Неточные совпадения
Потупился, задумался,
В тележке сидя, поп
И молвил: — Православные!
Роптать
на Бога
грех,
Несу мой крест с терпением,
Живу… а
как? Послушайте!
Скажу вам правду-истину,
А вы крестьянским разумом
Смекайте! —
«Начинай...
Такая рожь богатая
В тот год у нас родилася,
Мы землю не ленясь
Удобрили, ухолили, —
Трудненько было пахарю,
Да весело жнее!
Снопами нагружала я
Телегу со стропилами
И пела, молодцы.
(Телега нагружается
Всегда с веселой песнею,
А сани с горькой думою:
Телега хлеб домой везет,
А сани —
на базар!)
Вдруг стоны я услышала:
Ползком ползет Савелий-дед,
Бледнешенек
как смерть:
«Прости, прости, Матренушка! —
И повалился в ноженьки. —
Мой
грех — недоглядел...
Однако ж глуповцам это дело не прошло даром.
Как и водится, бригадирские
грехи прежде всего отразились
на них.
Он не видел ничего невозможного и несообразного в представлении о том, что смерть, существующая для неверующих, для него не существует, и что так
как он обладает полнейшею верой, судьей меры которой он сам, то и
греха уже нет в его душе, и он испытывает здесь
на земле уже полное спасение.
— Ну
как не
грех не прислать сказать! Давно ли? А я вчера был у Дюссо и вижу
на доске «Каренин», а мне и в голову не пришло, что это ты! — говорил Степан Аркадьич, всовываясь с головой в окно кареты. А то я бы зашел.
Как я рад тебя видеть! — говорил он, похлопывая ногу об ногу, чтобы отряхнуть с них снег. —
Как не
грех не дать знать! — повторил он.
— Что? Священника?.. Не надо… Где у вас лишний целковый?..
На мне нет
грехов!.. Бог и без того должен простить… Сам знает,
как я страдала!.. А не простит, так и не надо!..
Да
какой же в этом
грех, если я взгляну
на него раз, хоть издали-то!
Кудряш. Нет, Борис Григорьич, вы, я вижу, здесь еще в первый раз, а у меня уж тут место насиженное, и дорожка-то мной протоптана. Я вас люблю, сударь, и
на всякую вам услугу готов; а
на этой дорожке вы со мной ночью не встречайтесь, чтобы, сохрани Господи,
греха какого не вышло. Уговор лучше денег.
Катерина. Давно люблю. Словно
на грех ты к нам приехал.
Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, кабы ты поманил меня, я бы и пошла за тобой; иди ты хоть
на край света, я бы все шла за тобой и не оглянулась бы.
Катерина.
Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет,
как ты есть, со всеми твоими
грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а
как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая,
какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня
на уме-то!
Какой грех-то! страшно вымолвить!
Какую службу ты несёшь?»
«
На счастье
грех роптать», Жужутка отвечает:
«Мой господин во мне души не чает;
Живу в довольстве и добре,
И ем, и пью
на серебре...
— Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глубоким вздохом. — Сержусь-то я
на самого себя; сам я кругом виноват.
Как мне было оставлять тебя одного в трактире! Что делать?
Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да засел в тюрьме. Беда да и только!
Как покажусь я
на глаза господам? что скажут они,
как узнают, что дитя пьет и играет.
—
На мой взгляд, религия — бабье дело. Богородицей всех религий — женщина была. Да. А потом случилось как-то так, что почти все религии признали женщину источником
греха, опорочили, унизили ее, а православие даже деторождение оценивает
как дело блудное и
на полтора месяца извергает роженицу из церкви. Ты когда-нибудь думал — почему это?
— А — то, что народ хочет свободы, не той, которую ему сулят политики, а такой,
какую могли бы дать попы, свободы страшно и всячески согрешить, чтобы испугаться и — присмиреть
на триста лет в самом себе. Вот-с! Сделано. Все сделано! Исполнены все
грехи. Чисто!
— Да — что же? — сказала она, усмехаясь, покусывая яркие губы. —
Как всегда — он работает топором, но ведь я тебе говорила, что
на мой взгляд — это не
грех. Ему бы архиереем быть, — замечательные сочинения писал бы против Сатаны!
Озябшими руками Самгин снял очки, протер стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония,
на стене большая репродукция с картины Франца Штука «
Грех» — голая женщина, с грубым лицом, в объятиях змеи, толстой,
как водосточная труба, голова змеи —
на плече женщины.
И, вся полна негодованьем,
К ней мать идет и, с содроганьем
Схватив ей руку, говорит:
«Бесстыдный! старец нечестивый!
Возможно ль?.. нет, пока мы живы,
Нет! он
греха не совершит.
Он, должный быть отцом и другом
Невинной крестницы своей…
Безумец!
на закате дней
Он вздумал быть ее супругом».
