Неточные совпадения
Люди
забывают долг повиновения, видя в самом господине
своем раба гнусных страстей его.
Но здесь с победою поздравим
Татьяну милую мою
И в сторону
свой путь направим,
Чтоб не
забыть, о ком пою…
Да кстати, здесь о том два слова:
Пою приятеля младого
И множество его причуд.
Благослови мой
долгий труд,
О ты, эпическая муза!
И, верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкрив.
Довольно. С плеч долой обуза!
Я классицизму отдал честь:
Хоть поздно, а вступленье есть.
«Зачем ему нужно рассказывать эти гадости? Если б я испытал подобное, я счел бы
своим долгом забыть об этом… Мотивы таких грязных исповедей невозможно понять».
Через несколько недель после того, как она осталась вдовой, у нее родилась дочь Клавденька, на которую она перенесла
свою страстную любовь к мужу. Но больное сердце не
забывало, и появление на свет дочери не умиротворило, а только еще глубже растравило свежую рану. Степанида Михайловна
долгое время тосковала и наконец стала искать забвения…
Так
долгое время думал и я,
забывая о
своем личном прошлом.
— Н-нну, иные и с этим веществом да никаких безобразных чудес не откалывали и из угла в угол не метались, — резонировал Вязмитинов. — Вот моя жена была со всех сторон окружена самыми эмансипированными подругами, а не
забывала же
своего долга и не увлекалась.
— Легко ли мне было отвечать на него?.. Я недели две была как сумасшедшая; отказаться от этого счастья — не хватило у меня сил; идти же на него — надобно было
забыть, что я жена живого мужа, мать детей. Женщинам, хоть сколько-нибудь понимающим
свой долг, не легко на подобный поступок решиться!.. Нужно очень любить человека и очень ему верить, для кого это делаешь…
Он
забыл теперь и про
свое разорение и
свои неоплатные
долги.
Саша. Да, пора уходить. Прощай! Боюсь, как бы твой честный доктор из чувства
долга не донес Анне Петровне, что я здесь. Слушай меня: ступай сейчас к жене и сиди, сиди, сиди… Год понадобится сидеть — год сиди. Десять лет — сиди десять лет. Исполняй
свой долг. И горюй, и прощения у нее проси, и плачь — все это так и надо. А главное, не
забывай дела.
— Ну-с, господа! — сказал лжепрезус, — мы исполнили
свой долг, вы
свой. Но мы не
забываем, что вы такие же люди, как и мы. Скажу более: вы наши гости, и мы обязаны позаботиться, чтоб вам было не совсем скучно. Теперь, за куском сочного ростбифа и за стаканом доброго вина, мы можем вполне беззаботно предаться беседе о тех самых проектах, за которые вы находитесь под судом. Человек! ужинать! и вдоволь шампанского!
«Ну, что графиня D.?» — «„Графиня?“ она, разумеется, с начала очень была огорчена твоим отъездом; потом, разумеется, мало-по-малу утешилась и взяла себе нового любовника; знаешь кого? длинного маркиза R.; что же ты вытаращил
свои арапские белки? или всё это кажется тебе странным; разве ты не знаешь, что
долгая печаль не в природе человеческой, особенно женской; подумай об этом хорошенько, а я пойду, отдохну с дороги; не
забудь же за мною заехать».
Имение было давно заложено. Кроме того, он имел еще
долги, о которых, с тех пор как перестал видеть
своих кредиторов, почти совершенно
забыл.
— Теперь я понимаю, граф, — сказала она, — я забыта… презрена… вы смеетесь надо мной!.. За что же вы погубили меня, за что же вы отняли у меня спокойную совесть? Зачем же вы старались внушить к себе доверие, любовь, которая довела меня до забвения самой себя,
своего долга, заставила
забыть меня, что я мать.
Патап Максимыч дела
свои на базаре кончил ладно. Новый заказ, и большой заказ, на посуду он получил, чтоб к весне непременно выставить на пристань тысяч на пять рублей посуды, кроме прежде заказанной;
долг ему отдали, про который и думать
забыл; письма из Балакова получил: приказчик там сходно пшеницу купил, будут барыши хорошие; вечерню выстоял, нового попа в служении видел; со Снежковым встретился, насчет Настиной судьбы толковал; дело, почитай, совсем порешили. Такой ладный денек выпал, что редко бывает.
Забыв Бога и любовь, им повеленную, всякого норовят обсчитать, рабочего обидеть,
своему брату
долгов не заплатить.
Забыли воины
свой долг. И тщетно восклицали старейшины...
Он остановился на секунду и, с выражением детской злобы топая ногой, закричал: «Mol, c-mol!» Пьянист поправился, Альберт закрыл глаза, улыбнулся и, снова
забыв себя, других и весь мир, с блаженством отдался
своему долгу.
Его отец был тот самый петербургский торговец, который, если не
забыл читатель, был «кормилец гвардии», отпускавший в
долг солдатам и офицерам незатейливые товары
своей лавочки.
«Приехав после болезни на кладбище, — продолжал Павел Сергеич, — старуха к ужасу
своему заметила, что она
забыла, где находится могила ее сына. Болезнь отняла у нее память… Она бегала по кладбищу, по пояс вязла в снегу, умоляла сторожей… Сторожа могли указать ей место, где погребен ее сын, только приблизительно, так как на несчастье старухи во время ее
долгого отсутствия крест был украден с могилы нищими, занимающимися продажей могильных крестов.
Она жаждала подвига, а когда он приготовлен, потонула в брачных восторгах,
забыла о
своем долге,
забыла завет отца
своего.
Перемежавшаяся по дороге из Менцена пыль, которую установили было на ней шедшие мимо русские полки, снова поднялась, и сердце Розы сказало глазам ее, что едет тот, кому предалось оно с простодушием, свойственным пастушке альпийской, и страстию, редкою в ее лета. Как она любила его! Для него швейцарка могла
забыть свои горы, отца и
долг свой.
— Да! Только бы, Ты поддержал меня, Господь мой! — продолжала графиня, не замечая мужа. — Только бы Ты просветил его разум и открыл ему, как сам он глубоко несчастлив в
своем ослеплении. А я… я,
забывая себя, стану исполнять
долг свой и дам ему все то счастье, какое может дать страстно любящая жена.
Принадлежа весь
долгу своему, он было
забыл, что писал к Мариорице: так одна страсть обхватывала вдруг эту душу, не давая в ней места другой.
И,
забывая свою ненависть к хорошим, все слезы
свои и проклятия,
долгие годы ненарушимого одиночества в вертепе, покоренная красотою и самоотречением ихней жизни — взволновалась до краски в лице, почти до слез, от страшной мысли, что те могут ее не принять.
—
Долг художника служить красоте, и я тебе даю к тому наилучшее средство. Зачем ты будешь напрасно тратить талант
свой для плосколобой Родопис и скуластой Сефоры? Им все равно искусство твое не поможет, и они в диадемах твоих не станут изящней; но укрась ты Нефору, приложи красоту убора к ее красоте — палестра
забудет ристанье, а заплещет моей красоте и твоему искусству, художник.