Неточные совпадения
Прыщ смотрел на это благополучие и радовался. Да и нельзя было не радоваться ему, потому что всеобщее изобилие отразилось и на нем. Амбары его ломились от приношений, делаемых в натуре; сундуки не вмещали серебра и
золота, а ассигнации просто валялись по
полу.
Золотое сияние на красном фоне иконостаса, и золоченая резьба икон, и серебро паникадил и подсвечников, и плиты
пола, и коврики, и хоругви вверху у клиросов, и ступеньки амвона, и старые почерневшие книги, и подрясники, и стихари — всё было залито светом.
Он начал с большим вниманием глядеть на нее в церкви, старался заговаривать с нею. Сначала она его дичилась и однажды, перед вечером, встретив его на узкой тропинке, проложенной пешеходами через ржаное
поле, зашла в высокую, густую рожь, поросшую полынью и васильками, чтобы только не попасться ему на глаза. Он увидал ее головку сквозь
золотую сетку колосьев, откуда она высматривала, как зверок, и ласково крикнул ей...
Блестела
золотая парча, как ржаное
поле в июльский вечер на закате солнца; полосы глазета напоминали о голубоватом снеге лунных ночей зимы, разноцветные материи — осеннюю расцветку лесов; поэтические сравнения эти явились у Клима после того, как он побывал в отделе живописи, где «объясняющий господин», лобастый, длинноволосый и тощий, с развинченным телом, восторженно рассказывая публике о пейзаже Нестерова, Левитана, назвал Русь парчовой, ситцевой и наконец — «чудесно вышитой по бархату земному шелками разноцветными рукою величайшего из художников — божьей рукой».
— Я знаю их, — угрожающе заявил рыженький подпоручик Алябьев, постукивая палкой в
пол, беленький крестик блестел на его рубахе защитного цвета, блестели новенькие погоны,
золотые зубы, пряжка ремня, он весь был как бы пронизан блеском разных металлов, и даже голос его звучал металлически. Он встал, тяжело опираясь на палку, и, приведя в порядок медные, длинные усы, продолжал обвинительно: — Это — рабочие с Выборгской стороны, там все большевики, будь они прокляты!
За магазином, в небольшой комнатке горели две лампы, наполняя ее розоватым сумраком; толстый ковер лежал на
полу, стены тоже были завешаны коврами, высоко на стене — портрет в черной раме, украшенный серебряными листьями; в углу помещался широкий, изогнутый полукругом диван, пред ним на столе кипел самовар красной меди, мягко блестело стекло, фарфор. Казалось, что магазин, грубо сверкающий серебром и
золотом, — далеко отсюда.
Несмотря на длинные платья, в которые закутаны китаянки от горла до
полу, я случайно, при дуновении ветра, вдруг увидел хитрость. Женщины, с оливковым цветом лица и с черными, немного узкими глазами, одеваются больше в темные цвета. С прической а la chinoise и роскошной кучей черных волос, прикрепленной на затылке большой
золотой или серебряной булавкой, они не неприятны на вид.
На этом пламенно-золотом, необозримом
поле лежат целые миры волшебных городов, зданий, башен, чудовищ, зверей — все из облаков.
На арене ничего еще не было. Там ходил какой-то распорядитель из тагалов, в розовой кисейной рубашке, и собирал деньги на ставку и за пари. Я удивился, с какой небрежностью индийцы бросали пригоршни долларов, между которыми были и
золотые дублоны. Распорядитель раскладывал деньги по кучкам на
полу, на песке арены. На ней, в одном углу, на корточках сидели тагалы с петухами, которым предстояло драться.
На половине перегона лес кончился, и с боков открылись елани (
поля), показались
золотые кресты и куполы монастыря.
— Знаю, что острижете, — грубо проговорил Лепешкин, вынимая толстый бумажник. — Ведь у тебя голова-то, Иван Яковлич,
золотая, прямо сказать, кабы не дыра в ней… Не стоял бы ты на коленях перед мужиком, ежели бы этих своих глупостев с женским
полом не выкидывал. Да… Вот тебе деньги, и чтобы завтра они у меня на столе лежали. Вот тебе мой сказ, а векселей твоих даром не надо, — все равно на подтопку уйдут.
Сборная мебель, полинявшие драпировки, слишком старые ковры на
полу — все говорило о том, что он владел
золотой способностью создавать из ничего.
— Вижу я, будто стою я в
поле, а кругом рожь, такая высокая, спелая, как
золотая!..
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами
поле, развертываются сотни, тысячи цветов на кустарнике, опоясывающем
поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие
золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь,
золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
Вид был точно чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между зелеными берегами; в одном месте он горел багряным
золотом заката. Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и
поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее на высоте.
Царь Берендей сидит на
золотом стуле, расписывает красками один из столбов, у ног царя сидят на
полу два скомороха; несколько поодаль — слепые гусляры с гуслями, на переходах и у дверей стоят царские отроки.
— Вишь, чертова баба! — сказал дед, утирая голову
полою, — как опарила! как будто свинью перед Рождеством! Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в
золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! — сказал дед и открыл котел.
