Неточные совпадения
В середине их
разговора в аллее послышалось фырканье лошадей и
звук колес по щебню.
Разговор о лошадях занимал его, но ни на минуту он не забывал Анны, невольно прислушивался к
звукам шагов по коридору и поглядывал на часы на камине.
Сначала мешала возня и ходьба; потом, когда тронулся поезд, нельзя было не прислушаться к
звукам; потом снег, бивший в левое окно и налипавший на стекло, и вид закутанного, мимо прошедшего кондуктора, занесенного снегом, с одной стороны, и
разговоры о том, какая теперь страшная метель на дворе, развлекали ее внимание.
Я ее крепко обнял, и так мы оставались долго. Наконец губы наши сблизились и слились в жаркий, упоительный поцелуй; ее руки были холодны как лед, голова горела. Тут между нами начался один из тех
разговоров, которые на бумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя даже запомнить: значение
звуков заменяет и дополняет значение слов, как в итальянской опере.
— Но позвольте: зачем вы их называете ревизскими, ведь души-то самые давно уже умерли, остался один неосязаемый чувствами
звук. Впрочем, чтобы не входить в дальнейшие
разговоры по этой части, по полтора рубли, извольте, дам, а больше не могу.
Аркадий ощущал на сердце некоторую робость, когда при первых
звуках мазурки он усаживался возле своей дамы и, готовясь вступить в
разговор, только проводил рукой по волосам и не находил ни единого слова.
Так разыгрывался между ними все тот же мотив в разнообразных варьяциях. Свидания,
разговоры — все это была одна песнь, одни
звуки, один свет, который горел ярко, и только преломлялись и дробились лучи его на розовые, на зеленые, на палевые и трепетали в окружавшей их атмосфере. Каждый день и час приносил новые
звуки и лучи, но свет горел один, мотив звучал все тот же.
Из внутренних комнат долетали
звуки громкого
разговора и смеха: у князя, кроме камер-юнкера гостя, были и еще посетители.
Нехлюдов, не желая встречаться с тем, чтоб опять прощаться, остановился, не доходя до двери станции, ожидая прохождения всего шествия. Княгиня с сыном, Мисси, доктор и горничная проследовали вперед, старый же князь остановился позади с свояченицей, и Нехлюдов, не подходя близко, слышал только отрывочные французские фразы их
разговора. Одна из этих фраз, произнесенная князем, запала, как это часто бывает, почему-то в память Нехлюдову, со всеми интонациями и
звуками голоса.
Один из адъютантов подошел к нему и начал что-то рассказывать полушепотом, причем он придавал себе вид отчаянного повесы; вероятно, он рассказывал какие-нибудь мерзости, потому что они часто перерывали
разговор лакейским смехом без
звука, причем почтенный чиновник, показывая вид, что ему мочи нет, что он готов надорваться, повторял: «Перестаньте, ради бога, перестаньте, не могу больше».
Мать была умна и потому сумела победить в себе непосредственное побуждение, заставлявшее ее кидаться сломя голову при каждом жалобном крике ребенка. Спустя несколько месяцев после этого
разговора мальчик свободно и быстро ползал по комнатам, настораживая слух навстречу всякому
звуку и, с какою-то необычною в других детях живостью, ощупывал всякий предмет, попадавший в руки.
Князь слышал иногда доносившиеся к нему сверху громкие и быстрые
разговоры, хохотливый, веселый спор; даже раз, очень поздно вечером, донеслись к нему
звуки внезапно и неожиданно раздавшейся военно-вакхической песни, и он тотчас же узнал сиплый бас генерала.
На этом пункте они всегда спорили. Старый штейгер относился к вольному человеку — старателю — с ненавистью старой дворовой собаки. Вот свои работы — другое дело… Это настоящее дело, кабы сила брала. Между
разговорами Родион Потапыч вечно прислушивался к смешанному гулу работавшей шахты и, как опытный капельмейстер, в этой пестрой волне
звуков сейчас же улавливал малейшую неверную ноту. Раз он соскочил совсем бледный и даже поднял руку кверху.
Он очень верно подражал жужжанию мухи, которую пьяный ловит на оконном стекле, и
звукам пилы; смешно представлял, став лицом в угол,
разговор нервной дамы по телефону, подражал пению граммофонной пластинки и, наконец, чрезвычайно живо показал мальчишку-персиянина с ученой обезьяной.
