Неточные совпадения
Опять я испугалася,
Макара Федосеича
Я не
узнала: выбрился,
Надел ливрею шитую,
Взял в руки булаву,
Как не бывало лысины.
Смеется: — Что ты вздрогнула? —
«
Устала я, родной...
— Я очень рад, поедем. А вы охотились уже нынешний год? — сказал Левин Весловскому, внимательно оглядывая его ногу, но с притворною приятностью, которую так
знала в нем Кити и которая так не шла ему. — Дупелей не
знаю найдем ли, а бекасов много. Только надо ехать рано. Вы не
устанете? Ты не
устал, Стива?
В первый раз вошла (я,
знаете,
устал: похоронная служба, со святыми упокой, потом лития, закуска, — наконец-то в кабинете один остался, закурил сигару, задумался), вошла в дверь: «А вы, говорит, Аркадий Иванович, сегодня за хлопотами и забыли в столовой часы завести».
Клим
устал от доктора и от любопытства, которое мучило его весь день. Хотелось
знать: как встретились Лидия и Макаров, что они делают, о чем говорят? Он тотчас же решил идти туда, к Лидии, но, проходя мимо своей дачи, услышал голос Лютова...
— Да так… посмотреть, —
устало ответил Иноков и, позевнув, продолжал: — Вот и сюда приехал вчера, тоже не
знаю зачем. Все здесь известно мне, никого у меня нет.
—
Знал.
Знаю. Студентом был в его кружке, потом он свел меня с рабочими. Отлично преподавал Маркса, а сам — фантаст. Впрочем, это не мешает ему быть с людями примитивным, как топор. Вообще же парень для драки. — Пробормотав эту характеристику торопливо и как бы
устало, Попов высунулся из кресла, точно его что-то ударило по затылку, и спросил...
— Несколько непонятна политика нам, простецам. Как это: война расходы усиливает, а — доход сократили? И вообще,
знаете, без вина — не та работа! Бывало, чуть люди
устанут, посулишь им ведерко, они снова оживут. Ведь — победим, все убытки взыщем. Только бы скорее! Ударить разок, другой, да и потребовать: возместите протори-убытки, а то — еще раз стукнем.
Вся эта сцена заняла минуту, но Самгин уже
знал, что она останется в памяти его надолго. Он со стыдом чувствовал, что испугался человека в красной рубахе, смотрел в лицо его, глупо улыбаясь, и вообще вел себя недостойно. Варвара, разумеется, заметила это. И, ведя ее под руку сквозь трудовую суету, слыша крики «Берегись!», ныряя под морды
усталых лошадей, Самгин бормотал...
А в конце концов, черт
знает, что в ней есть, —
устало и почти озлобленно подумал он. — Не может быть, чтоб она в полиции… Это я выдумал, желая оттолкнуться от нее. Потому что она сказала мне о взрыве дачи Столыпина и я вспомнил Любимову…»
Туробоев вежливо улыбался, но его улыбка тоже была обидна, а еще более обидно было равнодушие Лидии; положив руку на плечо Игоря, она смотрела на Клима, точно не желая
узнать его. Затем она,
устало вздохнув, спросила...
—
Знаешь, я хочу съездить за границу. Я так
устала, Клим, так
устала!
— Нет… Но я —
устала. Родной мой, все ничтожно, если ты меня любишь. А я теперь
знаю — любишь, да?
Ее взгляд,
усталый и ожидающий, возбуждал у Самгина желание обернуться,
узнать, что она видит за плечом его.
— Я не
знаю, какой это
устав, — сухо сказал Клим.
— Но Толстой
устал от бесконечного усложнения культурной жизни, которую он сам же мастерски усложняет как художник. Он имеет право критики потому, что много
знает, а — вы? Что вы
знаете?
— Она будет очень счастлива в известном, женском смысле понятия о счастье. Будет много любить; потом, когда
устанет, полюбит собак, котов, той любовью, как любит меня. Такая сытая, русская. А вот я не чувствую себя русской, я — петербургская. Москва меня обезличивает. Я вообще мало
знаю и не понимаю Россию. Мне кажется — это страна людей, которые не нужны никому и сами себе не нужны. А вот француз, англичанин — они нужны всему миру. И — немец, хотя я не люблю немцев.
— Не
знаю. Забастовка — не поможет, наголодались все,
устали. Питерские рабочие препятствуют вывозу товаров из фабричных складов, а нам — что? Посуду перебить? Пожалуйте кушать, — добавил он и вышел.
— Та совсем дикарка — странная такая у меня. Бог
знает в кого уродилась! — серьезно заметила Татьяна Марковна и вздохнула. — Не надоедай же пустяками брату, — обратилась она к Марфеньке, — он
устал с дороги, а ты глупости ему показываешь. Дай лучше нам поговорить о серьезном, об имении.
