Неточные совпадения
Клим Иванович Самгин был одет тепло, удобно и настроен мужественно, как и следовало
человеку, призванному участвовать в
историческом деле. Осыпанный снегом необыкновенный извозчик в синей шинели с капюшоном, в кожаной финской шапке, краснолицый, усатый, очень похожий на портрет какого-то
исторического генерала, равнодушно, с акцентом латыша заявил Самгину, что в гостиницах нет свободных комнат.
Самгин окончательно почувствовал себя участником важнейшего
исторического события, — именно участником, а не свидетелем, — после сцены, внезапно разыгравшейся у входа в Дворянскую улицу. Откуда-то сбоку в основную массу толпы влилась небольшая группа,
человек сто молодежи, впереди шел остролицый
человек со светлой бородкой и скромно одетая женщина, похожая на учительницу;
человек с бородкой вдруг как-то непонятно разогнулся, вырос и взмахнул красным флагом на коротенькой палке.
В нем быстро укреплялась уверенность, что надвигается великое
историческое событие, после которого воцарится порядок, а бредовые
люди выздоровеют или погибнут.
— Тогда, это… действительно — другое дело! — выговорил Харламов, не скрывая иронии. — Но, видите ли: мне точно известно, что в 905 году капитан Вельяминов был подпоручиком Псковского полка и командовал ротой его, которая расстреливала
людей у Александровского сквера. Псковский полк имеет еще одну
историческую заслугу пред отечеством: в 831 году он укрощал польских повстанцев…
— Нет, — говорил Дронов. — Я — не Балмашев, не Сазонов, даже и в Кочуры не гожусь. Я просто — Дронов,
человек не
исторический… бездомный
человек: не прикрепленный ни к чему. Понимаешь? Никчемный, как говорится.
Опускаясь на колени, он чувствовал, что способен так же бесстыдно зарыдать, как рыдал рядом с ним седоголовый
человек в темно-синем пальто. Необыкновенно трогательными казались ему царь и царица там, на балконе. Он вдруг ощутил уверенность, что этот маленький человечек, насыщенный, заряженный восторгом
людей, сейчас скажет им какие-то
исторические, примиряющие всех со всеми, чудесные слова. Не один он ждал этого; вокруг бормотали, покрикивали...
Он подумал, что гимназия, а особенно — университет лишают этих
людей своеобразия, а ведь, в сущности, именно в этом своеобразии языка, мысли, быта, во всем, что еще сохраняет в себе отзвуки
исторического прошлого, именно в этом подлинное лицо нации.
Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни превращаются в жилые места, дикари возводятся в чин
человека, религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы.
Это миросозерцание было номиналистическим в отношении ко всем
историческим организмам: национальным, государственным, церковным — и реалистическим лишь в отношении к социальному
человеку и социальным классам.
Ведь последовательно проведенная точка зрения блага
людей ведет к отрицанию смысла истории и
исторических ценностей, так как ценности
исторические предполагают жертву людским благам и людскими поколениями во имя того, что выше блага и счастья
людей и их эмпирической жизни.
Старые славянофильские идеалы были прежде всего идеалами частной, семейной, бытовой жизни русского
человека, которому не давали выйти в ширь
исторического существования, который не созрел еще для такого существования [Я не касаюсь здесь церковных идей Хомякова, которые очень глубоки и сохраняют свое непреходящее значение.].
Самый любящий, добрый, сердечный
человек может безбоязненно принимать муку свершающейся истории, жестокость
исторической борьбы.
Идея демократии была осознана и формулирована в такую
историческую эпоху, когда религиозное и философское сознание передовых слоев европейского человечества было выброшено на поверхность и оторвано от глубины, от духовных истоков
человека.
Исторический час жизни России требует, чтобы русский
человек раскрыл свою человеческую духовную активность.
Поистине всякий
человек есть конкретный
человек,
человек исторический, национальный, принадлежащий к тому или иному типу культуры, а не отвлеченная машина, подсчитывающая свои блага и несчастья.
Наши максималисты в революционные годы тоже были старыми, не возрожденными
людьми, плохим человеческим материалом для дела освобождения, — клетки их душ были не подготовлены для выполнения
исторической задачи.
Более углубленный, более религиозный взгляд на
человека ведет к открытию в нем, в его глубине всего
исторического, мирового, всех сверхличных ценностей.
Если под революцией понимать совершаемые в известный
исторический день насилия, убийства, кровопролития, если понимать под ней отмену всех свобод, концентрационные лагеря и пр., то желать революции нельзя и нельзя ждать от нее явления нового
человека, можно только при известных условиях видеть в ней роковую необходимость и желать ее смягчения.
Исторические пути человечества, исполненные противоречий, заключают в себе большие опасности, возможности срыва вниз и отбрасывания назад, к инстинктам звериным, но их нужно мужественно пройти, охраняя высший образ
человека.
Человек в своей
исторической судьбе проходит не только через радикальные изменения социальной жизни, которые должны создать новую структуру общества, но и через радикальное изменение отношения к жизни космической.
Все
историческое и мировое в
человеке принимает форму глубоко индивидуальных инстинктов, индивидуальной любви к своей национальности, к национальному типу культуры, к конкретным
историческим задачам.
Социальная утопия всегда заключает в себе ложь, и вместе с тем
человек в своей
исторической судьбе не может обойтись без социальных утопий, они являются движущей силой.