Только утром товарищи мои начали вглядываться друг в друга и испускать какие-то предварительные
звуки, которые обнаруживают поползновение вступить в
разговор.
По временам в ушах его раздавался
звук полновесного удара: это кучер Архипушка всей пятерней дал раза Евпраксеюшке, гоняясь за нею в горелках (и она не рассердилась, а только присела слегка); по временам до него доносился
разговор...
С 11-ти часов начинался разгул. Предварительно удостоверившись, что Порфирий Владимирыч угомонился, Евпраксеюшка ставила на стол разное деревенское соленье и графин с водкой. Припоминались бессмысленные и бесстыжие песни, раздавались
звуки гитары, и в промежутках между песнями и подлым
разговором Аннинька выпивала. Пила она сначала «по-кукишевски», хладнокровно, «Господи баслави!», но потом постепенно переходила в мрачный тон, начинала стонать, проклинать…
И действительно, как бы в подтверждение их ожидания в середине их
разговора влево от дороги послышался бодрящий, красивый
звук винтовочного, резко щелкнувшего выстрела, и пулька, весело посвистывая, пролетела где-то в туманном воздухе и щелкнулась в дерево.
Митенька вздрогнул при
звуках этого голоса; ему серьезно померещилось, что кто-то словно высасывает из него кровь. Снова водворилось молчание; только карты хляскали по столам, да по временам раздавались восклицания игроков: «пас»; «а ну, где наше не пропадало!» и т. д. или краткие
разговоры вроде следующих...
— Полная
звуков, голосов и жизни степь, богатая тогда всеми породами полевой дичи, так сильно его развлекала, или, правду сказать, так поглощала всё его внимание, что он без участия, слушал, а отчасти и вовсе не слыхал умных и живых
разговоров Софьи Николавны.
Большая (и с большою грязью) дорога шла каймою около сада и впадала в реку; река была в разливе; на обоих берегах стояли телеги, повозки, тарантасы, отложенные лошади, бабы с узелками, солдаты и мещане; два дощаника ходили беспрерывно взад и вперед; битком набитые людьми, лошадьми и экипажами, они медленно двигались на веслах, похожие на каких-то ископаемых многоножных раков, последовательно поднимавших и опускавших свои ноги; разнообразные
звуки доносились до ушей сидевших: скрип телег, бубенчики, крик перевозчиков и едва слышный ответ с той стороны, брань торопящихся пассажиров, топот лошадей, устанавливаемых на дощанике, мычание коровы, привязанной за рога к телеге, и громкий
разговор крестьян на берегу, собравшихся около разложенного огня.
В доме было так принято, что если как-нибудь в
разговоре кто-нибудь случайно упоминал имя князя Льва Яковлевича, то все сию же минуту принимали самый серьезный вид и считали необходимым умолкнуть. Точно старались дать время пронестись
звуку священного семейного имени, не сливая его ни с каким
звуком иного житейского слова.
— Конечно!.. Без сомнения! — отвечал было он на первых порах очень решительно; но потом несколько и пораздумал: князь после того
разговора, который мы описали, ни разу больше не упомянул о княгине, и даже когда Елпидифор Мартыныч говорил ему: «Княгиня, вероятно, скоро приедет!» — князь обыкновенно ни одним
звуком не отвечал ему, и, кроме того, у него какая-то тоска отражалась при этом в лице.
В середине речи дамы позади меня послышался
звук как бы прерванного смеха или рыдания, и, оглянувшись, мы увидали моего соседа, седого одинокого господина с блестящими глазами, который во время
разговора, очевидно интересовавшего его, незаметно подошел к нам. Он стоял, положив руки на спинку сидения, и, очевидно, очень волновался: лицо его было красно, и на щеке вздрагивал мускул.
— Непременно зайду!.. Я сам это думал! — подхватил граф, хотя вовсе не думал этого делать, — на том основании, что он еще прежде неоднократно забегал к Домне Осиповне, заводил с ней
разговор о Бегушеве, но она ни
звука не произносила при этом: тяжело ли ей было говорить о нем или просто скучно, — граф не знал, как решить!
— Мне кажется, — заговорила она, —
разговор наш принимает невеселый оборот… Constantin, сыграйте нам новый этюд Тальберга… Авось
звуки музыки укротят Африкана Семеныча. Орфей укрощал же диких зверей.