— Скорей! я замучаюсь, пока она не
узнает, а у меня еще много мук… — «И это неглавная!» — подумала про себя. — Дай мне спирт, там где-то… — прибавила она, указывая, где стоял туалет. — А теперь поди… оставь меня… я
устала…
Устал я. До свидания; авось завтра увижу и
узнаю, что такое Манила. Мы сделали от Лю-чу тысячу шестьсот верст от 9-го до 16-го февраля… Манила! добрались и до нее, а как кажется это недосягаемо из Петербурга! точно так же, как отсюда теперь кажется недосягаем Петербург — ни больше ни меньше. До свидания. Расскажу вам, что увижу в Маниле.
Наконец, не
знаю в который раз, вбежавший Кичибе объявил, что если мы отдохнули, то губернатор ожидает нас, то есть если
устали, хотел он, верно, сказать. В самом деле
устали от праздности. Это у них называется дело делать. Мы пошли опять в приемную залу, и начался разговор.
А провожатый мой все шептал мне, отворотясь в сторону, что надо прийти «прямо и просто», а куда — все не говорил, прибавил только свое: «Je vous parle franchement, vous comprenez?» — «Да не надо ли подарить кого-нибудь?» — сказал я ему наконец, выведенный из терпения. «Non, non, — сильно заговорил он, — но вы
знаете сами, злоупотребления, строгости… но это ничего; вы можете все достать… вас принимал у себя губернатор — оно так, я видел вас там; но все-таки надо прийти… просто: vous comprenez?» — «Я приду сюда вечером, — сказал я решительно,
устав слушать эту болтовню, — и надеюсь найти сигары всех сортов…» — «Кроме первого сорта гаванской свертки», — прибавил чиновник и сказал что-то тагалу по-испански…
— Разумеется, талант надо совершенствовать, нельзя зарывать, но в маленькой квартире,
знаете, тяжело бывает, — продолжал смотритель разговор, не обращая на этих арестантов никакого внимания, и,
усталыми шагами волоча ноги, прошел, сопутствуемый Нехлюдовым, в сборную.
— Я
устала… — слабым голосом прошептала девушка, подавая Лоскутову свою руку. — Ведите меня в мою комнату… Вот сейчас направо, через голубую гостиную. Если бы вы
знали, как я
устала.
«Он и всех-то нас святее и исполняет труднейшее, чем по
уставу, — сказали бы тогда иноки, — а что в церковь не ходит, то, значит, сам
знает, когда ему ходить, у него свой
устав».
К сумеркам мы дошли до водораздела. Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде травы не было. Кони так
устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли на землю. Никто не
узнал бы в них тех откормленных и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это были исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
Он
знал это и потому, предчувствуя что-нибудь смешное, брал мало-помалу свои меры: вынимал носовой платок, смотрел на часы, застегивал фрак, закрывал обеими руками лицо и, когда наступал кризис, — вставал, оборачивался к стене, упирался в нее и мучился полчаса и больше, потом,
усталый от пароксизма, красный, обтирая пот с плешивой головы, он садился, но еще долго потом его схватывало.
Я сел на место частного пристава и взял первую бумагу, лежавшую на столе, — билет на похороны дворового человека князя Гагарина и медицинское свидетельство, что он умер по всем правилам науки. Я взял другую — полицейский
устав. Я пробежал его и нашел в нем статью, в которой сказано: «Всякий арестованный имеет право через три дня после ареста
узнать причину оного и быть выпущен». Эту статью я себе заметил.
Одной февральской ночью, часа в три, жена Вадима прислала за мной; больному было тяжело, он спрашивал меня, я подошел к нему и тихо взял его за руку, его жена назвала меня, он посмотрел долго,
устало, не
узнал и закрыл глаза.
Это измученно-восторженное лицо, эту радость, летающую вместе с началом смерти около юного чела родильницы, я
узнал потом в Фан-Дейковой мадонне в римской галерее Корсини. Младенец только что родился, его подносят к матери; изнеможенная, без кровинки в лице, слабая и томная, она улыбнулась и остановила на малютке взгляд
усталый и исполненный бесконечной любви.
— Не
знаете?.. и кому он деньги передавал, тоже не
знаете? — продолжал домогаться Савельцев. — Ладно, я вам ужо развяжу языки, а теперь я с дороги
устал, отдохнуть хочу!
— Ищи ты, а я уж
устала искавши. Брошу все, уеду от вас; живите как
знаете.
— Ну, голубчик, я
устал… Надо отдохнуть.
Знаешь, что мы сделаем? Ну, да об этом потом поговорим.
