Неточные совпадения
И — вздохнул, не без досады, — дом казался ему все более уютным, можно бы неплохо устроиться. Над широкой тахтой — копия с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина в объятиях
змеи, — Самгин усмехнулся, находя, что эта устрашающая картина вполне уместна над тахтой, забросанной множеством мягких подушек. Вспомнил чью-то фразу: «Женщины
понимают только детали».
— Кто же иные? Скажи, ядовитая
змея, уязви, ужаль: я, что ли? Ошибаешься. А если хочешь знать правду, так я и тебя научил любить его и чуть не довел до добра. Без меня ты бы прошла мимо его, не заметив. Я дал тебе
понять, что в нем есть и ума не меньше других, только зарыт, задавлен он всякою дрянью и заснул в праздности. Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты еще любишь его?
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным голосом, что ничего нельзя было
понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил, что тот, кто не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать
змей и, если выпьет яд, то не умрет, а останется здоровым.
— Да я… как гвоздь в стену заколотил: вот я какой человек. А что касаемо казенных работ, Андрон Евстратыч, так будь без сумления: хоша к самому министру веди — все как на ладонке покажем. Уж это верно… У меня двух слов не бывает. И других сговорю. Кажется, глупый народ, всего боится и своей пользы не
понимает, а я всех подобью: и Луженого, и Лучка, и Турку. Ах, какое ты слово сказал… Вот наш-то
змей Родивон узнает, то-то на стену полезет.
Грянул, загудел, зажужжал бубен, и вспыхнула эта пламенная пляска, опьяняющая, точно старое, крепкое, тедшое вино; завертелась Нунча, извиваясь, как
змея, — глубоко
понимала она этот танец страсти, и велико было наслаждение видеть, как живет, играет ее прекрасное непобедимое тело.
—
Змея с крыльями… и с ногами… когтищи у неё железные… Три головы… и все дышат огнём —
понимаешь?
— Так вот что, — задыхаясь, забормотал он, — теперь я
понимаю… Нет, Владимир Ипатьич, вы только гляньте, — он мгновенно развернул лист и дрожащими пальцами указал Персикову на цветное изображение. На нем, как страшный пожарный шланг, извивалась оливковая в желтых пятнах
змея, в странной смазанной зелени. Она была снята сверху, с легонькой летательной машины, осторожно скользнувшей над
змеей, — кто это, по-вашему, Владимир Ипатьич?
— Владимир Ипатьич, эта анаконда из Смоленской губернии. Что-то чудовищное. Вы
понимаете, этот негодяй вывел
змей вместо кур, и, вы
поймите, они дали такую же самую феноменальную кладку, как лягушки!
Жили в яме… Свету не видели, людей не знали. Выбрался из ямы и прозрел, — а до этого слепой был.
Понимаю теперь, что жена, как-никак, первый в жизни друг. Потому люди —
змеи, ежели правду сказать… Всё язву желают другому нанести… К примеру — Пронин, Васюков… Э, ну их к… Молчок, Мотря!
— Да я дура, что ли, в самом деле, что я этого не
понимаю? Нет, я плачу о том, что она точно искра в соломе, так и гляжу, что вспыхнет. Это все та, все та, — и Форова заколотила по ладони пальцем. — Это все оттого, что она предалась этой
змее Бодростинихе… Эта подлая Глафирка никогда никого ни до чего доброго не доведет.
Он охватил колена своими белыми руками и устремил на Меня взор заклинателя
змей… ах, он не знал, что Я сам вырвал у себя ядовитые зубы и теперь безвреден, как чучело в музее! Наконец он
понял, что нет смысла так долго фиксировать простые бутылочные стекла, и перешел к слову.
— Как же ты не хочешь
понять, Сима (Теркин начал краснеть)! Я довел Перновского до зеленого
змея — это первым делом; а вторым — я видел, как он полез на капитана с кулаками, и мое показание было очень важно… Мне сам следователь сказал, что теперь дело кончится пустяками.
У самых ворот, где стоял экипаж, «мать» как бы что-то
поняла из окружающего: она обернулась и хотела сказать «благодарю», но пошатнулась на ногах. Ее поддержала стоявшая возле «
змея» и… поцеловала ее руку.