Неточные совпадения
Источник, из которого вышла эта тревога, уже замутился; начала, во имя которых возникла
борьба, стушевались; остается
борьба для
борьбы,
искусство для
искусства, изобретающее дыбу, хождение по спицам и т. д.
— А им очень нужно ваше
искусство и его условия. Вы говорите, что пришлось бы допустить побои на сцене, что ж, если таково дело, так и допускайте. Только если увидят, что актер не больно бьет, так расхохочутся, А о борьбе-то не беспокойтесь;
борьба есть, только рассказать мы про ту
борьбу не сумеем.
— Невинные восторги первого авторства погибают в неравной
борьбе с томящей жаждой получить первый гонорар, — резюмировал Пепко мое настроение: — тут тебе и святое
искусство, и служение истине, добру и красоте, и призвание, и лучшие идеи века, и вклад во всемирную сокровищницу своей скромной лепты вдовицы, и тут же душевный вопль: «Подайте мне мой двугривенный!» Я уверен, что литература упала, — это факт, не требующий доказательств, — от двух причин: перевелись на белом свете меценаты, которые авторам давали случаи понюхать, чем пахнет жареное, а с другой — авторы нынешние не нюхают табака.
Более получаса прошло в этой
борьбе искусства и ловкости с силою; наконец полуизмученный Вихрь, соскучив бесноваться на одном месте, пустился стрелою вдоль улицы и, проскакав с версту, круто повернул назад...
— Тон и манера у тебя таковы, как будто ты жертва. Это мне не нравится, друг мой. Сама ты виновата. Вспомни, ты начала с того, что рассердилась на людей и на порядки, но ничего не сделала, чтобы те и другие стали лучше. Ты не боролась со злом, а утомилась, и ты жертва не
борьбы, а своего бессилия. Ну, конечно, тогда ты была молода, неопытна, теперь же все может пойти иначе. Право, поступай! Будешь ты трудиться, служить святому
искусству…
Г-н Устрялов полагает, что «главною виною нерешительности Петра в этом случае было намерение его прежде всего изучить военное
искусство во всех видах его, чтобы тем надежнее вступить с врагами в
борьбу на море и на суше» (том II, стр. 190).
Произведение
искусства — создание жизненного процесса, создание живого человека, который произвел дело не без тяжелой
борьбы, и на произведении отражается тяжелый, грубый след
борьбы производства.
Предположим, что в произведении
искусства развивается мысль: «временное уклонение от прямого пути не погубит сильной натуры», или: «одна крайность вызывает другую»; или изображается распадение человека с самим собою; или, если угодно,
борьба страстей с высшими стремлениями (мы указываем различные основные идеи, которые видели в «Фаусте»), — разве не представляются в действительной жизни случаи, в которых развивается то же самое положение?
Одним словом, если красота в действительности развивается в
борьбе с другими стремлениями природы, то и в
искусстве красота развивается также в
борьбе с другими стремлениями и потребностями человека, ее создающего; если в действительности эта
борьба портит или губит красоту, то едва ли менее шансов, что она испортит или погубит ее в произведении
искусства; если в действительности прекрасное развивается под влияниями, ему чуждыми, не допускающими его быть только прекрасным, то и создание художника или поэта развивается множеством различных стремлений, результат которых должен быть таков же.
Чацкий рвется к «свободной жизни», «к занятиям» наукой и
искусством и требует «службы делу, а не лицам» и т.д. На чьей стороне победа? Комедия дает Чацкому только «мильон терзаний » и оставляет, по-видимому, в том же положении Фамусова и его братию, в каком они были, ничего не говоря о последствиях
борьбы.
Едва только кончилась беспримерная в летописях мира
борьба, в которой русская доблесть и верность стояла против соединенных усилий могущественных держав Запада, вспомоществуемых наукою,
искусством, богатством средств, опытностию на морях и всею их военного и гражданскою организацией, — едва кончилась эта внешняя
борьба под русскою Троею — Севастополем, как началась новая
борьба — внутренняя — с пороками и злоупотреблениями, скрывавшимися доселе под покровом тайны в стенах канцелярий и во мраке судейских архивов.
Захар (быстро ходит). Ну, да… отчасти так, конечно! Николай Васильевич говорит: не
борьба классов, а
борьба рас — белой и черной!.. Это, разумеется, грубо, это натяжка… но если подумать, что мы, культурные люди, мы создали науки,
искусства и прочее… Равенство… физиологическое равенство… гм… Хорошо. Но сначала — будьте людьми, приобщитесь культуре… потом будем говорить о равенстве!..
Искусство действенных заклинаний — всем нужное, всенародное
искусство; это полезное первобытное
искусство дает человеку средства для
борьбы за существование.
Борьба переносится в отражения, в фиктивную сферу религии, философии, морали,
искусства, в сферу идеологии.
Остроту мы чувствуем в возникающих революционных течениях, в первых столкновениях романтизма с классицизмом, в новых течениях в
искусстве, в новых освободительных моральных идеях, в возникающих школах, в
борьбе за духовную реформацию.
Она начала говорить, как ей всегда была противна эта грязная, вонючая Москва, где нельзя дышать, где нет ни простора, ни воздуха, ни общества, ни тротуаров, ни
искусства, ни умных людей, где не «стоит» что-нибудь заводить, к чему-нибудь стремиться, вести какую-нибудь
борьбу.
В дальнейшем движение оторвалось от связи с разными формами марксизма и превратилось в
борьбу за самостоятельность духовных ценностей в познании,
искусстве, моральной и религиозной жизни.
Идеология, которая есть лишь надстройка, религиозные верования, философские теории, моральные оценки, творчество в
искусстве — иллюзорно отражают в сознании действительность, которая есть прежде всего действительность экономическая, т. е. коллективная
борьба человека с природой для поддержания жизни, подобно тому как у Фрейда есть прежде всего сексуальная действительность.
Но
борьба их не вытекает из естественного хода событий и из характеров лиц, а совершенно произвольно устанавливается автором и потому не может производить на читателя той иллюзии, которая составляет главное условие
искусства.
Об
искусстве говорят так, как мы говорим о
борьбе.
«Перестаньте, стыдитесь, — заговорил опять голос Петрова. — Какое право имеете вы обвинять его? Разве вы жили его жизнью? Испытывали его восторги? („Правда, правда!“ — шептал Альберт.)
Искусство есть высочайшее проявление могущества в человеке. Оно дается редким избранным и поднимает избранника на такую высоту, на которой голова кружится и трудно удержаться здравым. В
искусстве, как во всякой
борьбе, есть герои, отдавшиеся все своему служению и гибнувшие, не достигнув цели».
История философского самосознания и есть арена
борьбы двух устремлений человеческого духа — к свободе и к необходимости, к творчеству и к приспособлению, к
искусству выходить за пределы данного мира и к науке согласовать себя с данным миром.
— Он есть, — уклончиво отвечал он. — Ваш же путь, путь труда, самообразования,
борьбы — химера. Он выдумка людей, сидящих в роскошных кабинетах и проедающих наследственные капиталы, нажитые их отцами и дедами более реальным путем, ничуть не похожим на рекомендуемые фантазерами-внуками, этими сибаритами в жизни, науке и
искусстве.
Нельзя не приветствовать его
борьбы против модернизма, враждующего с духом вечности в
искусстве.
Фехтовальщик, требовавший
борьбы по правилам
искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить всё по правилам фехтования, — историки, которые писали об этом событии.