Неточные совпадения
— Я нахожу, что ты прав отчасти. Разногласие наше заключается в том, что ты ставишь двигателем личный
интерес, а я полагаю, что
интерес общего блага должен быть у всякого
человека, стоящего на известной степени образования. Может быть, ты и прав, что желательнее была бы заинтересованная материально деятельность. Вообще ты натура слишком ргіmesautière, [импульсивная,] как говорят Французы; ты хочешь страстной, энергической деятельности или ничего.
В полку не только любили Вронского, но его уважали и гордились им, гордились тем, что этот
человек, огромно-богатый, с прекрасным образованием и способностями, с открытою дорогой ко всякого рода успеху и честолюбия и тщеславия, пренебрегал этим всем и из всех жизненных
интересов ближе всего принимал к сердцу
интересы полка и товарищества.
Служба? Служба здесь тоже не была та упорная, безнадежная лямка, которую тянули в Москве; здесь был
интерес в службе. Встреча, услуга, меткое слово, уменье представлять в лицах разные штуки, — и
человек вдруг делал карьеру, как Брянцев, которого вчера встретил Степан Аркадьич и который был первый сановник теперь. Эта служба имела
интерес.
— По привычке, одно. Потом связи нужно поддержать. Нравственная обязанность в некотором роде. А потом, если правду сказать, есть свой
интерес. Зять желает баллотироваться в непременные члены; они
люди небогатые, и нужно провести его. Вот эти господа зачем ездят? — сказал он, указывая на того ядовитого господина, который говорил за губернским столом.
— Полноте, что вы! — воскликнул Самгин, уверенно чувствуя себя
человеком более значительным и сильным, чем гость его. — Я слушал с глубоким
интересом. И, говоря правду, мне очень приятно, лестно, что вы так…
Артистически насыщаясь, Тагильский болтал все торопливее, и Самгин не находил места, куда ткнуть свой ядовитый вопрос, да и сообщение о сотруднике газеты, понизив его злость, снова обострило тревожный
интерес к Тагильскому. Он чувствовал, что
человек этот все более сбивает его с толка.
Как всякий
человек, которому удалось избежать опасности, Самгин чувствовал себя возвышенно и дома, рассказывая Безбедову о налете, вводил в рассказ комические черточки, говорил о недостоверности показаний очевидцев и сам с большим
интересом слушал свой рассказ.
«Конечно, и смысл… уродлив, но тут важно, что
люди начали думать политически, расширился
интерес к жизни. Она, в свое время, корректирует ошибки…»
Но, чувствуя себя в состоянии самообороны и несколько торопясь с выводами из всего, что он слышал, Клим в неприятной ему «кутузовщине» уже находил ценное качество: «кутузовщина» очень упрощала жизнь, разделяя
людей на однообразные группы, строго ограниченные линиями вполне понятных
интересов.
«Кончу университет и должен буду служить
интересам этих быков. Женюсь на дочери одного из них, нарожу гимназистов, гимназисток, а они, через пятнадцать лет, не будут понимать меня. Потом — растолстею и, может быть, тоже буду высмеивать любознательных
людей. Старость. Болезни. И — умру, чувствуя себя Исааком, принесенным в жертву — какому богу?»
Но даже в том, как судорожно он застегивал и расстегивал пуговицы пиджака, была очевидна его лживость и тревога
человека, который не вполне уверен, что он действует сообразно со своими
интересами.
Затем он неожиданно подумал, что каждый из
людей в вагоне, в поезде, в мире замкнут в клетку хозяйственных, в сущности — животных
интересов; каждому из них сквозь прутья клетки мир виден правильно разлинованным, и, когда какая-нибудь сила извне погнет линии прутьев, — мир воспринимается искаженным. И отсюда драма. Но это была чужая мысль: «Чижи в клетках», — вспомнились слова Марины, стало неприятно, что о клетках выдумал не сам он.
К нему можно было ходить и не ходить; он не возбуждал ни симпатии, ни антипатии, тогда как
люди из флигеля вызывали тревожный
интерес вместе со смутной неприязнью к ним.
Но и пение ненадолго прекратило ворчливый ропот
людей, давно знакомых Самгину, —
людей, которых он считал глуповатыми и чуждыми вопросов политики. Странно было слышать и не верилось, что эти анекдотические
люди, погруженные в свои мелкие
интересы, вдруг расширили их и вот уже говорят о договоре с Германией, о кабале бюрократов, пожалуй, более резко, чем газеты, потому что говорят просто.