В это время начали бить невидимые часы, ясно и медленно пробило одиннадцать, покрыв
звуком все, — шум и оркестр. В
разговоре, от меня справа, прозвучало слово «Эстамп».
Звук этого
разговора перелетал от одного лица к другому, от одного к двум, опять к одному, трем, двум и так беспрерывно, что казалось, все говорят, как инструменты оркестра, развивая каждый свои ноты — слова.
Однако ж как уйти?.. Юрий говорит так приятно. — В
звуках его голоса так ясно выражались благородные чувства, — что если б даже невозможно было разобрать слов его — то — ей казалось… она поняла бы смысл
разговора!..
Скажу только, что, наконец, гости, которые после такого обеда, естественно, должны были чувствовать себя друг другу родными и братьями, встали из-за стола; как потом старички и люди солидные, после недолгого времени, употребленного на дружеский
разговор и даже на кое-какие, разумеется, весьма приличные и любезные откровенности, чинно прошли в другую комнату и, не теряя золотого времени, разделившись на партии, с чувством собственного достоинства сели за столы, обтянутые зеленым сукном; как дамы, усевшись в гостиной, стали вдруг все необыкновенно любезны и начали разговаривать о разных материях; как, наконец, сам высокоуважаемый хозяин дома, лишившийся употребления ног на службе верою и правдою и награжденный за это всем, чем выше упомянуто было, стал расхаживать на костылях между гостями своими, поддерживаемый Владимиром Семеновичем и Кларой Олсуфьевной, и как, вдруг сделавшись тоже необыкновенно любезным, решился импровизировать маленький скромный бал, несмотря на издержки; как для сей цели командирован был один расторопный юноша (тот самый, который за обедом более похож был на статского советника, чем на юношу) за музыкантами; как потом прибыли музыканты в числе целых одиннадцати штук и как, наконец, ровно в половине девятого раздались призывные
звуки французской кадрили и прочих различных танцев…
Вечер был так хорош, что чай унесли, а мы остались на террасе, и
разговор был так занимателен для меня, что я и не заметила, как понемногу затихли вокруг вас людские
звуки.
Тут уже барыня ничего не понимала, — не понимала, чтò значили тут «двойниковый жребий» и «добродетель»; она слышала только
звуки и наблюдала нанковые пуговицы на сюртуке приказчика: верхнюю он верно реже застегивал, так она и плотно сидела, а средняя совсем оттянулась и висела, так что давно бы ее пришить надо было. Но, как всем известно, для
разговора, особенно делового, совсем не нужно понимать того, чтò вам говорят, а нужно только помнить, чтò сам хочешь сказать. Так и поступала барыня.
Верите ли, когда я пил у колодцев с журавлями воду, а в жидовских корчмах — поганую водку, когда в тихие вечера доносились до меня
звуки хохлацкой скрипки и бубна, то меня манила обворожительная мысль — засесть у себя на хуторе и жить в нем, пока живется, подальше от этих съездов, умных
разговоров, философствующих женщин, длинных обедов…
При сих словах вдруг обратился он с вопросом к Дмитревскому, сильно раздраженному его хвастовством: «Позвольте узнать, достопочтеннейший Иван Афанасьич, довольны ли вы моею игрою в роли Отелло, если вы только удостоили вашим присутствием представление этой пиесы?» Дмитревский часто употреблял в
разговорах слова «душа моя»: но букву ш он произносил не чисто, так что ее заглушал
звук буквы с; помолчав и посмотря иронически на вопрошающего, он отвечал: «Видел, дуса моя; но зачем тебе знать, что я думаю о твоей игре?
С дивана, при
звуке шагов и
разговора, поднялась закутанная от холода в платок мать Петрова.
Цирельман поднял кверху руки, отчего рукава лапсердака сползли вниз и обнажили худые, костлявые, красные кисти, закинул назад голову и возвел глаза к закопченному потолку. Из груди его вылетел сиплый, но высокий и дрожащий
звук, который долго и жалобно вибрировал под низкими сводами, и когда он, постепенно слабея, замер, то слышно было, как в погребе быстро затихали, подобно убегающей волне, последние
разговоры. И тотчас же в сыром, тяжелом воздухе наступила чуткая тишина.
