку ребром.
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в
красных лентах. Люди дружно сняли
шляпы — точно стая черных птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский офицер с густыми черными усами на
красном лице быстро шел в толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням. Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
Я взял у Страстного лихача, надел ему на
шляпу красный кучерский билет, выданный корреспондентам для проезда всюду, и через несколько минут, лавируя среди стремительных толп, был на скачках и сидел на балконе членского павильона, любуясь полем, шоссе и бульваром: все кишело народом.
Я прочел и удивился, что он в таком волнении от таких пустяков. Взглянув на него вопросительно, я вдруг заметил, что он, пока я читал, успел переменить свой всегдашний белый галстук на
красный.
Шляпа и палка его лежали на столе. Сам же был бледен, и даже руки его дрожали.
— Да, я болен, и вот теперь хотел гулять, я… — Степан Трофимович остановился, быстро откинул на диван
шляпу и палку и —
покраснел.
Мужчины весьма разнообразных возрастов почти все были в круглых пуховых
шляпах, под коими они хранили свои завитые у парикмахеров алякоки, и самые франтоватые из них были облечены в длинные и по большей части из белого сукна сюртуки с выпущенными из задних карманов кончиками
красных фуляровых носовых платков; тросточки у всех были тоненькие, из жимолости, более пригодные для того, чтобы отдуть своего ближнего, чем иметь в сих посохах опору для себя.
А Галатская, поправив на голове соломенную
шляпу с
красным бантом, объявила...
На шлюпке встал человек, одетый в
красный камзол с серебряными пуговицами и высокую
шляпу, украшенную зеленым пером.
— Мы задержали ее, когда она сходила по лестнице, — объявил высокий человек в жилете, без
шляпы, с худым жадным лицом. Он толкнул
красную от страха жену. — Вот то же скажет жена. Эй, хозяин! Гарден! Мы оба задержали ее на лестнице!
Вдруг из переулка раздалась лихая русская песня, и через минуту трое бурлаков, в коротеньких
красных рубашках, с разукрашенными
шляпами, с атлетическими формами и с тою удалью в лице, которую мы все знаем, вышли обнявшись на улицу; у одного была балалайка, не столько для музыкального тона, сколько для тона вообще; бурлак с балалайкой едва удерживал свои ноги; видно было по движению плечей, как ему хочется пуститься вприсядку, — за чем же дело?
Серые большие глаза смотрели с такой милой серьезностью, на спине трепалась целая волна слегка вившихся русых шелковистых волос, концы
красной ленты развевались по воздуху, широкополая соломенная
шляпа валялась на песке…
Домик кровожадного генерала я, разумеется, и прежде знал. Это небольшой, деревянный, чистенький домик в три окна, из которых на двух крайних стояли чубуки, а на третьем, среднем, два чучела: большой голенастый
красный петух в каске с перьями и молодой черный козленок с бородой, при штатской шпаге и в цилиндрической гражданской
шляпе.
Мы сели в небольшой, по старине меблированной гостиной, выходящей на улицу теми окнами, из которых на двух стояли чубуки, а на третьем
красный петух в генеральской каске и козел в черной
шляпе, а против них на стене портрет царя Алексея Михайловича с развернутым указом, что «учали на Москву приходить такие-сякие дети немцы и их, таких-сяких детей, немцев, на воеводства бы не сажать, а писать по черной сотне».
Ходили нигилисты в пледах, очках обязательно и широкополых
шляпах, а народники — в
красных рубахах, поддевках, смазных сапогах, также носили очки синие или дымчатые и тоже длинные, по плечам, волосы. И те и другие были обязательно вооружены самодельными дубинами — лучшими считались можжевеловые, которые добывали в дремучих домшинских лесах.
Две шлюпки двигаются одна за другой саженях в трехстах от нас, кивают
красные фески гребцов, поблескивают ружья сидящих в шлюпках… На носу в первой шлюпке стоит с биноклем фигура в
красном мундире и в серой высокой
шляпе.