Серые стога сена и
золотые снопы хлеба станом располагаются в
поле и кочуют по его неизмеримости.
Потом стали толковать о каких-то «
золотых грамотах», которые появлялись нивесть откуда на дорогах, в
полях, на заборах, будто «от самого царя», и которым верили мужики, а паны не верили, мужики осмеливались, а паны боялись… Затем грянула поразительная история о «рогатом попе»…
Бешено звенела гитара, дробно стучали каблуки, на столе и в шкапу дребезжала посуда, а среди кухни огнем пылал Цыганок, реял коршуном, размахнув руки, точно крылья, незаметно передвигая ноги; гикнув, приседал на
пол и метался
золотым стрижом, освещая всё вокруг блеском шелка, а шелк, содрогаясь и струясь, словно горел и плавился.
Я выбежал в кухню; окно на двор сверкало, точно
золотое; по
полу текли-скользили желтые пятна; босой дядя Яков, обувая сапоги, прыгал на них, точно ему жгло подошвы, и кричал...
Да, так свежее и чище, перестали возиться темные, грязные тени, на
пол легли светло-голубые пятна,
золотые искры загорелись на стеклах окна.
Однажды осенью, когда жнива были уже закончены и над
полями, сверкая
золотыми нитками на солнце, лениво и томно носилось «бабье лето», Попельские всей семьей отправились к Ставрученкам.
— Балчуговские сами по себе: ведь у них площадь в пятьдесят квадратных верст. На сто лет хватит… Жирно будет, ежели бы им еще и Кедровскую дачу захватить: там четыреста тысяч десятин… А какие места: по Суходойке-реке, по Ипатихе, по Малиновке — везде
золото. Все россыпи от Каленой горы пошли, значит, в ней жилы объявляются… Там еще казенные разведки были под Маяковой сланью, на Филькиной гари, на Колпаковом
поле, у Кедрового ключика. Одним словом, Палестина необъятная…
В сущности, бабы были правы, потому что у Прокопия с Яшей действительно велись любовные тайные переговоры о вольном
золоте. У безответного зыковского зятя все сильнее въедалась в голову мысль о том, как бы уйти с фабрики на вольную работу. Он вынашивал свою мечту с упорством всех мягких натур и затаился даже от жены. Вся сцена закончилась тем, что мужики бежали с
поля битвы самым постыдным образом и как-то сами собой очутились в кабаке Ермошки.
В зале потолок изображал все небо: по синему
полю были насажены звезды из сусального
золота, а в средине
золотой треугольник с лучами.
Пассажирский поезд весело бежал с юга на север, пересекая
золотые хлебные
поля и прекрасные дубовые рощи, с грохотом проносясь по железным мостам над светлыми речками, оставляя после себя крутящиеся клубы дыма.
Это была ямочка, или, скорее сказать, лощинка среди двора, возле тетушкиного амбара; вероятно, тут было прежде какое-нибудь строение, потому что только тут и родились шампиньоны; у бабушки называлось это место «
золотой ямкой»; ее всякий день
поливала водой косая и глухая девка Груша.
Лучи закатывавшегося солнца лениво бродили по паркетному
полу рассеянной
золотой пылью, которая ярко вспыхивала на бронзовых бра, на ручках дверей и тонких
золотых багетах.
Лодка выехала в тихую, тайную водяную прогалинку. Кругом тесно обступил ее круглой зеленой стеной высокий и неподвижный камыш. Лодка была точно отрезана, укрыта от всего мира. Над ней с криком носились чайки, иногда так близко, почти касаясь крыльями Ромашова, что он чувствовал дуновение от их сильного
полета. Должно быть, здесь, где-нибудь в чаще тростника, у них были гнезда. Назанский лег на корму навзничь и долго глядел вверх на небо, где
золотые неподвижные облака уже окрашивались в розовый цвет.
С проникновенной и веселой ясностью он сразу увидел и бледную от зноя голубизну неба, и
золотой свет солнца, дрожавший в воздухе, и теплую зелень дальнего
поля, — точно он не замечал их раньше, — и вдруг почувствовал себя молодым, сильным, ловким, гордым от сознания, что и он принадлежит к этой стройной, неподвижной могучей массе людей, таинственно скованных одной незримой волей…
У одного в гербе была изображена, в червленом 10
поле, рука, держащая серебряную урну с надписью: не пролей!у другого — на серебряном
поле — рука, держащая
золотую урну с надписью: содержи в опрятности!Из чего дозволялось заключать, что оба происходят не от Рюрика.
Кругом шли турецкие диваны, обтянутые трипом; в углах стояли камины; на стенах, оклеенных под рытый бархат сбоями, висели в
золотых рамах масляные и не совсем скромного содержания картины;
пол был обтянут толстым зеленым сукном.
Санин зашел в нее, чтобы выпить стакан лимонаду; но в первой комнате, где, за скромным прилавком, на полках крашеного шкафа, напоминая аптеку, стояло несколько бутылок с
золотыми ярлыками и столько же стеклянных банок с сухарями, шоколадными лепешками и леденцами, — в этой комнате не было ни души; только серый кот жмурился и мурлыкал, перебирая лапками на высоком плетеном стуле возле окна, и, ярко рдея в косом луче вечернего солнца, большой клубок красной шерсти лежал на
полу рядом с опрокинутой корзинкой из резного дерева.
