Неточные совпадения
Платочком обметала я
Могилку, чтобы травушкой
Скорее поросла,
Молилась за покойничка,
Тужила по
родителям:
Забыли дочь свою!
Шестнадцатилетний Михей, не зная, что делать с своей латынью, стал в доме
родителей забывать ее, но зато, в ожидании чести присутствовать в земском или уездном суде, присутствовал пока на всех пирушках отца, и в этой-то школе, среди откровенных бесед, до тонкости развился ум молодого человека.
— Ну, mon cher frère, [дорогой брат (фр.).] — заметил мой отец своим изученно бесстрастным голосом, — хорошо и вы исполнили последнюю волю
родителя. Лучше было бы
забыть эти тяжелые напоминовения для вас, да и для нас.
Обратясь потом к супругу ее: — Неблагодарный сын человеколюбивого
родителя,
забыл ты его завещание,
забыл и свое изречение; но не доводи до отчаяния души, твоея благороднейшей, страшись!
Яша сразу обессилел: он совсем
забыл про существование Наташки и сынишки Пети. Куда он с ними денется, ежели
родитель выгонит на улицу?.. Пока большие бабы судили да рядили, Наташка не принимала в этом никакого участия. Она пестовала своего братишку смирненько где-нибудь в уголке, как и следует сироте, и все ждала, когда вернется отец. Когда в передней избе поднялся крик, у ней тряслись руки и ноги.
Она
забыла в это мгновение все — и
родителей, и прощанье, и подозрения…
— Ватки бы подложить да пажиком бы и показать. Хе-хе. Они точно что из себя субтильные, а может, это и нужно будет. Господская душа — потемки, сударыня. Ах, все я вам
забываю доложить, — понизив тон, продолжал Родион Антоныч, — родитель-то Гликерии Витальевны…
— Мне, милостивый государь, чужого ничего не надобно, — продолжала она, садясь возле меня на лавке, — и хотя я неимущая, но, благодарение богу, дворянского своего происхождения
забыть не в силах… Я имею счастие быть лично известною вашим папеньке-маменьке… конечно, перед ними я все равно, что червь пресмыкающий, даже меньше того, но как при всем том я добродетель во всяком месте, по дворянскому моему званию, уважать привыкла, то и
родителей ваших не почитать не в силах…
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием говорила о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно рассказала про его настоящее и будущее состояние; рассказала правду про всё его семейство и не
забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез письмо полное согласие и благословение
родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от волнения, ожидания ответа
родителей и несказанной любви занемог лихорадкой, но, не имея сил откладывать решение своей судьбы, просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
— Эх, то есть вот как теперь меня облагодетельствовали, что всю жизнь свою не
забуду, по гроб слугой буду, то есть хоть в воду головой за вас… Ведь я сроду таким господином не был. Вот родители-то полюбовались бы…
Петр. Ты
забываешь кое-что. Во-первых — студентам жениться не позволено; во-вторых — мне придется выдержать баталию с
родителями; в-третьих…
Вот же я, заговорившись о почтенных моих
родителях,
забыл, на чем остановился… Да, о Кондрате Даниловиче, что вместе с прочими зван был на обед и послушать нашей учености.
За меня стоял новый
родитель мой, Иван Афанасьевич, и какими-то словами как спутал братьев всех, что те… пик-пик!.. замялись, и это место вот-вот досталось бы мне, как брат Петрусь, быв, как я всегда говорил о нем, человек необыкновенного ума, и, в случае неудачи, бросающий одну цель и нападающий на другую, чтоб смешать все, вдруг опрокидывается на моего нового
родителя, упрекает его, что он овладел моим рассудком, обобрал меня, и принуждает меня, слабого, нерассудливого, жениться на своей дочери,
забыв то, что он, Иван Афанасьевич, из подлого происхождения и бывший подданный пана Горбуновского…
В заключение портрета скажу, что он назывался Григорий Александрович Печорин, а между родными просто Жорж, на французский лад, и что притом ему было 23 года, — и что у
родителей его было 3 тысячи душ в Саратовской, Воронежской и Калужской губернии, — последнее я прибавляю, чтоб немного скрасить его наружность во мнении строгих читателей! — виноват,
забыл включить, что Жорж был единственный сын, не считая сестры, 16-летней девочки, которая была очень недурна собою и, по словам маменьки (папеньки уж не было на свете), не нуждалась в приданом и могла занять высокую степень в обществе, с помощию божией и хорошенького личика и блестящего воспитания.
Бродяга спал, а мои мысли не давали мне покоя. Я
забыл о том, что привело его в тюрьму и ссылку, что пережил он, что сделал в то время, когда «перестал слушаться
родителей». Я видел в нем только молодую жизнь, полную энергии и силы, страстно рвущуюся на волю… Куда?
Никита. Деньги, вот они. (Лезет в карман, достает бумажник, вертит бумажки, достает десятирублевую.) Бери на лошадь. Бери на лошадь, я
родителя не могу
забыть. Обязательно не оставлю. Потому
родитель. На, бери. Очень просто. Не жалею. (Подходит и сует Акиму деньги. Аким не берет денег.)
