Неточные совпадения
Но еще более бранил себя за то, что
заговорил с ним о деле, поступил неосторожно, как
ребенок, как дурак: ибо дело совсем не такого роду, чтобы быть вверену Ноздреву…
Он решительно перестал владеть собой, пел, ласково
заговаривал с Анисьей, шутил, что у нее нет
детей, и обещал крестить, лишь только родится
ребенок.
С Машей поднял такую возню, что хозяйка выглянула и прогнала Машу домой, чтоб не мешала жильцу «заниматься».
— А! если так, если он еще, —
заговорила она
с дрожью в голосе, — достает тебя, мучает, он рассчитается со мной за эти слезы!.. Бабушка укроет, защитит тебя, — успокойся,
дитя мое: ты не услышишь о нем больше ничего…
— Нет, не шутя скажу, что не хорошо сделал, батюшка, что
заговорил с Марфенькой, а не со мной. Она
дитя, как бывают
дети, и без моего согласия ничего бы не сказала. Ну, а если б я не согласилась?
— Ты знаешь, нет ничего тайного, что не вышло бы наружу! —
заговорила Татьяна Марковна, оправившись. — Сорок пять лет два человека только знали: он да Василиса, и я думала, что мы умрем все
с тайной. А вот — она вышла наружу! Боже мой! — говорила как будто в помешательстве Татьяна Марковна, вставая, складывая руки и протягивая их к образу Спасителя, — если б я знала, что этот гром ударит когда-нибудь в другую… в мое
дитя, — я бы тогда же на площади, перед собором, в толпе народа, исповедала свой грех!
— А я так не скажу этого, —
заговорил доктор мягким грудным голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика превратились в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы
с Константином Васильичем были
детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между тем пробежало целых пятнадцать лет, и нам, старикам, остается только уступить свое место молодому поколению.
Он долго потом рассказывал, в виде характерной черты, что когда он
заговорил с Федором Павловичем о Мите, то тот некоторое время имел вид совершенно не понимающего, о каком таком
ребенке идет дело, и даже как бы удивился, что у него есть где-то в доме маленький сын.
Но вдруг он тихо и кротко, как тихий и ласковый
ребенок,
заговорил с Феней, совсем точно и забыв, что сейчас ее так перепугал, обидел и измучил.
Странное дело, — эти почти бессмысленные слова
ребенка заставили как бы в самом Еспере Иваныче
заговорить неведомый голос: ему почему-то представился
с особенной ясностью этот неширокий горизонт всей видимой местности, но в которой он однако погреб себя на всю жизнь; впереди не виделось никаких новых умственных или нравственных радостей, — ничего, кроме смерти, и разве уж за пределами ее откроется какой-нибудь мир и источник иных наслаждений; а Паша все продолжал приставать к нему
с разными вопросами о видневшихся цветах из воды, о спорхнувшей целой стае диких уток, о мелькавших вдали селах и деревнях.
— Да кто ж вы, батюшка… О-ох! Какие такие? Ох!
С нами крестная сила! Дайте хоть ребенка-то положить, —
заговорила Анна, перебегая от люльки к печке.
Дядя получил его незадолго перед масленицей и отнесся к нему
с особенной серьезностью: он несколько дней читал его, запершись в своем кабинете, и потом вышел к семье мрачный и растроганный и все
заговаривал о неблагодарных
детях.
Нет! они гордятся сими драгоценными развалинами; они глядят на них
с тем же почтением,
с тою же любовию,
с какою добрые
дети смотрят на заросший травою могильный памятник своих родителей; а мы…» Тут господин антикварий, вероятно бы, замолчал, не находя слов для выражения своего душевного негодования; а мы, вместо ответа, пропели бы ему забавные куплеты насчет русской старины и, посматривая на какой-нибудь прелестный домик
с цельными стеклами, построенный на самом том месте, где некогда стояли неуклюжие терема и толстые стены
с зубцами,
заговорили бы в один голос: «Как это мило!..
В десятом часу пошли гулять на бульвар. Надежда Федоровна, боясь, чтобы
с нею не
заговорил Кирилин, все время старалась держаться около Марии Константиновны и
детей. Она ослабела от страха и тоски и, предчувствуя лихорадку, томилась и еле передвигала ноги, но не шла домой, так как была уверена, что за нею пойдет Кирилин или Ачмианов, или оба вместе. Кирилин шел сзади, рядом
с Никодимом Александрычем, и напевал вполголоса...