Лопахин. Ну, прощай, голубчик. Пора ехать. Мы друг перед другом нос дерем, а жизнь
знай себе проходит. Когда я работаю подолгу, без
устали, тогда мысли полегче, и кажется, будто мне тоже известно, для чего я существую. А сколько, брат, в России людей, которые существуют неизвестно для чего. Ну, все равно, циркуляция дела не в этом. Леонид Андреич, говорят, принял место, будет в банке, шесть тысяч в год… Только ведь не усидит, ленив очень…
Снова я торчу в окне. Темнеет; пыль на улице вспухла, стала глубже, чернее; в окнах домов масляно растекаются желтые пятна огней; в доме напротив музыка, множество струн поют грустно и хорошо. И в кабаке тоже поют; когда отворится дверь, на улицу вытекает
усталый, надломленный голос; я
знаю, что это голос кривого нищего Никитушки, бородатого старика с красным углем на месте правого глаза, а левый плотно закрыт. Хлопнет дверь и отрубит его песню, как топором.
Вот мое предположение: клинтухи начинают лететь с севера на юг ранее, чем мы думаем, даже в феврале; но летят по ночам и высоко, как многие породы дичи, почему никто о том не
знает; в больших стаях, вероятно, всегда есть
усталые и слабые, которые отстают от станиц в продолжение дороги, где случится, и как некуда более деваться, то поселяются до настоящей весны на гумнах: их-то так рано встречают охотники.
Кипит больной,
усталый ум,
Бессонный до утра,
Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра:
Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму,
И тут же думается ей —
Бог
знает почему, —
Что небо звездное — песком
Посыпанный листок,
А месяц — красным сургучом
Оттиснутый кружок…
Целебно вольется в
усталую грудь
Долины наследственной сладость,
Вы гордо оглянете пройденный путь
И снова
узнаете радость.
Природа
устала с собой воевать —
День ясный, морозный и тихий.
Снега под Нерчинском явились опять,
В санях покатили мы лихо…
О ссыльных рассказывал русский ямщик
(Он
знал по фамилии даже):
«На этих конях я возил их в рудник,
Да только в другом экипаже.
Должно быть, дорога легка им была:
Шутили, смешили друг дружку;
На завтрак ватрушку мне мать испекла,
Так я подарил им ватрушку,
Двугривенный дали — я брать не хотел:
— «Возьми, паренек, пригодится...
— Если вы позволите, то я попросил бы у князя чашку чаю… Я очень
устал.
Знаете что, Лизавета Прокофьевна, вы хотели, кажется, князя к себе вести чай пить; останьтесь-ка здесь, проведемте время вместе, а князь наверно нам всем чаю даст. Простите, что я так распоряжаюсь… Но ведь я
знаю вас, вы добрая, князь тоже… мы все до комизма предобрые люди…
— Нет, Рязанов, — ответила она
усталым голосом, — вы сами не хуже меня
знаете, чего это стоит.
— Давно; двадцать вот уж годов при одной мельнице служу, — отвечал монах немножко сердитым голосом, — я в ней все
уставы знаю!.. Что ни сломайся, николи плотников не зову — все сам!
— И мне тоже. Он как-то все так говорит…
Устала я, голубчик.
Знаешь что? Ступай и ты домой. А завтра приходи ко мне как можно пораньше от них. Да слушай еще: это не обидно было, когда я сказала ему, что хочу поскорее полюбить его?
Состарелся — сам не
знаю как;
устал — сам не
знаю отчего.
— Я ведь —
знала, — ответила она
усталым голосом.
Павел и Андрей почти не спали по ночам, являлись домой уже перед гудком оба
усталые, охрипшие, бледные. Мать
знала, что они устраивают собрания в лесу, на болоте, ей было известно, что вокруг слободы по ночам рыскают разъезды конной полиции, ползают сыщики, хватая и обыскивая отдельных рабочих, разгоняя группы и порою арестуя того или другого. Понимая, что и сына с Андреем тоже могут арестовать каждую ночь, она почти желала этого — это было бы лучше для них, казалось ей.
— Посмотрите сами в
уставе. — Як я унтер-офицер, то я и
устав знаю лучше вашего. Скаж-жите! Всякий вольный определяющийся задается на макароны. А может, я сам захочу податься в юнкерское училище на обучение? Почему вы
знаете? Что это такое за хоругь? хе-руг-ва! А отнюдь не хоругь. Свяченая воинская херугва, вроде как образ.
Готовились к майскому смотру и не
знали ни пощады, ни
устали.
Думаю я: это непременно ее душа за мной следует, верно она меня манит и путь мне кажет. И пошел. Весь день я шел сам не
знаю куда и невмоготу
устал, и вдруг нагоняют меня люди, старичок со старушкою на телеге парою, и говорят...
Я закручинился: страсть как мне не хотелось воровать; однако, видно, назвавшись груздем, полезешь и в кузов; и я,
знавши в конюшне все ходы и выходы, без труда вывел за гумно пару лихих коней, кои совсем
устали не ведали, а цыган еще до того сейчас достал из кармана на шнурочке волчьи зубы и повесил их и одному и другому коню на шеи, и мы с цыганом сели на них и поехали.