Неточные совпадения
И тихонько, слабеньким голосом, она пропела две
песни, одну, пошлую, Самгин отверг, а другую даже
записал. На его вопрос — любила Анюта кого-нибудь? — она ответила...
— Себя, конечно. Себя, по завету древних мудрецов, — отвечал Макаров. — Что значит — изучать народ?
Песни записывать? Девки поют постыднейшую ерунду. Старики вспоминают какие-то панихиды. Нет, брат, и без
песен не весело, — заключал он и, разглаживая пальцами измятую папиросу, которая казалась набитой пылью, продолжал...
Когда через две недели молодые люди опять вернулись вместе с отцом, Эвелина встретила их с холодною сдержанностью. Однако ей было трудно устоять против обаятельного молодого оживления. Целые дни молодежь шаталась по деревне, охотилась,
записывала в полях
песни жниц и жнецов, а вечером вся компания собиралась на завалинке усадьбы, в саду.
Молодые люди
записывали слова и музыку народных думок и
песен, изучали предания, сверяли исторические факты с их отражением в народной памяти, вообще смотрели на мужика сквозь поэтическую призму национального романтизма.
— У них все семейство очень музыкальное, и я
записал там много
песен; но некоторые мне показались очень странны, и я бы вот желал с вами посоветоваться.
— Вот я
записал, например, — продолжал будущий русский композитор, проворно вынимая из бокового кармана свою записную книжку, — русскую
песню — это пели настоящие мужики и бабы.
— А будем постепенно подвигаться вперед. Сначала по железной дороге поедем, потом на пароход пересядем, потом на тройке поедем или опять по железной дороге. Надоест ехать, остановимся. Провизии с собой возьмем, в деревню этнографическую экскурсию сделаем, молока, черного хлеба купим, станем
песни, былины
записывать; если найдем слепенького кобзаря — в Петербург напоказ привезем.
Бутлер познакомился и сошелся также и с мохнатым Ханефи, названым братом Хаджи-Мурата. Ханефи знал много горских
песен и хорошо пел их. Хаджи-Мурат, в угождение Бутлеру, призывал Ханефи и приказывал ему петь, называя те
песни, которые он считал хорошими. Голос у Ханефи был высокий тенор, и пел он необыкновенно отчетливо и выразительно. Одна из
песен особенно нравилась Хаджи-Мурату и поразила Бутлера своим торжественно-грустным напевом. Бутлер попросил переводчика пересказать ее содержание и
записал ее.
Исполнив просьбу, приживалка сердито сняла со свечки, пошевелила узенькими своими губами и села к окну. Помещица
записала рецепт и, как бы утомленная такою продолжительною работой, прислонилась к спинке дивана. В маленькой комнатке вновь воцарилось глубокое молчание, прерываемое по-прежнему ворчаньем Розки, шумом бури, а иногда
песнями и криками гулявших комковцев.
Магистр вынул из кармана книжку и, еще больше нахмурившись, стал
записывать… Пропев одну
песню, «люди» начали другую… А похлебка между тем простыла, и каша, которую вынули из печи, перестала уже испускать из себя дымок.
— М-да… — сказал он. — Вариант этой
песни имеется у Киреевского, выпуск седьмой, разряд третий, песнь одиннадцатая… М-да… Надо
записать…
Чем бы на охоту съездить, аль банкет сделать, бал, гулянку какую, — по мужичьим избам на посиделки почал таскаться, с парнями да с девками мужицкие игры играть; стариков да старух сказки заставлял рассказывать да
песни петь, а сам на бумагу их
записывал…