Неточные совпадения
Небо раскалилось и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось словно дрожанье и
пахло гарью; земля трескалась и сделалась тверда, как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее было невозможно; травы и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела и выколосилась необыкновенно рано, но была так редка, и зерно было такое тощее, что не чаяли собрать и семян; яровые совсем не взошли, и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось; скотина металась, мычала и ржала; не находя в поле пищи, она бежала в город и наполняла улицы.
Зажмуря глаза и приподняв голову кверху, к пространствам небесным, предоставлял он обонянью впивать
запах полей, а слуху — поражаться голосами воздушного певучего населенья, когда оно отовсюду, от
небес и от земли, соединяется в один звукосогласный хор, не переча друг другу.
Кулигин. Очень хорошо, сударь, гулять теперь. Тишина, воздух отличный, из-за Волги с лугов цветами
пахнет,
небо чистое…
Базаров встал и толкнул окно. Оно разом со стуком распахнулось… Он не ожидал, что оно так легко отворялось; притом его руки дрожали. Темная мягкая ночь глянула в комнату с своим почти черным
небом, слабо шумевшими деревьями и свежим
запахом вольного, чистого воздуха.
— Что-то на дачу больно похоже будет… а впрочем, это все пустяки. Какой зато здесь воздух! Как славно
пахнет! Право, мне кажется, нигде в мире так не
пахнет, как в здешних краях! Да и
небо здесь…
Петербург встретил его не очень ласково, в мутноватом
небе нерешительно сияло белесое солнце, капризно и сердито порывами дул свежий ветер с моря, накануне или ночью выпал обильный дождь, по сырым улицам спешно шагали жители, одетые тепло, как осенью, от мостовой исходил
запах гниющего дерева, дома были величественно скучны.
Чувствовалось, что Безбедов искренно огорчен, а не притворяется. Через полчаса огонь погасили, двор опустел, дворник закрыл ворота; в память о неудачном пожаре остался горький
запах дыма, лужи воды, обгоревшие доски и, в углу двора, белый обшлаг рубахи Безбедова. А еще через полчаса Безбедов, вымытый, с мокрой головою и надутым, унылым лицом, сидел у Самгина, жадно пил пиво и, поглядывая в окно на первые звезды в черном
небе, бормотал...
И ночь была странная, рыскал жаркий ветер, встряхивая деревья, душил все
запахи сухой, теплой пылью, по
небу ползли облака, каждую минуту угашая луну, все колебалось, обнаруживая жуткую неустойчивость, внушая тревогу.
Проводив ее, чувствуя себя больным от этой встречи, не желая идти домой, где пришлось бы снова сидеть около Инокова, — Самгин пошел в поле. Шел по тихим улицам и думал, что не скоро вернется в этот город, может быть — никогда. День был тихий, ясный,
небо чисто вымыто ночным дождем, воздух живительно свеж, рыжеватый плюш дерна источал вкусный
запах.
Но лето, лето особенно упоительно в том краю. Там надо искать свежего, сухого воздуха, напоенного — не лимоном и не лавром, а просто
запахом полыни, сосны и черемухи; там искать ясных дней, слегка жгучих, но не палящих лучей солнца и почти в течение трех месяцев безоблачного
неба.
У выхода из Фальсбея мы простились с Корсаковым надолго и пересели на шлюпку. Фосфорный блеск был так силен в воде, что весла черпали как будто растопленное серебро, в воздухе разливался
запах морской влажности.
Небо сквозь редкие облака слабо теплилось звездами, затмеваемыми лунным блеском.
А в зимний день ходить по высоким сугробам за зайцами, дышать морозным острым воздухом, невольно щуриться от ослепительного мелкого сверканья мягкого снега, любоваться зеленым цветом
неба над красноватым лесом!.. А первые весенние дни, когда кругом все блестит и обрушается, сквозь тяжелый пар талого снега уже
пахнет согретой землей, на проталинках, под косым лучом солнца, доверчиво поют жаворонки, и, с веселым шумом и ревом, из оврага в овраг клубятся потоки…
И чудится пану Даниле, что в светлице блестит месяц, ходят звезды, неясно мелькает темно-синее
небо, и холод ночного воздуха
пахнул даже ему в лицо.