Мария вздрогнула. Лицо
Покрыла бледность гробовая,
И, охладев,
как неживая,
Упала дева
на крыльцо.
Она,
как раненый зверь, упала
на одно колено, тяжело приподнялась и ускоренными шагами, падая опять и вставая, пронеслась мимо, закрыв лицо шалью от образа Спасителя, и простонала: «Мой
грех!»
— Ты знаешь, нет ничего тайного, что не вышло бы наружу! — заговорила Татьяна Марковна, оправившись. — Сорок пять лет два человека только знали: он да Василиса, и я думала, что мы умрем все с тайной. А вот — она вышла наружу! Боже мой! — говорила
как будто в помешательстве Татьяна Марковна, вставая, складывая руки и протягивая их к образу Спасителя, — если б я знала, что этот гром ударит когда-нибудь в другую… в мое дитя, — я бы тогда же
на площади, перед собором, в толпе народа, исповедала свой
грех!
— А
как вы, Макар Иванович, смотрите
на грех самоубийства? — спросил я его по тому же поводу.
Несколько лет назад
на фабрике случился пожар, и отчего? Там запрещено работникам курить сигары: один мальчик, которому, вероятно, неестественно казалось не курить сигар в Маниле, потихоньку закурил. Пришел смотритель: тагал, не зная,
как скрыть свой
грех, сунул сигару в кипу мочал.
Но вот теперь эта удивительная случайность напомнила ему всё и требовала от него признания своей бессердечности, жестокости, подлости, давших ему возможность спокойно жить эти десять лет с таким
грехом на совести. Но он еще далек был от такого признания и теперь думал только о том,
как бы сейчас не узналось всё, и она или ее защитник не рассказали всего и не осрамили бы его перед всеми.
Но мало того, что Нехлюдов знал это, он знал и то, что это было несправедливо и жестоко, и знал это со времен студенчества, когда он исповедывал и проповедывал учение Генри Джорджа и
на основании этого учения отдал отцовскую землю крестьянам, считая владение землею таким же
грехом в наше время,
каким было владение крепостными пятьдесят лет тому назад.
Люди, судьбою и своими грехами-ошибками наставленные в известное положение,
как бы оно ни было неправильно, составляют себе такой взгляд
на жизнь вообще, при котором их положение представляется им хорошим и уважительным.
Тебя удивляет и, может быть, оскорбляет моя стариковская откровенность, но войди в мое положение, деточка, поставь себя
на мое место; вот я старик, стою одной ногой в могиле, целый век прожил,
как и другие, с
грехом пополам, теперь у меня в руках громадный капитал…
На вершинах польской духовной жизни судьба польского народа переживается,
как судьба агнца, приносимого в жертву за
грехи мира.
Какие это
грехи людей, взятые
на себя?
Да и
греха такого нет и не может быть
на всей земле,
какого бы не простил Господь воистину кающемуся.
На усиленные просьбы Мити сводить его к Лягавому сейчас же и «тем, так сказать, спасти его» батюшка хоть и заколебался вначале, но согласился, однако, проводить его в Сухой Поселок, видимо почувствовав любопытство; но,
на грех, посоветовал дойти «пешечком», так
как тут всего какая-нибудь верста «с небольшим излишком» будет.
О, он отлично понимал, что для смиренной души русского простолюдина, измученной трудом и горем, а главное, всегдашнею несправедливостью и всегдашним
грехом,
как своим, так и мировым, нет сильнее потребности и утешения,
как обрести святыню или святого, пасть пред ним и поклониться ему: «Если у нас
грех, неправда и искушение, то все равно есть
на земле там-то, где-то святой и высший; у того зато правда, тот зато знает правду; значит, не умирает она
на земле, а, стало быть, когда-нибудь и к нам перейдет и воцарится по всей земле,
как обещано».
И возьмем
на себя, а нас они будут обожать
как благодетелей, понесших
на себе их
грехи пред Богом.
На другой день прихожу к ней и приношу эту половину: «Катя, возьми от меня, мерзавца и легкомысленного подлеца, эту половину, потому что половину я прокутил, прокучу, стало быть, и эту, так чтобы от
греха долой!» Ну
как в таком случае?
— И сам ума не приложу, батюшка, отцы вы наши: видно, враг попутал. Да, благо, подле чужой межи оказалось; а только, что
греха таить,
на нашей земле. Я его тотчас
на чужой-то клин и приказал стащить, пока можно было, да караул приставил и своим заказал: молчать, говорю. А становому
на всякий случай объяснил: вот
какие порядки, говорю; да чайком его, да благодарность… Ведь что, батюшка, думаете? Ведь осталось у чужаков
на шее; а ведь мертвое тело, что двести рублев —
как калач.
