Неточные совпадения
— А вот так: несмотря на запрещение Печорина, она вышла из крепости к речке. Было, знаете, очень жарко; она села на камень и опустила
ноги в воду. Вот Казбич подкрался — цап-царап ее,
зажал рот и потащил в кусты, а там вскочил на коня, да и тягу! Она между тем успела закричать; часовые всполошились, выстрелили, да мимо, а мы тут и подоспели.
В сад сошли сверху два черных толстяка, соединенные телом Лютова, один
зажал под мышкой у себя
ноги его, другой вцепился в плечи трупа, а голова его, неестественно свернутая набок, качалась, кланялась.
Они, трое, все реже посещали Томилина. Его обыкновенно заставали за книгой, читал он — опираясь локтями о стол,
зажав ладонями уши. Иногда — лежал на койке, согнув
ноги, держа книгу на коленях, в зубах его торчал карандаш. На стук в дверь он никогда не отвечал, хотя бы стучали три, четыре раза.
Люди слушали Маракуева подаваясь, подтягиваясь к нему; белобрысый юноша сидел открыв рот, и в светлых глазах его изумление сменялось страхом. Павел Одинцов смешно сползал со стула, наклоняя тело, но подняв голову, и каким-то пьяным или сонным взглядом прикованно следил за игрою лица оратора. Фомин,
зажав руки в коленях, смотрел под
ноги себе, в лужу растаявшего снега.
— В-вывезли в лес, раздели догола, привязали руки,
ноги к березе, близко от муравьиной кучи, вымазали все тело патокой, сели сами-то, все трое — муж да хозяин с зятем, насупротив, водочку пьют, табачок покуривают, издеваются над моей наготой, ох, изверги! А меня осы, пчелки жалят, муравьи, мухи щекотят, кровь мою пьют, слезы пьют. Муравьи-то — вы подумайте! — ведь они и в ноздри и везде ползут, а я и
ноги крепко-то
зажать не могу, привязаны
ноги так, что не сожмешь, — вот ведь что!
— Жениться вздумал, чуть не убил меня до смерти вчера! Валяется по ковру, хватает за
ноги… Я браниться, а он поцелуями
зажимает рот, и смеется, и плачет…
Тут только я заметил, что удэгеец, у которого кабан сломал копье, сидел на снегу и
зажимал рукой на
ноге рану, из которой обильно текла кровь.
В ужасе и гневе она начала кричать без слов, пронзительно, но он своими толстыми, открытыми и мокрыми губами
зажал ей рот. Она барахталась, кусала его губы, и когда ей удавалось на секунду отстранить свое лицо, кричала и плевалась. И вдруг опять томительное, противное, предсмертное ощущение обморока обессилило ее. Руки и
ноги сделались вялыми, как и все ее тело.
«К чему клонит?» — соображал Матвей Савельев, глядя, как человек этот,
зажав в колени свои сухие руки, трёт их, двигая
ногами и покачиваясь на стуле.
Так вот этот Спиро,
зажав между
ногами камень в три пуда весом, опускался у Белых камней на глубину сорока сажен, на дно, где покоятся останки затонувшей эскадры.
— А-ах! — крикнул Коротков и выронил коробку. Несколько мгновений он перебирал
ногами, как горячая лошадь, и
зажимал глаз ладонью. Затем с ужасом заглянул в бритвенное зеркальце, уверенный, что лишился глаза. Но глаз оказался на месте. Правда, он был красен и источал слезы.
— Поди мне большой лопух сорви, — и как парень от него отвернулся, он снял косу с косья, присел опять на корточки, оттянул одною рукою икру у
ноги, да в один мах всю ее и отрезал прочь. Отрезанный шмат мяса величиною в деревенскую лепешку швырнул в Орлик, а сам
зажал рану обеими руками и повалился.
Я взял шляпу и не простясь вышел. Впоследствии Ольга рассказывала мне, что тотчас же после моего ухода, как только шум от моих шагов смешался с шумом ветра и сада, пьяный граф сжимал уже ее в своих объятиях. А она, закрыв глаза,
зажав себе рот и ноздри, едва стояла на
ногах от чувства отвращения. Была даже минута, когда она чуть было не вырвалась из его объятий и не убежала в озеро. Были минуты, когда она рвала волосы на голове, плакала. Нелегко продаваться.
В ожидании лошадей, он хотел приготовить письма; но, взглянув на ладонь своей левой руки, покраснел и, досадуя, топнул
ногой. У него на ладони был очень незначительный маленький укол, но платок, которым он старался
зажать этот укол, был окровавлен, и это-то дало Ропшину право сказать, что на нем кровь.
Тут вереница старых, сморщенных, как гриб, ведьм водила журавля, приплясывая, стуча гоцки сухими своими
ногами, так что звон от костей раздавался кругом, и припевая таким голосом, что хоть уши
зажми.