Неточные совпадения
Не позаботясь даже
о том, чтобы проводить от себя Бетси,
забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от
бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
И вот, когда полиция после полуночи окружила однажды дом для облавы и заняла входы, в это время возвращавшиеся с ночной добычи «иваны» заметили неладное, собрались в отряды и ждали в засаде. Когда полиция начала врываться в дом, они, вооруженные, бросились сзади на полицию, и началась свалка. Полиция, ворвавшаяся в дом, встретила сопротивление портяночников изнутри и налет «Иванов» снаружи. Она позорно
бежала, избитая и израненная, и надолго
забыла о новой облаве.
Несколько дней, которые у нас провел этот оригинальный больной, вспоминаются мне каким-то кошмаром. Никто в доме ни на минуту не мог
забыть о том, что в отцовском кабинете лежит Дешерт, огромный, страшный и «умирающий». При его грубых окриках мать вздрагивала и
бежала сломя голову. Порой, когда крики и стоны смолкали, становилось еще страшнее: из-за запертой двери доносился богатырский храп. Все ходили на цыпочках, мать высылала нас во двор…
Они рассказывали
о своей скучной жизни, и слышать это мне было очень печально; говорили
о том, как живут наловленные мною птицы,
о многом детском, но никогда ни слова не было сказано ими
о мачехе и отце, — по крайней мере я этого не помню. Чаще же они просто предлагали мне рассказать сказку; я добросовестно повторял бабушкины истории, а если
забывал что-нибудь, то просил их подождать,
бежал к бабушке и спрашивал ее
о забытом. Это всегда было приятно ей.
Пришла весть
о твоей свободе, и ты все бросил, все
забыл, ты
побежал, как мальчик за бабочкой…» Образ Лизы беспрестанно представлялся ему посреди его размышлений; он с усилием изгонял его, как и другой неотвязный образ, другие невозмутимо-лукавые, красивые и ненавистные черты.
Теперь пегашка
бежала уже своею обыкновенною рысью, и Таисья скоро
забыла о ней.
— Измена в любви, какое-то грубое, холодное забвение в дружбе… Да и вообще противно, гадко смотреть на людей, жить с ними! Все их мысли, слова, дела — все зиждется на песке. Сегодня
бегут к одной цели, спешат, сбивают друг друга с ног, делают подлости, льстят, унижаются, строят козни, а завтра — и
забыли о вчерашнем и
бегут за другим. Сегодня восхищаются одним, завтра ругают; сегодня горячи, нежны, завтра холодны… нет! как посмотришь — страшна, противна жизнь! А люди!..
Он не убавлял, однако ж, шагу;
забыв, казалось,
о существовании Захара, он продолжал подвигаться к реке, то
бегом, то медленно, то снова пускаясь
бежать.
Увы! Я должен был согласиться, что план Прокопа все-таки был самый подходящий.
О чем толковать, когда никаких своих дел нет? А если не
о чем толковать, то, значит, и дома сидеть незачем. Надо
бежать к Палкину, или на Минерашки, или в Шато-де-Флер, одним словом, куда глаза глядят и где есть возможность
забыть, что есть где-то какие-то дела, которых у меня нет. Прибежишь — никак не можешь разделаться с вопросом: зачем прибежал? Убежишь — опять-таки не разделаешься с вопросом: зачем убежал? И все-то так.
Очевидно, что-то очень интересное можно было рассмотреть в брыжейке лягушки, где, как на ладони видные, по рекам сосудов бойко
бежали живые кровяные шарики. Персиков
забыл о своих амебах и в течение полутора часов по очереди с Ивановым припадал к стеклу микроскопа. При этом оба ученые перебрасывались оживленными, но непонятными простым смертным словами.
Кроме дней обрядных, лишь только выдастся ясный тихий вечер, молодежь,
забыв у́сталь дневной работы, не помышляя
о завтрашнем труде, резво
бежит веселой гурьбой на урочное место и дó свету водит там хороводы, громко припевая, как «Вокруг города Царева ходил-гулял царев сын королев», как «В Арзамасе на украсе собиралися молодушки в един круг», как «Ехал пан от князя пьян» и как «Селезень по реченьке сплавливал, свои сизые крылышки складывал»…
Нет, видно ему не
забыть уж
о ней,
Не вымучить счастья иного —
И круто он
бег повернул кораблей
И к северу гонит их снова.
Прошло около месяца. Помещик
забыл о Петьке, а тот, почувствовав себя в силах стать на ноги,
бежал с помещечьего двора. Двор этот находился близ Арбатских ворот. Долго ли и много ли прошел Петр Ананьев, он не помнил, но наутро он очнулся на скамье, покрытой войлоком, с кожанной подушкой в головах, а над ним стоял наклонившись худой как щепка старик, и держал на его лбу мокрую тряпку. Было это в той самой избе, где теперь жил Петр Ананьев. Старик был немец-знахарь Краузе, в просторечии прозванный Крузовым.
Вместе с своим достойным сообщником, мнимым князем Владимиром Воротынским, выскочил он из избы Бомелия и,
забывши о своих конях, оба они спустились на лед Москвы-реки и бросились
бежать на другую сторону, гонимые, видимо, паническим страхом.
Ростов,
забыв совершенно
о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках
побежал в темную, большую залу.