Через
исторический склад русской государственности сами русские пространства ограничивали всякую ответственную самодеятельность и творческую активность русского
человека.
Всякий чуткий
человек, не доктринер, понимает, что нынешний
исторический день в России выдвигает в политике на первый план задачи управления, организации ответственной власти, а не задачи чисто законодательного творчества и реформ.
Они знают, что война есть великое зло и кара за грехи человечества, но они видят смысл мировых событий и вступают в новый
исторический период без того чувства уныния и отброшенности, которое ощущают
люди первого типа, ни в чем не прозревающие внутреннего смысла.
Частнообщественное, гуманистическое миросозерцание расслабляет
человека, отнимает у него ту глубину, в которой он всегда связан со всем «
историческим», сверхличным, всемирным, делает его отвлеченно-пустым
человеком.
Но в отношении к жизни русской интеллигенции, да и вообще русских
людей есть как бы преобладание женственного, господства чувства женственного сострадания, женственных «частных» оценок, женственного отвращения к истории, к жестокости и суровости всего
исторического, к холоду и огню восходящего ввысь духа.
И в этом русский интеллигент, оторванный от родной почвы, остается характерно-русским
человеком, никогда не имевшим вкуса к истории, к
исторической мысли и к
историческому драматизму.
Я не думаю, чтоб
люди всегда были здесь таковы; западный
человек не в нормальном состоянии — он линяет. Неудачные революции взошли внутрь, ни одна не переменила его, каждая оставила след и сбила понятия, а
исторический вал естественным чередом выплеснул на главную сцену тинистый слой мещан, покрывший собою ископаемый класс аристократий и затопивший народные всходы. Мещанство несовместно с нашим характером — и слава богу!
Действительно,
человеку бывает подчас пусто, сиротливо между безличными всеобщностями,
историческими стихиями и образами будущего, проходящими по их поверхности, как облачные тени.
«Былое и думы» не
историческая монография, а отражение истории в
человеке, случайно попавшемся на ее дороге.
В Вильне был в то время начальником, со стороны победоносного неприятеля, тот знаменитый ренегат Муравьев, который обессмертил себя
историческим изречением, что «он принадлежит не к тем Муравьевым, которых вешают, а к тем, которые вешают». Для узкого мстительного взгляда Николая
люди раздражительного властолюбия и грубой беспощадности были всего пригоднее, по крайней мере всего симпатичнее.
Так как мне пришлось жить в эпоху
исторических катастроф и порожденных ими ужасов жизни, то я был свидетелем больших изменений и трансформаций
людей.
Путь
исторического величия и могущества есть путь объективации, путь выбрасывания
человека во вне и самопорабощения.
Я сравнительно редко встречал
людей, сознание которых стояло бы на высоте эпохи и
исторических событий.
Люди очень легко объявляют наступление конца мира на том основании, что переживает агонию и кончается
историческая эпоха, с которой они связаны своими чувствами, привязанностями и интересами.
Меня отделяло от
людей, которые считали себя вполне ортодоксальными, то, что
историческое откровение было для меня вторичным по сравнению с откровением духовным.
Историческое откровение есть лишь символизация мистерии духа, и оно всегда ограничено состоянием сознания
людей и социальной средой.
Я принадлежу к
людям, которые взбунтовались против
исторического процесса, потому что он убивает личность, не замечает личности и не для личности происходит.
Динамизм
исторических катастроф даже предварял собой эпоху реакционную в отношении к подлинному творчеству
человека, ибо она враждебна
человеку и истребительна для свободы духа.
Закона необходимого
исторического прогресса нет, это противоречит свободе
человека и предполагает ложную объективную телеологию.
И когда я теперь вспоминаю эту характерную, не похожую на всех других
людей, едва промелькнувшую передо мной фигуру, то впечатление у меня такое, как будто это — само
историческое прошлое Польши, родины моей матери, своеобразное, крепкое, по — своему красивое, уходит в какую-то таинственную дверь мира в то самое время, когда я открываю для себя другую дверь, провожая его ясным и зорким детским, взглядом…
Нигилисты были
людьми, соблазнившимися
историческим христианством и
исторической духовностью.
Значительно позже В. Розанов, когда он принадлежал еще к славянофильскому консервативному лагерю, говорит с возмущением, что
человек превращен в средство
исторического процесса, и спрашивает, когда же
человек появится как цель [См.: В. Розанов.
Активность
человека может изменить отношения
людей, изменить экономику, которая есть лишь
историческое образование, по существу преходящее.
Антропология же
исторического христианства учит о
человеке почти исключительно, как о грешнике, которого нужно научить спасению.
На почве
исторического православия, в котором преобладал монашески-аскетический дух, не была и не могла быть достаточно раскрыта тема о
человеке.
В
историческом православии христианская истина о
человеке оставалась как бы в потенциальном состоянии.
Преодоление католического обожествления папы и гуманистического обожествления
человека на Западе, раскрытие творческой религиозной активности, потенциально заложенной в восточном православии, должно повести к подлинному θέωσις’у в
исторической жизни человечества.
В
исторической судьбе человечества неизменно сопутствует ему Промысел Божий; в истории есть сфера перекрещивающегося соединения человечества с Божеством, есть мистическая церковь, в которой восстанавливается человечество в своей свободе и достоинстве, которая предупреждает окончательную гибель
человека, поддерживает его в минуты ужаса и переходящего все границы страдания.