Неточные совпадения
— Смотрел я однажды у пруда на лягушек, — говорил он, — и был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один человек обладает
душою, и нет ли таковой у гадов
земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно;
душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.
Тут описан путь, которым приобретается вера, и то счастье превыше всего
земного, которое при этом наполняет
душу.
— Ныне скудоумные и маломысленные, соблазняемые смертным грехом зависти, утверждают, что богатые суть враги людей, забывая умышленно, что не в сокровищах
земных спасение
душ наших и что все смертию помрем, яко же и сей верный раб Христов…
Дергалось оно потому, что следующая буква, по мнению генерала, должна была быть «л», т. е. Иоанна д’Арк, по его мнению, должна была сказать, что
души будут признавать друг друга только после своего очищения от всего
земного или что-нибудь подобное, и потому следующая буква должна быть «л», художник же думал, что следующая буква будет «в», что
душа скажет, что потом
души будут узнавать друг друга по свету, который будет исходить из эфирного тела
душ.
Правда и то, что и пролитая кровь уже закричала в эту минуту об отмщении, ибо он, погубивший
душу свою и всю
земную судьбу свою, он невольно должен был почувствовать и спросить себя в то мгновение: «Что значит он и что может он значить теперь для нее, для этого любимого им больше
души своей существа, в сравнении с этим «прежним» и «бесспорным», покаявшимся и воротившимся к этой когда-то погубленной им женщине с новой любовью, с предложениями честными, с обетом возрожденной и уже счастливой жизни.
Кончается жизнь моя, знаю и слышу это, но чувствую на каждый оставшийся день мой, как жизнь моя
земная соприкасается уже с новою, бесконечною, неведомою, но близко грядущею жизнью, от предчувствия которой трепещет восторгом
душа моя, сияет ум и радостно плачет сердце…
Мало того: правосудие и
земная казнь даже облегчают казнь природы, даже необходимы
душе преступника в эти моменты как спасение ее от отчаяния, ибо я и представить себе не могу того ужаса и тех нравственных страданий Карамазова, когда он узнал, что она его любит, что для него отвергает своего „прежнего“ и „бесспорного“, что его, его, „Митю“, зовет с собою в обновленную жизнь, обещает ему счастье, и это когда же?
Я отрицаю одноплановое перевоплощение, то есть перевоплощение
душ в этом
земном плане, так как вижу в этом противоречие с идеей целостной личности.
Наиболее существенно, что появились
души, которые вышли из замкнутого имманентного круга
земной жизни и повернулись к трансцендентному миру.
Для восточных верований в метемпсихоз плоть человека не имеет никакого значения;
душа человека может перейти в кошку, и потому нет смысла жизни, смысла
земной истории, так как смысл этот тесно связан с утверждением безусловного значения плоти.
— Ох, горе
душам нашим! — повторяла сокрушенно Таисья. — Все-то мы в потемках ходим, как слепцы… Все-то нам мало, всё о
земном хлопочем, а с собой ничего не возьмем: все останется на земле, кроме душеньки.
Думают, материализм — это уж могила всем радостям
земным, а наипаче радостям чистым, возвышающим и укрепляющим
душу.
Сверх того, под веселую руку, Тебеньков сознается, что аристократический принцип ему еще потому по
душе, что вообще лучше пользоваться
земными благами, нежели не пользоваться ими.
Колени у человека, — говорит, — первый инструмент: как на них падешь,
душа сейчас так и порхнет вверх, а ты тут, в сем возвышении, и бей поклонов
земных елико мощно, до изнеможения, и изнуряй себя постом, чтобы заморить, и дьявол как увидит твое протягновение на подвиг, ни за что этого не стерпит и сейчас отбежит, потому что он опасается, как бы такого человека своими кознями еще прямее ко Христу не привести, и помыслит: «Лучше его оставить и не искушать, авось-де он скорее забудется».
Великопостная служба, так знакомая еще с далекого детства, в родительском доме, торжественные молитвы,
земные поклоны — все это расшевеливало в
душе моей далекое-далекое минувшее, напоминало впечатления еще детских лет, и, помню, мне очень приятно было, когда, бывало, утром, по подмерзшей за ночь земле, нас водили под конвоем с заряженными ружьями в божий дом.
А Акулька на ту пору с огорода шла; как Филька-то увидал ее, у самых наших ворот: «Стой!» — кричит, выскочил из телеги да прямо ей
земной поклон: «
Душа ты моя, говорит, ягода, любил я тебя два года, а теперь меня с музыкой в солдаты везут.
— Что дорого тебе, человек? Только бог един дорог; встань же пред ним — чистый ото всего, сорви путы
земные с
души твоей, и увидит господь: ты — один, он — один! Так приблизишься господу, это — един путь до него! Вот в чем спасение указано — отца-мать брось, указано, все брось и даже око, соблазняющее тебя, — вырви! Бога ради истреби себя в вещах и сохрани в духе, и воспылает
душа твоя на веки и веки…
Не на полях
земных спасение
души, а в долинах райских!