Вечер был тихий, кроткий, один из тех грустных вечеров бабьего лета, когда всё вокруг так цветисто и так заметно линяет, беднеет с каждым часом, а земля уже истощила все свои сытные, летние
запахи,
пахнет только холодной сыростью, воздух же странно прозрачен, и в красноватом
небе суетно мелькают галки, возбуждая невеселые мысли.
Крыша мастерской уже провалилась; торчали в
небо тонкие жерди стропил, курясь дымом, сверкая золотом углей; внутри постройки с воем и треском взрывались зеленые, синие, красные вихри, пламя снопами выкидывалось на двор, на людей, толпившихся пред огромным костром, кидая в него снег лопатами. В огне яростно кипели котлы, густым облаком поднимался пар и дым, странные
запахи носились по двору, выжимая слезы из глаз; я выбрался из-под крыльца и попал под ноги бабушке.
Бывало — зайдет солнце, прольются в
небесах огненные реки и — сгорят, ниспадет на бархатную зелень сада золотисто-красный пепел, потом всё вокруг ощутимо темнеет, ширится, пухнет, облитое теплым сумраком, опускаются сытые солнцем листья, гнутся травы к земле, всё становится мягче, пышнее, тихонько дышит разными
запахами, ласковыми, как музыка, — и музыка плывет издали, с поля: играют зорю в лагерях.
Потом, как-то не памятно, я очутился в Сормове, в доме, где всё было новое, стены без обоев, с пенькой в пазах между бревнами и со множеством тараканов в пеньке. Мать и вотчим жили в двух комнатах на улицу окнами, а я с бабушкой — в кухне, с одним окном на крышу. Из-за крыш черными кукишами торчали в
небо трубы завода и густо, кудряво дымили, зимний ветер раздувал дым по всему селу, всегда у нас, в холодных комнатах, стоял жирный
запах гари. Рано утром волком выл гудок...
Даже сидя в коляске, старик продолжал дичиться и ежиться; но тихий, теплый воздух, легкий ветерок, легкие тени,
запах травы, березовых почек, мирное сиянье безлунного звездного
неба, дружный топот и фыркание лошадей — все обаяния дороги, весны, ночи спустились в душу бедного немца, и он сам первый заговорил с Лаврецким.
На дворе был в начале десятый час утра. День стоял суровый: ни грозою, ни дождем не
пахло, и туч на
небе не было, но кругом все было серо и тянуло холодом. Народ говорил, что непременно где-де-нибудь недалеко град выпал.
— Вышивали мы гладью, золотом, напрестольники, воздухи, архиерейские облачения… травками, цветами, крестиками. Зимой сидишь, бывало, у окна, — окошки маленькие, с решетками, — свету немного, маслицем
пахнет, ладаном, кипарисом, разговаривать нельзя было: матушка была строгая. Кто-нибудь от скуки затянет великопостный ирмос… «Вонми
небо и возглаголю и воспою…» Хорошо пели, прекрасно, и такая тихая жизнь, и
запах такой прекрасный, снежок за окном, ну вот точно во сне…
Лихонин поспешно поднялся, плеснул себе на лицо несколько пригоршней воды и вытерся старой салфеткой. Потом он поднял шторы и распахнул обе ставни. Золотой солнечный свет, лазоревое
небо, грохот города, зелень густых лип и каштанов, звонки конок, сухой
запах горячей пыльной улицы — все это сразу вторгнулось в маленькую чердачную комнатку. Лихонин подошел к Любке и дружелюбно потрепал ее по плечу.
И точно: холодный ветер пронизывает нас насквозь, и мы пожимаемся, несмотря на то, что
небо безоблачно и солнце заливает блеском окрестные пеньки и побелевшую прошлогоднюю отаву, сквозь которую чуть-чуть пробиваются тощие свежие травинки. Вот вам и радошный май. Прежде в это время скотина была уж сыта в поле, леса стонали птичьим гомоном, воздух был тих, влажен и нагрет. Выйдешь, бывало, на балкон — так и обдает тебя душистым паром распустившейся березы или смолистым
запахом сосны и ели.
