Неточные совпадения
Только и было сказано
между ними слов; но нехорошие это были слова. На другой же день бригадир прислал к Дмитрию Прокофьеву на постой двух инвалидов, наказав им при этом действовать «с утеснением». Сам же, надев вицмундир,
пошел в
ряды и, дабы постепенно приучить себя к строгости, с азартом кричал на торговцев...
Сказав это, он взвалил себе на спину мешки, стащил, проходя мимо одного воза, еще один мешок с просом, взял даже в руки те хлеба, которые хотел было отдать нести татарке, и, несколько понагнувшись под тяжестью,
шел отважно
между рядами спавших запорожцев.
Пока «Секрет»
шел руслом реки, Грэй стоял у штурвала, не доверяя руля матросу — он боялся мели. Пантен сидел
рядом, в новой суконной паре, в новой блестящей фуражке, бритый и смиренно надутый. Он по-прежнему не чувствовал никакой связи
между алым убранством и прямой целью Грэя.
Между прочим, я встретил целый
ряд носильщиков: каждый нес по два больших ящика с чаем. Я следил за ними. Они
шли от реки: там с лодок брали ящики и несли в купеческие домы, оставляя за собой дорожку чая, как у нас, таская кули, оставляют дорожку муки. Местный колорит! В амбарах ящики эти упаковываются окончательно, герметически, и
идут на американские клипперы или английские суда.
— Да, — сказал он вдруг. — Меня часто занимает мысль, что вот мы
идем вместе,
рядом с ними, — с кем с «ними»? С теми самыми людьми, за которых мы и
идем. А
между тем мы не только не знаем, но и не хотим знать их. А они, хуже этого, ненавидят нас и считают своими врагами. Вот это ужасно.
После Кумуху в последовательном порядке
идет опять
ряд мелких горных речек с удэгейскими названиями: Сюэн (по-русски Сваин, на картах — река Бабкова), потом Омосо, Илянту и Яктыга. В истоках Омосо есть гора с голой вершиной, которая поэтому и названа Голой. Другая гора, Высокая, находится недалеко от моря,
между реками Омосо и Илянту. Участок берега моря от реки Кумуху к северу до мыса Сосунова занят выходами гранитов, гнейсов и сиенитов.
Маленькая тропка повела нас в тайгу. Мы
шли по ней долго и почти не говорили
между собой. Километра через полтора справа от дорожки я увидел костер и около него три фигуры. В одной из них я узнал полицейского пристава. Двое рабочих копали могилу, а
рядом с нею на земле лежало чье-то тело, покрытое рогожей. По знакомой мне обуви на ногах я узнал покойника.
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего господина, слушал повесть о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и бежал от него; как на пятый день, уже собираясь уехать, он в последний раз
пошел по
рядам телег и вдруг увидал,
между тремя другими лошадьми, привязанного к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
А
между тем слова старика открывали перед молодым существом иной мир, иначе симпатичный, нежели тот, в котором сама религия делалась чем-то кухонным, сводилась на соблюдение постов да на хождение ночью в церковь, где изуверство, развитое страхом,
шло рядом с обманом, где все было ограничено, поддельно, условно и жало душу своей узкостью.
Они становятся впереди гостей, а вслед за ними
идут пары: сначала — родители жениха и становятся по правую руку от жениха, потом — родители невесты подходят к ним и становятся
рядом с невестой, предварительно расцеловавшись с детьми и
между собой.
А
между тем тут же,
рядом, только за стеною,
идет другая жизнь, светлая, опрятная, образованная…
— Не воровать в наше время нельзя, — разглагольствовал
между тем Глумов, — потому что не воровать — это значит не
идти рядом с веком.
Это до такой степени въелось в нравы, что никто даже не замечает, что тут кроется самое дурацкое противоречие, что правда жизни является
рядом с правдою лицемерия и обе
идут рука об руку, до того перепутываясь
между собой, что становится затруднительным сказать, которая из этих двух правд имеет более прав на признание.
— «Поля»! «Поля»! — раздался шепот и громче других голос Горбунова, занявшего свое место в первом
ряду,
между Г. Н. Федотовой и небрежно одетым маленьким человечком с русой бороденкой, спокойно дремавшим под гул аплодисментов. Это был драматург М. В. Кирилов-Корнеев, автор массы комедий, переводных и переделанных, которые чуть не ежедневно
шли и в Малом, и в Кружке, и по всей провинции и давали ему большой заработок.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет
между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину
между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут
идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она
идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она
идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Послышался тревожный стук капельмейстерской палочки, и первые такты марша понеслись по цирку веселыми, возбуждающими, медными звуками. Кто-то быстро распахнул занавес, кто-то хлопнул Арбузова по плечу и отрывисто скомандовал ему: «Allez!» Плечо о плечо, ступая с тяжелой, самоуверенной грацией, по-прежнему не глядя друг на друга, борцы
пошли между двух
рядов выстроившихся артистов и, дойдя до средины арены, разошлись в разные стороны.