—
Душа моя! — испугался я, — но ведь таким образом можно весь шар
земной покрыть свиньями!
Она уже не была прежней богомолкой и спасенной
душой, а вся преисполнилась
земными мыслями, которые теперь начинали давить ее мертвым гнетом.
О, как недостаточен, как бессилен язык человеческий для выражения высоких чувств
души, пробудившейся от своего
земного усыпления! Сколько жизней можно отдать за одно мгновение небесного, чистого восторга, который наполнял в сию торжественную минуту сердца всех русских! Нет, любовь к отечеству не
земное чувство! Оно слабый, но верный отголосок непреодолимой любви к тому безвестному отечеству, о котором, не постигая сами тоски своей, мы скорбим и тоскуем почти со дня рождения нашего!
— В столь юные годы!.. На утре жизни твоей!.. Но точно ли, мой сын, ты ощущаешь в
душе своей призвание божие? Я вижу на твоем лице следы глубокой скорби, и если ты, не вынося с душевным смирением тяготеющей над главою твоей десницы всевышнего, движимый единым отчаянием, противным господу, спешишь покинуть отца и матерь, а может быть, супругу и детей, то жертва сия не достойна господа: не горесть
земная и отчаяние ведут к нему, но чистое покаяние и любовь.
Так я прогневил господа и должен сносить без ропота горькую мою участь; но ты молилась, Анастасья! в глазах твоих, устремленных на святые иконы, сияла благодать божия… я видел ясно: никакие
земные помыслы не омрачали
души твоей… тебя не тяготит ужасный грех поруганной святыни!..
— Я исполню долг свой, Козьма Минич, — отвечал Юрий. — Я не могу поднять оружия на того, кому клялся в верности; но никогда руки мои не обагрятся кровию единоверцев; и если междоусобная война неизбежна, то… — Тут Милославский остановился, глаза его заблистали… — Да! — продолжал он. — Я дал обет служить верой и правдой Владиславу; но есть еще клятва, пред которой ничто все обещания и клятвы
земные… Так! сам господь ниспослал мне эту мысль: она оживила мою
душу!..
В один из тех сумрачных, ненастных дней, когда
душа тоскует без печали и когда Дуня и тетушка Анна, подавленные горестию, переставали уже верить в возможность
земных радостей, судьба нежданно-негаданно послала им утешение.
Заговорили о смерти, о бессмертии
души, о том, что хорошо бы в самом деле воскреснуть и потом полететь куда-нибудь на Марс, быть вечно праздным и счастливым, а главное, мыслить как-нибудь особенно, не по-земному.
Он кончил писать и встал. У меня еще оставалось время. Я торопил себя и сжимал кулаки, стараясь выдавить из своей
души хотя каплю прежней ненависти; я вспоминал, каким страстным, упрямым и неутомимым врагом я был еще так недавно… Но трудно зажечь спичку о рыхлый камень. Старое грустное лицо и холодный блеск звезд вызывали во мне только мелкие, дешевые и ненужные мысли о бренности всего
земного, о скорой смерти…
Если бы в это время кто-нибудь увидел в форточке его красивое, до мертвенности бледное лицо, эффектно освещенное луною, тот непременно отскочил бы от него в сторону, и поневоле вспомнил бы одну из очаровательных легенд о
душах бродящих на земле в ожидании прощения своих
земных согрешений.
Не эту ли самую недоверчивость
души к
земному нашему счастию мы называем предчувствием, разумеется, если последствия его оправдают?
Все, что непонятно для нашего
земного рассудка, — так чисто, так ясно для
души его!
По низу медлительно и тяжко плывут слова; оковала их
земная тяга и долу влечет безмерная скорбь, — но еще не дан ответ, и ждет, раскрывшись, настороженная
душа. Но ахает Петруша и в одной звенящей слезе раскрывает даль и ширь, высоким голосом покрывает низовый, точно смирившийся бас...
Арефа был совершенно счастлив, что выбрался жив из Баламутского завода. Конечно, все это случилось по милости преподобного Прокопия: он вызволил грешную дьячковую
душу прямо из утробы
земной. Едет Арефа и радуется, и даже смешно ему, что такой переполох в Баламутском заводе и что Гарусов бежал. В Служней слободе в прежнее время, когда набегала орда, часто такие переполохи бывали и большею частью напрасно. Так, бегают, суетятся, галдят, друг дружку пугают, а беду дымом разносит.
— Будет ли конец нашей любви! — сказал Юрий, перестав грести и положив к ней на плечо голову; — нет, нет!.. — она продолжится в вечность, она переживет нашу
земную жизнь, и ели б наши
души не были бессмертны, то она сделала бы их бессмертными; — клянусь тебе, ты одна заменишь мне все другие воспоминанья — дай руку… эта милая рука; — она так бела, что светит в темноте… смотри, береги же мой перстень, Ольга! — ты не слушаешь? не веришь моим клятвам?