От быстрой езды его
красная рубаха пузырем вздувалась на спине и новая ямщицкая
шляпа с павлиньим пером то и дело сползала на затылок.
В камнях два рыбака: один — старик, в соломенной
шляпе, с толстым лицом в седой щетине на щеках, губах и подбородке, глаза у него заплыли жиром, нос
красный, руки бронзовые от загара. Высунув далеко в море гибкое удилище, он сидит на камне, свесив волосатые ноги в зеленую воду, волна, подпрыгнув, касается их, с темных пальцев падают в море тяжелые светлые капли.
Разноцветные зонтики,
шляпы женщин,
красные и голубые шары в руках детей, точно причудливые цветы, и всюду, как самоцветные камни на пышной мантии сказочного короля, сверкают, смеясь и ликуя, дети, веселые владыки земли.
Один из них — длинноволосый, в лёгком пальто, застёгнутом до подбородка, в измятой
шляпе — озябшими,
красными пальцами крутил острую рыжую бороду и нетерпеливо постукивал о землю ногами в худых башмаках.
Я был одет в пиджак,
красную рубаху и высокие сапоги. Корсиков являл жалкую фигуру в лаковых ботинках, шелковой, когда-то белой стеганой
шляпе и взятой для тепла им у сердобольной или зазевавшейся кухарки ватной кацавейки с турецкими цветами. Дорогой питались желтыми огурцами у путевых сторожей, а иногда давали нам и хлебца. Шли весело. Ночевали на воздухе. Погода стояла на наше счастье, теплая и ясная.
— Ничего! — с досадой ответил сыщик. Щёки у него
покраснели, он закусил губы. По его взгляду Евсей догадался, что он следит за писателем. Не спеша, покручивая ус, писатель шёл рядом с пожилым, коренастым человеком в расстёгнутом пальто и в летней
шляпе на большой голове. Человек этот громко хохотал и, поднимая кверху бородатое
красное лицо, вскрикивал...
Около конторы в собравшейся артели сплавщиков мелькали
красные рубахи и
шляпы с лентами франтов-косных.
Несколько пушечных выстрелов уже разбили ее; ее защитники, оставшиеся в живых, ее покидали и только думали о собственном спасении, как вдруг на самой ее вершине, на продавленном кузове поваленного омнибуса, появился высокий человек в старом сюртуке, подпоясанном
красным шарфом, и соломенной
шляпе на седых, растрепанных волосах.
В своем дешевом платье из ситчика с голубыми глазками, в
красных туфельках и в той же самой соломенной
шляпе она казалась себе маленькой, простенькой, легкой и воздушной, как бабочка.
— Владимир Ипатьич! — прокричал голос в открытое окно кабинета с улицы Герцена. Голосу повезло: Персиков слишком переутомился за последние дни. В этот момент он как раз отдыхал, вяло и расслабленно смотрел глазами в
красных кольцах и курил в кресле. Он больше не мог. И поэтому даже с некоторым любопытством он выглянул в окно и увидал на тротуаре Альфреда Бронского. Профессор сразу узнал титулованного обладателя карточки по остроконечной
шляпе и блокноту. Бронский нежно и почтительно поклонился окну.
На нем была кожаная куртка с двойными обшлагами,
красный жилет с зелеными стеклянными пуговицами, узкая лакированная
шляпа, напоминающая опрокинутый на сковороду котелок; вокруг шеи — клетчатый шарф, а на ногах — поверх коричневых, верблюжьего сукна брюк, — мягкие сапоги с толстой подошвой.
Я перебежал впопыхах свою залу, схватил в передней с вешалки пальто, взял
шляпу и выскочил за двери. Спускаясь с лестницы, слабо освещенной крошечною каминною лампою, я на одном повороте, нос к носу, столкнулся с какой-то маленькой фигурой, которая быстро посторонилась и, как летучая мышь, без всякого шума шмыгнула по ступеням выше. Когда эта фигурка пробегала под лампою, я узнал ее по темному шерстяному платью, клетчатому фланелевому салопу и
красному капору.