Неточные совпадения
— За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забыты́х газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма...
Попав из сельской школы по своим выдающимся способностям в гимназию, Набатов, содержа себя всё
время уроками, кончил курс с золотой медалью, но не пошел в университет, потому что еще в VII классе решил, что пойдет в народ, из которого вышел, чтобы просвещать своих
забытых братьев.
Потом, за разговором, Смердяков на
время позабылся, но, однако же, остался в его душе, и только что Иван Федорович расстался с Алешей и пошел один к дому, как тотчас же
забытое ощущение вдруг быстро стало опять выходить наружу.
В первую минуту, когда Хомяков почувствовал эту пустоту, он поехал гулять по Европе во
время сонного и скучного царствования Карла X, докончив в Париже свою
забытую трагедию «Ермак» и потолковавши со всякими чехами и далматами на обратном пути, он воротился. Все скучно! По счастию, открылась турецкая война, он пошел в полк, без нужды, без цели, и отправился в Турцию. Война кончилась, и кончилась другая
забытая трагедия — «Дмитрий Самозванец». Опять скука!
Как-то в это
время случилось мне прочитать «Подводный камень»
забытого теперь романиста Авдеева.
Это была скромная, теперь
забытая, неудавшаяся, но все же реформа, и блестящий вельможа, самодур и сатрап, как все вельможи того
времени, не лишенный, однако, некоторых «благих намерений и порывов», звал в сотрудники скромного чиновника, в котором признавал нового человека для нового дела…
Потом — в руках у меня командная трубка, и лет — в ледяной, последней тоске — сквозь тучи — в ледяную, звездно-солнечную ночь. Минуты, часы. И очевидно, во мне все
время лихорадочно, полным ходом — мне же самому неслышный логический мотор. Потому что вдруг в какой-то точке синего пространства: мой письменный стол, над ним — жаберные щеки Ю,
забытый лист моих записей. И мне ясно: никто, кроме нее, — мне все ясно…
В прихожей пахло отчасти ягодами, которые здесь, по-видимому, недавно чистили для варенья, отчасти сапожным товаром, потому что обыкновенно тут пребывал старый Родивоныч, исправлявший должность комнатного лакея и в свободное
время занимавшийся сапожным мастерством, о чем и свидетельствовала
забытая на окне сапожная колодка.
Словом сказать, вопрос о взяточничестве, некогда столь славный, является в настоящее
время до такой степени
забытым, что самое напоминание об нем кажется почти ребяческою назойливостью.
Случалось, что в то
время, когда я думал совсем о другом и даже когда был сильно занят ученьем, — вдруг какой-нибудь звук голоса, вероятно, похожий на слышанный мною прежде, полоса солнечного света на окне или стене, точно так освещавшая некогда знакомые, дорогие мне предметы, муха, жужжавшая и бившаяся на стекле окошка, на что я часто засматривался в ребячестве, — мгновенно и на одно мгновение, неуловимо для сознания, вызывали
забытое прошедшее и потрясали мои напряженные нервы.
Ему же я обязан знанием рыбачьих обычаев и суеверий во
время ловли: нельзя свистать на баркасе; плевать позволено только за борт; нельзя упоминать черта, хотя можно проклинать при неудаче: веру, могилу, гроб, душу, предков, глаза, печенки, селезенки и так далее; хорошо оставлять в снасти как будто нечаянно
забытую рыбешку — это приносит счастье; спаси бог выбросить за борт что-нибудь съестное, когда баркас еще в море, но всего ужаснее, непростительнее и зловреднее — это спросить рыбака: «Куда?» За такой вопрос бьют.
Ветеран остался несколько
времени неподвижен на своем кресле; наконец, точно вспомнив
забытую роль, он встрепенулся, встал и, ударив меня по плечу, захохотал своим зычным хохотом...
Вероятно, приветствие понравилось, ибо через месяц Петр Степанович получил хорошее место чуть ли не в самом Орле. Даже за короткое
время его пребывания мне казалось, что Аннушка нравится ему более, чем мне; и я заключил, что стихотворение,
забытое им впопыхах на столе, начинавшееся стихами...
По
временам она еще всхлипывала, и грудь ее подымалась высоко, но это были последние волны,
забытые на гладком море пролетевшим ураганом.