Часто Вадим оборачивался! на полусветлом небосклоне рисовались зубчатые стены, башни и церковь, плоскими черными городами, без всяких оттенок; но в этом зрелище было что<-то> величественное, заставляющее
душу погружаться в себя и думать о вечности, и думать о величии
земном и небесном, и тогда рождаются мысли мрачные и чудесные, как одинокий монастырь, неподвижный памятник слабости некоторых людей, которые не понимали, что где скрывается добродетель, там может скрываться и преступление.
Друг мой! впервые существо
земное так называло Вадима; он не мог разом обнять всё это блаженство; как безумный схватил он себя за голову, чтобы увериться в том, что это не обман сновидения; улыбка остановилась на устах его — и
душа его, обогащенная целым чувством, сделалась подобна временщику, который, получив миллион и не умея употребить его, прячет в железный сундук и стережет свое сокровище до конца за жизни.
Еще передавал Трама о таинственном случае, приключившемся с другим водолазом, его родственником и учителем. Это был старый, крепкий, хладнокровный и отважный человек, обшаривший морское дно на побережьях чуть ли не всего
земного шара. Свое исключительное и опасное ремесло он любил всей
душой, как, впрочем, любил его каждый настоящий водолаз.
«Как дорожу я восторгами встречи!
Как мне отрадно в вечерней тиши
Слушать твои вдохновенные речи,
Отзвук прекрасной и чистой
души.
Как дорожу я подобным мгновеньем,
В эти б минуты
душе отлететь,
Сбросив
земное, к нагорним селеньям…
В эти минуты легко умереть».
Земная жизнь могла здесь быть случайной,
Но не случайна мысль
души живой.
Г-н Ратч поднял бокал высоко над головой и объявил, что намерен в кратких, но «впечатлительных» выражениях указать на достоинства той прекрасной
души, которая, «оставив здесь свою, так сказать,
земную шелуху (die irdische Hülle), воспарила в небеса и погрузила… — г. Ратч поправился: — и погрязла…
Пригревшись в Спимате, нежный, тихий блондин Коротков совершенно вытравил у себя в
душе мысль, что существуют на свете так называемые превратности судьбы, и привил взамен нее уверенность, что он — Коротков — будет служить в базе до окончания жизни на
земном шаре. Но, увы, вышло совсем не так…
Она знала, что строгий монашеский чин должен быть свободен от всех
земных попечений, столь несообразных с его святостию, и совершила намерение Великого Петра, отдав монастырские деревни под начальство светское, определив достаточные суммы для всех потребностей Духовенства, для благолепия церквей и повелев употребить прочие доходы с его миллиона
душ на успокоение престарелых воинов и содержание духовных училищ [Манифест 1764 г., Февраля 26.].
Первое воспитание определяет судьбу одних обыкновенных
душ; великие, разрывая, так сказать, его узы, свободно предаются внутреннему стремлению, подобно Сократу внимают тайному Гению, ищут своего места на
земном шаре и образуют себя для оного.
Когда он вдруг увидит пред собою
То, что сперва почел бы он
душою,
Освобожденной от
земных цепей,
Слетевшей в мир, чтоб утешать людей!
О, как недостаточен, как бессилен язык человеческий для выражения высоких чувств
души, пробудившейся от своего
земного усыпления. Сколько жизней можно отдать за одно мгновение небесного чистого восторга, который наполнял в сию торжественную минуту сердца всех русских! Нет, любовь к отечеству не
земное чувство! Она слабый, но верный отголосок непреодолимой любви к тому безвестному отечеству, о котором, не постигая сами тоски своей, мы скорбим и тоскуем почти со дня рожденья нашего.
Смерти боялись только богатые мужики, которые чем больше богатели, тем меньше верили в бога и в спасение
души и лишь из страха перед концом
земным, на всякий случай, ставили свечи и служили молебны.
Я слишком жалостлив, — насильно
Меня заставили бумагу подписать;
Все члены у меня, хладея, трепетали,
И осуждал мой ум, что пальцы написали!..
Но такова судьба судей
земных!
Все люди мы; и ослепленье страсти,
Безумное волнение
души, должны мы
Прощать, когда мы излечить не в силах.
Но от
души ль порою
В нас чувство говорит,
Что жизнию
земноюНет нужды дорожить?
А когда он зрит пред собою изображенную небесную славу, то он помышляет вышний проспект жизненности и понимает, как надо этой цели достигать, потому что тут оно все просто и вразумительно: вымоли человек первее всего
душе своей дар страха божия, она сейчас и пойдет облегченная со ступени на ступень, с каждым шагом усвояя себе преизбытки вышних даров, и в те поры человеку и деньги и вся слава
земная при молитве кажутся не иначе как мерзость пред господом.
«За утро услыши глас мой, царю мой и боже мой!» Когда иеродиакон возгласил свое торжественное «восстаните!», бабушка уже была в темном уголке и клала
земные поклоны за
души усопших.
Марфа страдала во глубине
души, но еще являлась народу в виде спокойного величия, окруженная символами изобилия и дарами
земными: когда ходила по стогнам, многочисленные слуги носили за нею корзины с хлебами; она раздавала их, встречая бледные, изнуренные лица — и народ еще благословлял ее великодушие.