Злосчастные фараоны с завистью и с нетерпением следили за тем, как тщательно обряжались обер-офицеры перед выходом из стен училища в город; как заботливо стягивали они в талию новые прекрасные мундиры с
золотыми галунами, с красным вензелем на белом
поле.
Его ливрея до
полу и пышная пелерина — обе из пламенно-алого тяжелого сукна — были обшиты по бортам
золотыми галунами, застегнуты на
золотые пуговицы и затканы рядами черных двуглавых орлов.
Пол спальни был покрыт черным ковром с нашитыми на нем
золотыми как бы каплями или слезами.
Вот и мы трое идем на рассвете по зелено-серебряному росному
полю; слева от нас, за Окою, над рыжими боками Дятловых гор, над белым Нижним Новгородом, в холмах зеленых садов, в
золотых главах церквей, встает не торопясь русское ленивенькое солнце. Тихий ветер сонно веет с тихой, мутной Оки, качаются
золотые лютики, отягченные росою, лиловые колокольчики немотно опустились к земле, разноцветные бессмертники сухо торчат на малоплодном дерне, раскрывает алые звезды «ночная красавица» — гвоздика…
Мне нравилось бывать в церквах; стоя где-нибудь в углу, где просторнее и темней, я любил смотреть издали на иконостас — он точно плавится в огнях свеч, стекая густо-золотыми ручьями на серый каменный
пол амвона; тихонько шевелятся темные фигуры икон; весело трепещет
золотое кружево царских врат, огни свеч повисли в синеватом воздухе, точно
золотые пчелы, а головы женщин и девушек похожи на цветы.
На белой коже женщины вспыхнули
золотые пятна солнца, она испуганно соскочила на
пол.
Багряное солнце, пронизав листву сада, светило в окна снопами острых красных лучей, вся комната была расписана-позолочена пятнами живого света, тихий ветер колебал деревья, эти солнечные пятна трепетали, сливаясь одно с другим, исчезали и снова текли по
полу, по стенам ручьями расплавленного
золота.
— Где, где она, моя невинность? — подхватил Фома, как будто был в жару и в бреду. — Где
золотые дни мои? где ты, мое
золотое детство, когда я, невинный и прекрасный, бегал по
полям за весенней бабочкой? где, где это время? Воротите мне мою невинность, воротите ее!..
Лучистые веера, скачущие овалы и кидающиеся из угла в угол огневые черты были, как
полет в стены стремительной
золотой стаи, видимой лишь в момент прикосновения к плоскости.
Золотые монеты стукали меня по голове, и мне весело было слушать их звон, когда они падали на
пол.
— Уж так у них устроено, так устроено… — докладывала Маланья подозрительно слушавшей ее речи Татьяне Власьевне. — И сказать вам не умею как!.. Вроде как в церкви… Ей-богу! И дух у них с собой привезен. Своим глазом видела: каждое утро темная-то копейка возьмет какую-то штуку, надо полагать из
золота, положит в нее угольков, а потом и
поливает какою-то мазью. А от мази такой дух идет, точно от росного ладана. И все-то у них есть, и все дорогое… Ровно и флигелек-то не наш!..
Надела старинный шелковый сарафан, по зеленому
полю с алой травкой, подпоясалась старинным плетеным шелковым поясом, на голову надела расшитую
золотом сороку и в таком виде, положив установленный начал перед дедовским образом, отправилась в брагинский дом.
— «Не вихри, не ветры в
полях подымаются, не буйные крутят пыль черную: выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко горят; на серебряной цепи висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на коне сбруя красна
золота.
Наступило наконец так давно, так нетерпеливо ожидаемое половодье; наступила наконец минута, столько же радостная для рыбака, как первый теплый весенний день для пахаря; спешит он на
поле и, приложив руку свою к глазам, чтобы защитить их от
золотых лучей восходящего солнца, осматривает с веселым выражением тучные изумрудно-зеленые стебельки озимого хлеба, покрывающие землю…
На рассвете, в пятницу, в туманах,
Стрелами по
полю полетев,
Смяло войско половцев поганых
И умчало половецких дев.
Захватили
золота без счета,
Груду аксамитов и шелков,
Вымостили топкие болота
Япанчами красными врагов.
А червленый стяг с хоругвью белой,
Челку и копье из серебра
Взял в награду Святославич смелый,
Не желая прочего добра.
На террасу отеля, сквозь темно-зеленый полог виноградных лоз,
золотым дождем льется солнечный свет —
золотые нити, протянутые в воздухе. На серых кафлях
пола и белых скатертях столов лежат странные узоры теней, и кажется, что, если долго смотреть на них, — научишься читать их, как стихи, поймешь, о чем они говорят. Гроздья винограда играют на солнце, точно жемчуг или странный мутный камень оливин, а в графине воды на столе — голубые бриллианты.