Между стволов и ветвей просвечивали багровые пятна горизонта, и на его ярком фоне деревья казались ещё более мрачными, истощёнными. По аллее, уходившей от террасы в сумрачную даль, медленно двигались густые тени, и с каждой минутой росла тишина, навевая какие-то смутные фантазии. Воображение, поддаваясь чарам вечера, рисовало из теней силуэт одной знакомой женщины и его самого
рядом с ней. Они молча
шли вдоль по аллее туда, вдаль, она прижималась к нему, и он чувствовал теплоту её тела.
Идут,
идут! Народ
Волнуется! Вот уж несут хоругви!
А вот попы с иконами, с крестами!
Вот патриарх! Вот стольники! Бояре!
Вот стряпчие царевы! Вот он сам!
В венце и в бармах, в золотой одежде,
С державою и скипетром в руках!
Как он
идет! Все пали на колени —
Между рядов безмолвных он проходит
Ко Красному крыльцу — остановился —
Столпились все — он говорит к народу…
Землемер шагает молча и понуро. Николай Николаевич старается
идти рядом с ним, но так как он путается
между деревьями и спотыкается, то ему часто приходится догонять своего спутника вприпрыжку. В то же время, несмотря на одышку, он говорит громко и горячо, с оживленными жестами и с неожиданными выкриками, от которых
идет гул по заснувшему лесу.
Они вышли из сада, и мельник, спросив, куда надо
идти, крикнул извозчика. Подпрыгивая по неровной мостовой, пролётка с дребезгом покатилась
между двумя
рядами домов. Было ещё не поздно. Из окон на улицу лился свет ламп и звуки голосов. Проезжая мимо одного маленького белого дома за палисадником, Тихон Павлович услыхал раскаты басистого смеха, которому вторил смех женщины, звонкий и задушевный.
Пошли в келарню игумен, братия, служебницы, работные трудники и гости. Войдя в трапезу, все разом положили уставные поклоны перед иконами и сели по местам. Патапа Максимыча игумен посадил на почетное место,
рядом с собой.
Между соборными старцами уселись Стуколов и Дюков. За особым столом с бельцами и трудниками сели работники Патапа Максимыча.
Драться я не могу в этой обстановке, решительно не могу, я бы, может быть, был герой: дайте мне полк, золотые эполеты, трубачей, а
идти рядом с каким-то диким Антоном Бондаренко и так далее и думать, что
между мной и им нет никакой разницы, что меня убьют или его убьют — все равно, эта мысль убивает меня.
На полпути лесом расплылась глинистая разъезженная дорога. Глубокие колеи
шли по нескольку в
ряд. Справа и слева вились тропки
между порослями рябины и орешника.
Я стою в середине,
между двумя центральными упорами сводов, и поглядываю через головы вперед и влево. Служба
идет в правом приделе, а перед левым двумя
рядами стоят пансионерки Конопацких. Вижу сбоку фигуру Екатерины Матвеевны, и вот — характерная рыжая коса Кати под котиковою шапочкой… Здесь! Сразу все вокруг становится значительным и прекрасным. Я слежу, как она крестится и кланяется, как шепчется с соседкой-подругой. Какая стройная, как выделяется своим изяществом из всех пансионерок!
Оказывалось, на нас
шли не смешные толпы презренных «макаков», — на нас наступали стройные
ряды грозных воинов, безумно храбрых, охваченных великим душевным подъемом. Их выдержка и организованность внушали изумление. В промежутках
между извещениями о крупных успехах японцев телеграммы сообщали о лихих разведках сотника X. или поручика У., молодецки переколовших японскую заставу в десять человек. Но впечатление не уравновешивалось. Доверие падало.
Она выскочила на тротуар, запахиваясь в свою меховую ротонду, и быстрым, молодым шагом
пошла по сеням,
между двух
рядов вешалок, отдала ротонду этажом выше и стала медленнее подниматься по лестницам, с одной площадки до другой.
Сад был покрыт дерном, а
между роскошными
рядами прекрасных березок
шли дорожки, усеянные песком.
Она поняла всё то, что́ ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и
пошла рядом с Соней впереди матери
между цветами по освещенной лестнице.