Послушай, я забылся сном
Вчера в темнице. Слышу вдруг
Я приближающийся
звук,
Знакомый, милый
разговор,
И будто вижу ясный взор…
И, пробудясь во тьме, скорей
Ищу тех
звуков, тех очей…
Увы! они в груди моей!
Они на сердце, как печать,
Чтоб я не смел их забывать,
И жгут его, и вновь живят…
Они мой рай, они мой ад!
Для вспоминания об них
Жизнь — ничего, а вечность — миг!
Эти
разговоры взвинтили воображение, и мы невольно вздрагивали от каждого шороха в лесу. Меня всегда занимал вопрос об этих таинственных ночных
звуках в лесу, которые на непривычного человека нагоняют панику. Откуда они, и почему они не походят ни на один дневной
звук? Скрипит ли старое дерево, треснет ли сухой сучок под осторожной лапой крадущегося зверя, шарахнется ли сонная птица, — ничего не разберешь, а всего охватывает жуткое чувство страха, и мурашки бегут по спине.
Орган играет по-прежнему, но
звуки его летят мимо ушей Алексеевых, досаждают даже ему, мешая прислушиваться к чужим
разговорам.
Из кают-компании долетают
разговоры и
звуки игры на фортепиано мистера Кенеди.
Глаза ее делались влажны; но она не заплакала; лежала недвижно, опустив руки на одеяло… Ей так сладко вдруг стало мыслью своей ласкать образ Васи, припоминать его слова,
звук голоса, повороты головы и всего тела, взгляды его в начале и в середине их
разговора.
Тон у него был отрывистый, выговор с сильной картавостью на
звуке"р". С бойким умом и находчивостью, он и в
разговоре склонен был к полемике; но никаких грубых резкостей никогда себе не позволял. В нем все-таки чувствовалась известного рода воспитанность. И со мной он всегда держался корректно, не позволял себе никакой фамильярности, даже и тогда — год спустя и больше, — когда фактическое заведование журналом, особенно по хозяйственной части, перешло в его руки.
Музыка снова играет, и в ее плавные танцующие
звуки вмешиваются отрывки странного, пугающего
разговора...
На перилах лежало два пальто посторонних лиц; одно военное; через дверь долетали раскаты
разговора. Слышались жидкие
звуки мужского голоса, картавого и надтреснутого, и более молодой горловой баритон с офицерскими переливами. Между ними врезывался смех, должно быть, плюгавенького человечка, — какой-то нищенский, вздутый, как пузырь, ничего не говорящий смех…
Она прошла дальше, в полуосвещенную комнату покороче, почти совсем без мебели. Несколько кресел стояло у левой стены и около карниза. Она села тут за углом, так, чтобы самой уйти в тень, а видеть всех. Это местечко у ней — любимое. Тут прохладно, можно сесть покойнее, закрыть глаза, когда что-нибудь понравится,
звуки оркестра доходят хоть и не очень отчетливо, но мягко. Они все-таки заглушают
разговоры… Найти ее во всяком случае нетрудно — кто пожелает…
Секретарь редакции, который, видимо, слышал весь
разговор и
звук пощечины, так как отскочил от двери кабинета при выходе Николая Герасимовича, не предпринял против него ничего, во даже как-то особенно почтительно ему поклонился.
Степа, кажется, успокоился на мой счет. Он видит теперь, что г. Домбрович для меня — пустой
звук. Но только в этом он и успокоился… Вчера я в первый раз вызвала его на настоящий
разговор и сама ужаснулась, когда все выслушала.
Другой бы при
звуке этого голоса и нежного тона слова «Владимир» и этого сердечного «ты», которыми она заменила царившие в их коротких
разговорах за последнее время «граф» и «вы», был бы тронут.
Не зная, кто говорил с его товарищем, и не понимая языка их, он в
звуках их
разговора, которому степени страстей давали различную силу, ловил для себя близкий смысл и верные образы.
— Я не обязан вам отчетом в своих намерениях. Отец ее мог бы мне задавать такие вопросы. Нынче не те времена, милейший Заплатин. Мой приятель, товарищ по лицею, привез в деревню к невесте шафера и отлучился на одну неделю. А шафер прилетел к нему объявить, что оная девица желает иметь мужем его, а не первого жениха. И это в лучшем дворянском обществе… на глазах у родителя… Ergo, — выговорил Пятов таким же
звуком, как и в
разговоре с немцем, когда он торговался из-за полкопейки на аршин миткаля.