Мы сели. Я посмотрел на нее… Увидеть после долгой разлуки черты лица, некогда дорогого, быть может любимого, узнавать их и не узнавать, как будто сквозь прежний, все еще не
забытый облик — выступил другой, хотя похожий, но чуждый; мгновенно, почти невольно заметить следы, наложенные
временем, — все это довольно грустно. «И я, должно быть, также изменился», — думает каждый про себя…
Но, братие, с небес во
время оно
Всевышний бог склонил приветный взор
На стройный стан, на девственное лоно
Рабы своей — и, чувствуя задор,
Он положил в премудрости глубокой
Благословить достойный вертоград,
Сей вертоград,
забытый, одинокой,
Щедротою таинственных наград.
Никита в это
время отвязал от тумбы лошадь; они с приемным отцом уселись в сани и поехали. До их деревни было верст пятнадцать. Лошаденка бойко бежала, взбивая копытами к омья снега, которые на лету рассыпались, обдавая Никиту. А Никита улегся около отца, завернувшись в армяк, и молчал. Старик раза два заговорил с ним, но он не ответил. Он точно застыл и смотрел неподвижно на снег, как будто ища в нем точку,
забытую им в комнатах присутствия.
Как часто бывает с человеком, который в критическую минуту полнейшего отсутствия каких бы то ни было денег начинает вдруг шарить по всем карманам старого своего платья, в чаянии авось-либо обретется где какой-нибудь
забытый, завалящий двугривенник, хотя сам в то же
время почти вполне убежден, что двугривенника в жилетках нет и быть не может, — так точно и Ардальон Полояров, ходючи по комнате, присел к столу и почти безотчетно стал рыться в ящиках, перебирая старые бумаги, словно бы они могли вдруг подать ему какой-нибудь дельный, практический совет.
Круглые башни с бойницами, узенькие окна из давно
забытых проходов внутри стены, крытые проемы среди шумной кипучей жизни нового напоминают
времена стародавние, когда и стены, и башни служили оплотом русской земли, когда кипели здесь лихие битвы да молодецкие дела.
Среди орочей было несколько стариков. Поджав под себя ноги, они сидели на корье и слушали с большим вниманием. Потом я, в свою очередь, стал расспрашивать их о том, как жили они раньше, когда были еще детьми. Старики оживились, начали вспоминать свою молодость —
время, давно прошедшее, почти
забытое, былое… Вот что они рассказывали.
Это небольшая, плешивая рощица, в которой когда-то в
забытое чумное
время в самом деле был карантин, теперь же живут дачники.
Слух о втором обмороке, уже с княжной Прозоровской, облетел находившихся на кладбище. По приказанию настоятеля бесчувственная княжна была принесена в его покои, где она через несколько
времени пришла в себя. Когда вернулись к
забытой в притворе Капочке, на лавке нашли бездыханный труп молодой девушки.
Почти такой же одинокой и
забытой, в описываемое нами
время, придворными сферами, как и Якобина Менгден, жила в своем дворце на Царицыном лугу, где в настоящее
время помещаются Павловские казармы, цесаревна Елизавета Петровна.
И вот случилось в последнее
время одному человеку, видевшему то жалкое положение, в котором находился луг, и нашедшему в
забытых предписаниях хозяина правило о том, чтобы не косить сорную траву, а вырывать ее с корнем, — случилось этому человеку напомнить владельцам луга о том, что они поступали неразумно и что неразумие это уже давно указано было добрым и мудрым хозяином.
Княжна с памятной, вероятно, читателю и не
забытой, конечно, ею самой первой своей бессонной ночи, продолжала находиться в каком-то странном, безотчетном нервно-напряженном состоянии духа. Она старалась скрыть это от окружающих, но по
временам, независимо от ее воли, на нее нападал почти столбняк и она сидела неподвижно, с устремленным в пространство взглядом.
Во главе последних стояли молодая красавица — вдова Екатерина Васильевна Скавронская, урожденная Энгельгардт, племянница
забытого уже в то
время всеми светлейшего князя Потемкина-Таврического.
И что̀ было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со
времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли, когда она, ожидая чего-то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней,
забытые личные желания и надежды.