В тот же день, прежде чем отправиться
на охоту, был у меня разговор о Лукерье с хуторским десятским. Я узнал от него, что ее в деревне прозывали «Живые мощи», что, впрочем, от нее никакого не видать беспокойства; ни ропота от нее не слыхать, ни жалоб. «Сама ничего не требует, а напротив — за все благодарна; тихоня,
как есть тихоня, так сказать надо. Богом убитая, — так заключил десятский, — стало быть, за
грехи; но мы в это не входим. А чтобы, например, осуждать ее — нет, мы ее не осуждаем. Пущай ее!»
Вот уж правда!
Полюбится
на грех бедняк, и майся
Всю жизнь,
как я с Бакулой Бобылем.
С ее красой любви не знать, Бермята?
Не верю я. Таких чудес
на свете
Не слыхано. Природой неизменно
Положена пора любви для всех.
Не верю я. Но если правда,
как же
Не гневаться подателю тепла?
Удвоим же старания исправить
Невольный
грех. Ужли из берендеев
На мой призыв никто не отзовется?
Кому из вас Снегурочка милее?
Кто может в ней младенческую душу
Желанием любви зажечь, скажите!
А тут,
на грех, сгорел господский дом и все пожитки,
какие в нем были, и золото и серебро — словом, все пропало.
— Ах, да ведь я и лба-то сегодня не перекрестила… ах,
грех какой! Ну,
на этот раз Бог простит! Сашка! подтычь одеяло-то… плотнее… вот так!
— Постой, голубчик! — закричал кузнец, — а вот это
как тебе покажется? — При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих,
как ягненок. — Постой же, — сказал он, стаскивая его за хвост
на землю, — будешь ты у меня знать подучивать
на грехи добрых людей и честных христиан! — Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил
на него верхом и поднял руку для крестного знамения.
— Что и говорить! Это всякий уже знает, пан голова. Все знают,
как ты выслужил царскую ласку. Признайся теперь, моя правда вышла: хватил немного
на душу
греха, сказавши, что поймал этого сорванца в вывороченном тулупе?
Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный,
как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим
на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать
грехам добрых людей.
— Был такой
грех, Флегонт Василич… В том роде,
как утенок попался: ребята с покоса привели. Главная причина — не прост человек. Мало ли бродяжек в лето-то пройдет по Ключевой; все они
на один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
— Совсем несчастный! Чуть-чуть бы по-другому судьба сложилась, и он бы другой был. Такие люди не умеют гнуться, а прямо ломаются. Тогда много
греха на душу взял старик Михей Зотыч, когда насильно женил его
на Серафиме. Прежде-то всегда так делали, а по нынешним временам говорят, что свои глаза есть. Михей-то Зотыч думал лучше сделать, чтобы Галактион не сделал так,
как брат Емельян, а оно вон что вышло.
— А ты напрасно изводишь сына-то, Михей Зотыч.
На каком дереве птицы не сиживали, — так и
грехи на человеке. А мужнин-то
грех за порогом… Подурит, да домой воротится.
— Ох, пора! — стонал Михей Зотыч, тяжело повертываясь
на своем жестком ложе. — Много
грехов, старче… Вот
как мышь в муку заберется, так и я в
грехах.
— Што это ты дребезжишь,
как худой горшок? Чужую беду руками разведу… А того не подумаешь, что кого осудил, тот
грех на тебе и взыщется. Умен больно!
— Особенное тут дело выходит, Тарас Семеныч. Да… Не спросился Емельян-то, видно, родителя.
Грех тут большой вышел… Там еще,
на заводе, познакомился он с одною девицей… Ну, а она не нашей веры, и жениться ему нельзя, потому
как или ему в православные идти, или ей в девках сидеть. Так это самое дело и затянулось: ни взад ни вперед.
— Справки наводить приезжал, — сообщил Замараев шепотом Харченке. — Знает, где жареным пахнет. В последнее-то время тятенька
на фабрике векселями отдувался, — ну, а тут после богоданной маменьки наследство получит. Это хоть кому любопытно… Всем известно,
какой капитал у маменьки в банке лежит. Ох,
грехи,
грехи!.. Похоронить не дадут честь-честью.
— Свое-то маленькое бросил, Галактион Михеич, а за большим чужим погнался. С бритоусыми и табашниками начал знаться, с жидами и немцами смесился… Они-то,
как волки, пришли к нам, а ты в ихнюю стаю забежал… Ох, нехорошо, Галактион Михеич! Ох, велики наши
грехи, и конца им нет!.. Зачем подружию милую обидел? Чадо милое, не лютуй, не злобься, не впадайся в ненужную ярость, ибо великий ответ дадим
на великом судилище христове…
— Вы уж
как там знаете, а я не могу, — упрямо повторял Полуянов
на все увещания следователя. — Судите меня одного, а другие сами про себя знают… да. Моя песенка спета, зачем же лишний
грех на душу брать? Относительно себя ничего не утаю.