Неточные совпадения
— А
знаете, — сказал он, усевшись в пролетку, — большинство задохнувшихся, растоптанных — из так называемой чистой публики… Городские и — молодежь. Да. Мне это один полицейский врач сказал, родственник мой.
Коллеги, медики, то же говорят. Да я и сам видел. В борьбе за жизнь одолевают те, которые попроще. Действующие инстинктивно…
Схватило. Вот черт! Экзотическое растение. Граф,
коллега!
Знаете что, времени у нас вагон, до прихода гостей прошвырнемся в «Баварию». Пиво при тоске прямо врачами прописано.
—
Коллега, вы еще не все
знаете, — шепнул Андреа. — Послушайте-ка, я сейчас скажу пару теплых слов.
Робость этого первого виденного мною «борца» была замечательная, и ее нельзя и не нужно чем-нибудь приукрашивать; да это и неудобно, потому что на свете еще живы
коллеги отца Федора и множество частных людей, которые хорошо его
знали.
Григорий Иванович. Послушайте,
коллега, я, ей-богу, не
знал.
У нас на заводе говорят, что вы были подкуплены хозяевами, но я этому не верю, потому что хозяева наши не дураки и не станут даром бросать денег, а кроме того, я
знаю, что вы не взяточник и не вор, как другие ваши
коллеги, которым нужны деньги на арфисток и шампанское с трюфелями.
— Однако, вы,
коллега, того,
знаете, полегче, не очень-то хвалите наших врагов, — сердито проворчал рыжий. — Не больно-то это патриотично, с вашего позволенья.
— Вот тебе раз! Что это вам пришла за ерунда в голову, мой милейший
коллега, — загоготал своим грубым, резким смехом рябой австриец. — Да сами-то мы не начальники здесь разве, если желаете
знать? В этом сарае, по крайней мере?
И по возвращении моем в Петербург в 1871 году я возобновил с ним прежнее знакомство и попал в его
коллеги по работе в"Петербургских ведомостях"Корша; но долго не
знал, живя за границей, что именно он ведет у Корша литературное обозрение. Это я
узнал от самого Валентина Федоровича, когда сделался в Париже его постоянным корреспондентом и начал писать свои фельетоны"С Итальянского бульвара". Было это уже в зиму 1868–1869 года.
Отправились мы в университет первого сентября. Мой
коллега Калинин слушал всех профессоров, у кого ему предстояло экзаменоваться; а я почти что никого, и большинство их даже не
знал в лицо, и как раз тех, кто должен был экзаменовать нас из главных предметов.
Речи произносились на всех языках. А журналисты, писавшие о заседаниях, были больше все французы и бельгийцы. Многие не
знали ни по-немецки, ни по-английски. Мы сидели в двух ложах бенуара рядом, и мои
коллеги то и дело обращались ко мне за переводом того, что говорили немцы и англичане, за что я был прозван"notre confrere poliglotte"(наш многоязычный собрат) тогдашним главным сотрудником «Independance Beige» Тардье, впоследствии редактором этой газеты.
Георгий Дмитриевич. Все ловко,
коллега. А
знаешь, Алексей, вино-то крепкое: я, кажется, немного опьянел, голова кружится, и мальчики кровавые в глазах. Были при Годунове часы? Глупый вопрос, но ты не удивляйся: я смотрю на циферблат, и сегодня он совершенно особенный, живой и смотрит. Эх, нервы! У вас есть нервы,
коллега?
Георгий Дмитриевич. Нет, не хочу. А где дети? Вы,
коллега, напрасно смотрите на меня такими безумными глазами, глазами испуганной газели, — я шучу: я прекрасно
знаю, что дети уехали, и слышал звонок.
На «маэстро» смотреть страшно, так он негодует. Но мы
узнали об этом уже впоследствии от наших
коллег. В эти же злосчастные минуты мы ничего не помним. Безумие смеха поглотило нас с головой. И вот мгновенно раздавшийся грозный окрик приводит нас обеих в себя.