Ночь тяжело и сыро
пахнула мне в разгоряченное лицо; казалось, готовилась гроза; черные тучи росли и ползли по
небу, видимо меняя свои дымные очертания. Ветерок беспокойно содрогался в темных деревьях, и где-то далеко за небосклоном, словно про себя, ворчал гром сердито и глухо.
Ночь была темна, деревья чуть шептали; с
неба падал тихий холодок, от огорода тянуло
запахом укропа.
С балкона в комнату
пахнуло свежестью. От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как
небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.
Эту кроткую, сладкую жалость он очень часто испытывал, когда его чувств касается что-нибудь истинно прекрасное: вид яркой звезды, дрожащей и переливающейся в ночном
небе,
запахи резеды, ландыша и фиалки, музыка Шопена, созерцание скромной, как бы не сознающей самое себя женской красоты, ощущение в своей руке детской, копошащейся и такой хрупкой ручонки.
Белые барашки доверчиво и неподвижно лежали на тонком голубом
небе. Мороз был умеренный и не щипал за щеки, и откуда-то, очень издалека, доносился по воздуху томный и волнующий
запах близкой весны и первого таяния.
Крепко, свежо и радостно
пахло морским воздухом. Но ничто не радовало глаз Елены. У нее было такое чувство, точно не люди, а какое-то высшее, всемогущее, злобное и насмешливое существо вдруг нелепо взяло и опоганило ее тело, осквернило ее мысли, ломало ее гордость и навеки лишило ее спокойной, доверчивой радости жизни. Она сама не знала, что ей делать, и думала об этом так же вяло и безразлично, как глядела она на берег, на
небо, на море.
Между стволов сосен являются прозрачные, воздушные фигуры огромных людей и исчезают в зеленой густоте; сквозь нее просвечивает голубое, в серебре,
небо. Под ногами пышным ковром лежит мох, расшитый брусничником и сухими нитями клюквы, костяника — сверкает в траве каплями крови, грибы дразнят крепким
запахом.
На дьякона стал налегать сон; он поплотней прислонился к пирамиде и задремал, но ненадолго; ему вдруг почудилось, как будто кто-то громко топнул, Ахилла открыл глаза: все было тихо, только
небо изменилось; луна побледнела, и по серой пирамиде Савелия ползла одна длинная и широкая тень. Тучилось и
пахло утром. Ахилла встал на ноги, и в эту минуту ему опять показалось, что по кладбищу кто-то ходит.
Это случилось на рассвете одного из первых майских дней: он поднялся с постели, подошёл к окну, раскрыл его и, осторожно вдыхая пьяный
запах сирени и акации, стал смотреть в розоватое
небо.
— Это ничего, что слепенький: услышит, чем
пахнет — прозрит-с! А хоть бы и насчет жалованья — вы думаете, жалованье-то с
неба падает?
Утром ветер утих, но оставался попутным, при ясном
небе; «Нырок» делал одиннадцать узлов [Узел — здесь: мера скорости судна (миля в час).] в час на ровной килевой качке. Я встал с тихой душой и, умываясь на палубе из ведра, чувствовал
запах моря. Высунувшись из кормового люка, Тоббоган махнул рукой, крикнув...
Воздух был свеж, полон особого внутреннего
запаха; роса тяжелыми, беловатыми массами подавалась назад, оставляя за собою миллионы блестящих капель; пурпуровое освещение и непривычные тени придавали что-то новое, странно изящное деревьям, крестьянским избам, всему окружающему; птицы пели на разные голоса;
небо было чисто.
После двух подъемов на леса западная часть
неба из серой превратилась в темно-синюю — сверкнула звездочка,
пахнуло ветром, который торопливо гнал тяжелые тучи.
День выдался очень удачный для торжества, — один из тех ярких, прозрачных дней ранней осени, когда
небо кажется таким густым, синим и глубоким, а прохладный воздух
пахнет тонким, крепким вином.
Все возвещало весну: и темно-лазоревый цвет
неба, и песни птиц, и
запах почек, и мягкая, проникающая теплота воздуха, даже огромные глыбы льда, которые попадались на пути Глеба и которых занесло в луга половодье.