— Все очень просто, друг мой: мы — интересны друг другу и поэтому нужны. В нашем возрасте
интерес к
человеку следует ценить. Ой, да — уходи же!
«Власть
человека, власть единицы — это дано навсегда. В конце концов, миром все-таки двигают единицы. Массы пошли истреблять одна другую в
интересах именно единиц. Таков мир. “Так было — так будет”».
— Ты представь себя при социализме, Борис, — что ты будешь делать, ты? — говорил студент. — Пойми:
человек не способен действовать иначе, как руководясь
интересами своего я.
— Согласитесь, что не в наших
интересах раздражать молодежь, да и вообще интеллигентный
человек — дорог нам. Революционеры смотрят иначе: для них
человек — ничто, если он не член партии.
«Баран, — думал Самгин, вспоминая слова Тагильского о
людях, которые предают
интересы своего класса. — Чего ради?» — спрашивал он себя в сотый раз.
Бальзаминова. Ты лучше, Гавриловна, и не говори! я тебе в этом верить не могу. Мы
люди бедные, какой тебе
интерес?
— Матушка! кабак! кабак! Кто говорит кабак? Это храм мудрости и добродетели. Я честный
человек, матушка: да или нет? Ты только изреки — честный я или нет? Обманул я, уязвил, налгал, наклеветал, насплетничал на ближнего? изрыгал хулу, злобу? Николи! — гордо произнес он, стараясь выпрямиться. — Нарушил ли присягу в верности царю и отечеству? производил поборы, извращал смысл закона, посягал на
интерес казны? Николи! Мухи не обидел, матушка: безвреден, яко червь пресмыкающийся…
Возделанные поля, чистота хижин, сады, груды плодов и овощей, глубокий мир между
людьми — все свидетельствовало, что жизнь доведена трудом до крайней степени материального благосостояния; что самые заботы, страсти,
интересы не выходят из круга немногих житейских потребностей; что область ума и духа цепенеет еще в сладком, младенческом сне, как в первобытных языческих пастушеских царствах; что жизнь эта дошла до того рубежа, где начинается царство духа, и не пошла далее…
«Да, совсем новый, другой, новый мир», думал Нехлюдов, глядя на эти сухие, мускулистые члены, грубые домодельные одежды и загорелые, ласковые и измученные лица и чувствуя себя со всех сторон окруженным совсем новыми
людьми с их серьезными
интересами, радостями и страданиями настоящей трудовой и человеческой жизни.
Один, первый разряд —
люди совершенно невинные, жертвы судебных ошибок, как мнимый поджигатель Меньшов, как Маслова и др.
Людей этого разряда было не очень много, по наблюдениям священника — около семи процентов, но положение этих
людей вызывало особенный
интерес.
— Право собственности прирожденно
человеку. Без права собственности не будет никакого
интереса в обработке земли. Уничтожьте право собственности, и мы вернемся к дикому состоянию, — авторитетно произнес Игнатий Никифорович, повторяя тот обычный аргумент в пользу права земельной собственности, который считается неопровержимым и состоит в том, что жадность к земельной собственности есть признак ее необходимости.
Жажда наживы согнала сюда
людей со всех сторон, и эта разноязычная и разноплеменная толпа отлично умела понять взаимные
интересы, нужды и потребности.
Но декларация прав
человека и гражданина на практике, в демократических революциях, в массовых общественных движениях очень мало проводилась в жизнь и вытеснялась утилитарно-общественными
интересами.
Человек часто не только эгоистически защищает
интересы, но бескорыстно их защищает.
Объективация страстей,
интересов, ненависти
людей и групп может принять форму коллектива.
Признание высшим благом счастья, благополучия, безболезненного состояния
людей, прямых
интересов данного поколения должно привести к застою, к боязни творческого движения и истории.
Можно было бы сказать, что в корыстном
интересе таится безумие,
людьми управляют не столько рассудительные
интересы, сколько страсти.
Наибольшую трудность для общения мысли создает то, что марксизм не хочет видеть за классом
человека, он хочет увидать за каждой мыслью и оценкой
человека класс с его классовыми
интересами.
Но в действительности глубоко «буржуазны» эти частные социальные мировоззрения, выбрасывающие
человека на поверхность и замыкающие его в его
интересах, в его перспективах благополучия и «частного» земного рая.
Чем ближе я присматривался к этому
человеку, тем больше он мне нравился. С каждым днем я открывал в нем новые достоинства. Раньше я думал, что эгоизм особенно свойствен дикому
человеку, а чувство гуманности, человеколюбия и внимания к чужому
интересу присуще только европейцам. Не ошибся ли я? Под эти мысли я опять задремал и проспал до утра.