Заговорив о долголетии крестьянина моей памяти, останавливаюсь на семействе дебелой и красивой кормилицы сестры Анюты, приходившей в свободное от уроков время ко мне
с ребенком в классную. Это бесспорно была весьма добродушная женщина; тем не менее ее выхоленная и массивная самоуверенность вызывали
с моей стороны всякого рода выходки. Так, например, зная лично ее мужа, Якова, я, обучая ее молитве Господней, натвердил вместо: «яко на небеси» — «Яков на небеси».
Я пробовал
заговаривать с ним о его
детях; но он отделывался прежнею скороговоркою и переходил поскорее на другой предмет: «Да-да! дети-дети, вы правы,
дети!» Однажды только он расчувствовался — мы шли
с ним в театр: «Это несчастные
дети! —
заговорил он вдруг, — да, сударь, да, это не-с-счастные
дети!» И потом несколько раз в этот вечер повторял слова: «несчастные
дети!» Когда я раз
заговорил о Полине, он пришел даже в ярость.
Он задумчиво посмотрел, но, кажется, ничего не понял и даже, может быть, не расслышал меня. Я попробовал было
заговорить о Полине Александровне, о
детях; он наскоро отвечал: «Да! да!» — но тотчас же опять пускался говорить о князе, о том, что теперь уедет
с ним Blanche и тогда… «и тогда — что же мне делать, Алексей Иванович? — обращался он вдруг ко мне, — клянусь Богом! Что же мне делать, — скажите, ведь это неблагодарность! Ведь это же неблагодарность?»
Вскочил блаженненький
с могилы, замахал руками, ударяя себя по бедрам ровно крыльями, запел петухом и плюнул на
ребенка. Не отерла мать личика сыну своему, радость разлилась по лицу ее, стала она набожно креститься и целовать своего первенца. Окружив счастливую мать, бабы
заговорили...
Зная, что ничем нельзя так расположить в свою пользу любящую мать, как метким словом о ее
ребенке, Глафира прямо
заговорила о заметной
с первого взгляда скромности и выдержанности младшего Грегуара.
В последние двадцать лет,
с начала шестидесятых годов, бытовой мир Замоскворечья и Рогожской тронулся:
детей стали учить, молодые купцы попадали не только в коммерческую академию, но и в университет, дочери
заговорили по-английски и заиграли ноктюрны Шопена.
— Вот видите, какая вы, Марья Михайловна, —
заговорил он, грозя мне пальцем. — Я был
с вами как малое
дитя, высказал без всякой утайки мой, как вы называете, нигилистический взгляд; а вы сейчас меня на очную ставку
с Антониной Дмитриевной. Не хорошо-с.
— Как
с чего… Вот и нынче
заговорила со мной о своей девочке… «Кабы, — говорит она, — жива была, играла бы теперь
с Васей, — красные бы были
дети…» А мне каково слушать да знать, да сказать не сметь…
— Вот кстати. Вот кто загладит обиду мою! —
заговорил он, указывая на дочь. — Рыцари,
дети благородной стали! Вот вам награда. Кто более скосит русских голов
с их богатырских плеч, тот наследует титул мой, замки и все владения мои и получит Эмму.
— Довольно,
дети, хорошенького понемножку… —
с улыбкой
заговорила государыня. — Она останется жить пока здесь… Я разрешаю тебе ее навещать ежедневно… В начале января ваша свадьба.
Тут Керасивна уже совсем оправилась и
заговорила, что поп было хотел назвать
дитя Николою: «так, говорит, по церковной книге идет», только она его переспорила: «я сказала, да бог
с ними, сии церковные книги: на що воны нам сдалися; а это не можно, чтобы казачье
дитя по-московськи Николою звалось».
Предчувствия говорили недоброе и самому Дукачу; как он ни был крепок, а все-таки был доступен суеверному страху и — трусил. В самом деле,
с того ли или не
с того сталося, а буря, угрожавшая теперь кумовьям и
ребенку, точно
с цепи сорвалась как раз в то время, когда они выезжали за околицу. Но еще досаднее было, что Дукачиха, которая весь свой век провела в раболепном безмолвии пород мужем, вдруг разомкнула свои молчаливые уста и
заговорила...