— Что же из этого? Я этого, к сожалению, и не могу оспаривать, но это нимало не мешает Машеньке быть прекрасною девушкой, из которой выйдет прекрасная жена. Ты, верно,
забыл то, над чем мы с тобою не раз останавливались: вспомни, что у Тургенева — все его лучшие женщины, как на подбор, имели очень непочтенных
родителей.
— А писано ли где, матушка, чтоб
родители по своим прихотям детей губили? — воскликнула Марья Гавриловна, становясь перед Манефой. — Сказано ль это в каких книгах?.. Ах, не поминайте вы мне, не поминайте!.. — продолжала она, опускаясь на стул против игуменьи. —
Забыть, матушка, хочется… простить, — не поминайте же…
Бывало,
родитель гостинцев к празднику ей пришлет, со всеми-то она, белая голубушка, поделится, никого-то не
забудет, себе, почитай, ничего не покинет, все подружкам раздаст.
Только ты у меня смотри, Марья, хоть и сказано тебе от отца, от
родителя значит: причаливай Масляникова, а того не
забывай — коли прежде венца до греха дойдешь, живой тебе не быть.
А Алексей в те поры Бога еще не
забывал,
родителям был покорен и деньги, что давал ему своею щедрою рукой Патап Максимыч, в дом приносил.
Называла по именам дома богатых раскольников, где от того либо другого рода воспитания вышли дочери такие, что не приведи Господи: одни Бога
забыли, стали пристрастны к нововводным обычаям, грубы и непочтительны к
родителям, покинули стыд и совесть, ударились в такие дела, что нелеть и глаголати… другие, что у мастериц обучались, все, сколько ни знала их Макрина, одна другой глупее вышли, все как есть дуры дурами — ни встать, ни сесть не умеют, а чтоб с хорошими людьми беседу вести, про то и думать нечего.
Теркин слушал внимательно, и в голове у него беспрестанно мелькал вопрос: «зачем Серафима рассказывает ему так подробно об этой Калерии?» Он хотел бы схватить ее и увлечь к себе,
забыть про то, кто она, чья жена, чьих
родителей, какие у нее заботы… Одну минуту он даже усомнился: полно, так ли она страстно привязалась к нему, если способна говорить о домашних делах, зная, что он здесь только до рассвета и она опять его долго не увидит?..
И он
забыл, что она «мужняя жена», и ни разу не спросил ее про то, как она живет, счастлива ли, хотя и не мог не сообразить, что из раскольничьего дома, наверно, ушла она если не тайком, то и не с полного согласия
родителей. Тот барин, правовед, мог, конечно, рассчитывать на приданое, но она вряд ли стала его женой из какого-нибудь расчета.
— Звание свое
забывает! — сказала она. — Что ж? Жалилась я и тебе, братец, и его
родителям, и к отцу Григорию его возила, чтоб наставление ему прочел, и сама всякие меры принимала, ничего же не вышло! Поневоле приходится господина предводителя беспокоить…
Хоть
родитель ее, степенный посадник Фома Крутой, и впрямь крут, да твой
родитель, Кирилл, тоже посадник, не хуже его, они же с ним живут в превеликом согласии; издавна еще хлеб-соль водят, так как и мы с тобой, бывало, в каждой схватке жизнь делили, зипуны с одного плеча нашивали, да и теперь постоим друг за друга, хоть ты меня и
забыл, сподручника своего, Димитрия Смелого.
Но судьба судила иначе. В деревеньку как-то заехал дальний родственник отца, пленился сметливостью маленького Коли, увез его в Петербург и сдал в одно из инженерных училищ. Этим, впрочем, заботы благодетеля о Коле и кончились. Он
забыл его.
Забыли о нем и сами
родители.
Хоть
родитель ее, степенный посадник Фома Крутой, и впрямь крут, да твой
родитель, Кирилл, тоже посадник, не хуже его, они же с ним живут в превеликом согласии; издавна еще хлеб-соль водят, так как и мы с тобой, бывало, в каждой схватке жизнь делили, зипуны с одного плеча нашивали, да и теперь постоим друг за друга, хоть ты меня и
забыл, помощника своего, Дмитрия Смелого!
На этот вопрос нельзя ответить совершенно утвердительно, так как дети Салтыковой имели как в Москве, так и в Троицком совершенно отдельное помещение, сданы были нянюшкам и мамушкам и, иногда, по целым неделям не видали
родителей, которые оба, кажется, подчас
забывали о их существовании.
— Будь спокойна, дитя мое. Оставайся только набожной и доброю, какова и теперь, и Господь не оставит тебя. Избегай греха, избегай соблазна; обещай мне, что ты никогда не
забудешь, какой страх испытывают твои
родители, отправляя тебя.
Причиной этого смущения было то, что он совсем
забыл эту молодую девушку, жившую в доме его
родителей и когда-то с чисто женскими ласками и вниманием врачевавшую его разбитое сердце.