Отчего же у
людей, живущих в городах, это хорошее чувство, это внимание к чужим
интересам заглохло, а оно, несомненно, было ранее.
Если наши
интересы не связаны с поступками
человека, его поступки, в сущности, очень мало занимают нас, когда мы
люди серьезные, исключая двух случаев, которые, впрочем, кажутся исключениями из правила только
людям, привыкшим понимать слово «
интерес» в слишком узком смысле обыденного расчета.
Жизнь
человека необеспеченного имеет свои прозаические
интересы, о них-то Лопухов и размышлял.
Когда Марья Алексевна опомнилась у ворот Пажеского корпуса, постигла, что дочь действительно исчезла, вышла замуж и ушла от нее, этот факт явился ее сознанию в форме следующего мысленного восклицания: «обокрала!» И всю дорогу она продолжала восклицать мысленно, а иногда и вслух: «обокрала!» Поэтому, задержавшись лишь на несколько минут сообщением скорби своей Феде и Матрене по человеческой слабости, — всякий
человек увлекается выражением чувств до того, что забывает в порыве души житейские
интересы минуты, — Марья Алексевна пробежала в комнату Верочки, бросилась в ящики туалета, в гардероб, окинула все торопливым взглядом, — нет, кажется, все цело! — и потом принялась поверять это успокоительное впечатление подробным пересмотром.
Первый случай — если поступки эти занимательны для нас с теоретической стороны, как психологические явления, объясняющие натуру
человека, то есть, если мы имеем в них умственный
интерес; другой случай — если, судьба
человека зависит от нас, тут мы были бы виноваты перед собою, при невнимательности к его поступкам, то есть, если мы имеем в них
интерес совести.
Люди веры — они ненавидят анализ и сумнения;
люди заговоров — они все делают сообща и из всего делают
интерес партии.
Без близких
людей он жить не мог (новое доказательство, что около не было близких
интересов).
Артистический период оставляет на дне души одну страсть — жажду денег, и ей жертвуется вся будущая жизнь, других
интересов нет; практические
люди эти смеются над общими вопросами, презирают женщин (следствие многочисленных побед над побежденными по ремеслу).
Что же коснулось этих
людей, чье дыхание пересоздало их? Ни мысли, ни заботы о своем общественном положении, о своей личной выгоде, об обеспечении; вся жизнь, все усилия устремлены к общему без всяких личных выгод; одни забывают свое богатство, другие — свою бедность и идут, не останавливаясь, к разрешению теоретических вопросов.
Интерес истины,
интерес науки,
интерес искусства, humanitas [гуманизм (лат.).] — поглощает все.
Все
люди дельные и живые перешли на сторону Белинского, только упорные формалисты и педанты отдалились; одни из них дошли до того немецкого самоубийства наукой, схоластической и мертвой, что потеряли всякий жизненный
интерес и сами потерялись без вести.
Промежуточная среда эта, настоящая николаевская Русь, была бесцветна и пошла — без екатерининской оригинальности, без отваги и удали
людей 1812 года, без наших стремлений и
интересов.
…Круг молодых
людей — составившийся около Огарева, не был наш прежний круг. Только двое из старых друзей, кроме нас, были налицо. Тон,
интересы, занятия — все изменилось. Друзья Станкевича были на первом плане; Бакунин и Белинский стояли в их главе, каждый с томом Гегелевой философии в руках и с юношеской нетерпимостью, без которой нет кровных, страстных убеждений.
Людей, сосланных на житье «за мнения» в дальние города, несколько боятся, но никак не смешивают с обыкновенными смертными. «Опасные
люди» имеют тот
интерес для провинции, который имеют известные Ловласы для женщин и куртизаны для мужчин. Опасных
людей гораздо больше избегают петербургские чиновники и московские тузы, чем провинциальные жители. Особенно сибиряки.
В аудитории, в церкви, в клубе одинаковость стремлений,
интересов идет вперед, во имя их
люди встречаются там, стоит продолжать развитие.
Собрания эти, большей частию филантропические и религиозные, с одной стороны, служат развлечением, а с другой — примиряют христианскую совесть
людей, преданных светским
интересам.
В Лондоне не было ни одного близкого мне
человека. Были
люди, которых я уважал, которые уважали меня, но близкого никого. Все подходившие, отходившие, встречавшиеся занимались одними общими
интересами, делами всего человечества, по крайней мере делами целого народа; знакомства их были, так сказать, безличные. Месяцы проходили, и ни одного слова о том, о чем хотелось поговорить.