Неточные совпадения
Когда дым рассеялся, на земле
лежала раненая лошадь и возле нее Бэла; а Казбич, бросив ружье, по кустарникам, точно
кошка, карабкался на утес; хотелось мне его снять оттуда — да не было заряда готового!
Иногда, в жаркий полдень, я разыскивал эту
кошку, брал ее с собой на задний двор, где у нас
лежали кузова старых саней, и, улегшись в одном из этих кузовов, принимался ласкать ее.
Однажды вечером, когда я уже выздоравливал и
лежал развязанный, — только пальцы были забинтованы в рукавички, чтоб я не мог царапать лица, — бабушка почему-то запоздала прийти в обычное время, это вызвало у меня тревогу, и вдруг я увидал ее: она
лежала за дверью на пыльном помосте чердака, вниз лицом, раскинув руки, шея у нее была наполовину перерезана, как у дяди Петра, из угла, из пыльного сумрака к ней подвигалась большая
кошка, жадно вытаращив зеленые глаза.
Вечером Лихонин с Любкой гуляли по Княжескому саду, слушали музыку, игравшую в Благородном собрании, и рано возвратились домой. Он проводил Любку до дверей ее комнаты и сейчас же простился с ней, впрочем, поцеловав ее нежно, по-отечески, в лоб. Но через десять минут, когда он уже
лежал в постели раздетый и читал государственное право, вдруг Любка, точно
кошка, поцарапавшись в дверь, вошла к нему.
Во-первых, на полу простерта была простреленная насквозь
кошка, и, во-вторых, на лавке
лежал в глубоком обмороке мой друг.
Юхванка вздохнул, встряхнул волосами (взгляд его опять обежал избу) и, заметив
кошку, которая спокойно мурлыкала,
лежа на лавке, крикнул на нее «брысь, подлая» и торопливо оборотился к барину. — Лошадь, которая, васясо, негодная… Коли бы животина добрая была, я бы продавать не стал, васясо…
В окнах домов зажигались огни, на улицу падали широкие, жёлтые полосы света, а в них
лежали тени цветов, стоявших на окнах. Лунёв остановился и, глядя на узоры этих теней, вспомнил о цветах в квартире Громова, о его жене, похожей на королеву сказки, о печальных песнях, которые не мешают смеяться…
Кошка осторожными шагами, отряхивая лапки, перешла улицу.
— Собака…
кошка… мышь — жива, а нет Корделии! Вот этот жук летает лунной ночью, а Дора мертвая
лежит в сырой могиле! — мелькнуло в голове Долинского.
Жарко пылают дрова в печи, я сижу пред нею рядом с хозяином, его толстый живот обвис и
лежит на коленях, по скучному лицу мелькают розовые отблески пламени, серый глаз — точно бляха на сбруе лошади, он неподвижен и слезится, как у дряхлого нищего, а зеленый зрачок все время бодро играет, точно у
кошки, живет особенной, подстерегающей жизнью. Странный голос, то — высокий по-женски и ласковый, то — сиплый, сердито присвистывающий, сеет спокойно-наглые слова...
— На выдумки ловок, беда! Нож из жести оконной у него, об камень выточен. А шапку видели… на окне у него
лежит? Тоже сам сшил. Окно-то у него разбито, чорт ему
кошку шальную и занеси. Он ее сцапал, содрал шкуру зубами, — вот и шапка! Иголка тоже у него имеется, нитки из тюфяка дергает… Ну, зато набожен: молитвы получше иного попа знает. Бога у него свои, а молитвы наши… Молится, да!.. И послушен тоже… Тимошка, спой песенку! Тимошка прервал молитву, взял в руки палку и повернулся к Михеичу.
В кухне на остывающей плите
лежала и мурлыкала серая хозяйская
кошка. С незнакомым раньше любопытством я подошел к ней со свечкою и тоже заглянул в глаза.
Чуть касаясь пола, как
кошка, добралась она до двери этой комнаты и приложила свой глаз к замочной скважине. Представившаяся ей картина вполне подтвердила доклад Агафонихи. Еле мерцающая, сильно нагоревшая свеча полуосвещала комнату и спавшего крепким сном поперек кровати Егора Егоровича. Он даже сполз с перины и
лежал, закинув голову назад. Богатырский храп гулко раздавался среди окружающей тишины.