Когда вышли к заставе, на
небе чуть брезжило. Продолжая молчать, Ярцев и Кочевой шли по мостовой мимо дешевых дач, трактиров, лесных складов; под мостом соединительной ветви их прохватила сырость, приятная, с
запахом липы, и потом открылась широкая длинная улица, и на ней ни души, ни огня… Когда дошли до Красного пруда, уже светало.
Теперь, во время прогулок по городу, он готов был целые часы стоять против строящегося дома, наблюдая, как из малого растет к
небу огромное; ноздри его дрожали, внюхиваясь в пыль кирпича и
запах кипящей извести, глаза становились сонными, покрывались пленкой напряженной вдумчивости, и, когда ему говорили, что неприлично стоять на улице, он не слышал.
Сверкая медью, пароход ласково и быстро прижимался всё ближе к берегу, стало видно черные стены мола, из-за них в
небо поднимались сотни мачт, кое-где неподвижно висели яркие лоскутья флагов, черный дым таял в воздухе, доносился
запах масла, угольной пыли, шум работ в гавани и сложный гул большого города.
Траурная музыка гулко бьет в окна домов, вздрагивают стекла, люди негромко говорят о чем-то, но все звуки стираются глухим шарканьем тысяч ног о камни мостовой, — тверды камни под ногами, а земля кажется непрочной, тесно на ней, густо
пахнет человеком, и невольно смотришь вверх, где в туманном
небе неярко блестят звезды.
В священной тишине восходит солнце, и от камней острова поднимается в
небо сизый туман, насыщенный сладким
запахом золотых цветов дрока.
Всё вокруг густо усеяно цветами акации — белыми и точно золото: всюду блестят лучи солнца, на земле и в
небе — тихое веселье весны. Посредине улицы, щелкая копытами, бегут маленькие ослики, с мохнатыми ушами, медленно шагают тяжелые лошади, не торопясь, идут люди, — ясно видишь, что всему живому хочется как можно дольше побыть на солнце, на воздухе, полном медового
запаха цветов.
В синем
небе полудня тает солнце, обливая воду и землю жаркими лучами разных красок. Море дремлет и дышит опаловым туманом, синеватая вода блестит сталью, крепкий
запах морской соли густо льется на берег.
Петруха отвёл дяде Терентию новое помещение — маленькую комнатку за буфетом. В неё сквозь тонкую переборку, заклеенную зелёными обоями, проникали все звуки из трактира, и
запах водки, и табачный дым. В ней было чисто, сухо, но хуже, чем в подвале. Окно упиралось в серую стену сарая; стена загораживала
небо, солнце, звёзды, а из окошка подвала всё это можно было видеть, встав пред ним на колени…
Всюду блеск, простор и свобода, весело зелены луга, ласково ясно голубое
небо; в спокойном движении воды чуется сдержанная сила, в
небе над нею сияет щедрое солнце мая, воздух напоен сладким
запахом хвойных деревьев и свежей листвы. А берега всё идут навстречу, лаская глаза и душу своей красотой, и всё новые картины открываются на них.
Только что взошло солнце, воздух был живительно свеж, густо напоен
запахом сосны; спокойная вода реки, отражая ясное
небо, ласково журчала, разбиваясь о пыжи судов и цепи якорей.
«Теперь идти бы куда-нибудь, — полями, пустынями!» — думал Евсей, входя в тесные улицы фабричной слободки. Вокруг него стояли красноватые, чумазые стены,
небо над ними выпачкано дымом, воздух насыщен
запахом тёплого масла. Всё вокруг было неласково, глаза уставали смотреть на прокопчённые каменные клетки для работы.
Два окна второй комнаты выходили на улицу, из них было видно равнину бугроватых крыш и розовое
небо. В углу перед иконами дрожал огонёк в синей стеклянной лампаде, в другом стояла кровать, покрытая красным одеялом. На стенах висели яркие портреты царя и генералов. В комнате было тесно, но чисто и
пахло, как в церкви.
Светало, в окно смотрел бледный кусок
неба, в комнате просыпались мухи и жужжали, мелькая на сером фоне окна. Вместе с
запахом керосина квартиру наполнял ещё какой-то
запах, густой и тревожный.