Неточные совпадения
Кто видывал, как слушает
Своих захожих странников
Крестьянская
семья,
Поймет, что ни работою
Ни вечною
заботою,
Ни игом рабства долгого,
Ни кабаком самим
Еще народу русскому
Пределы не поставлены:
Пред ним широкий путь.
Когда изменят пахарю
Поля старозапашные,
Клочки в лесных окраинах
Он пробует пахать.
Работы тут достаточно.
Зато полоски новые
Дают без удобрения
Обильный урожай.
Такая почва добрая —
Душа народа русского…
О сеятель! приди!..
— Ну пусть для
семьи, что же? В чем тут помеха нам? Надо кормить и воспитать детей? Это уже не любовь, а особая
забота, дело нянек, старых баб! Вы хотите драпировки: все эти чувства, симпатии и прочее — только драпировка, те листья, которыми, говорят, прикрывались люди еще в раю…
— Ты на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь
заботу, или тоску, или радость, или мысль, признак воли: ну, словом, — движение, жизнь. Немного нужно, чтоб подобрать ключ и сказать, что тут
семья и дети, значит, было прошлое, а там глядит страсть или живой след симпатии, — значит, есть настоящее, а здесь на молодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…
Мужчины, одни, среди дел и
забот, по лени, по грубости, часто бросая теплый огонь, тихие симпатии
семьи, бросаются в этот мир всегда готовых романов и драм, как в игорный дом, чтоб охмелеть в чаду притворных чувств и дорого купленной неги. Других молодость и пыл влекут туда, в царство поддельной любви, со всей утонченной ее игрой, как гастронома влечет от домашнего простого обеда изысканный обед искусного повара.
— Это еще хуже, папа: сын бросит своего ребенка в чужую
семью и этим подвергает его и его мать всей тяжести ответственности… Дочь, по крайней мере, уже своим позором выкупает часть собственной виды; а сколько она должна перенести чисто физических страданий, сколько
забот и трудов, пока ребенок подрастет!.. Почему родители выгонят родную дочь из своего дома, а сына простят?
Вот вам, добрый мой Евгений Иванович, для прочтенияписьмо Мозгалевской! Значит, вы убедитесь, что ей можно назначить так, как я вам об этом писал с Нарышкиным. [Назначить — пособие из средств Малой артели вдове декабриста, А. А. Мозгалевской и их детям; комментируемый документ — на обороте ее письма к Пущину с очень трогательной характеристикой его
забот о
семьях умерших участников движения декабристов (сб. «Летописи», III, стр. 274 и сл.),]
Заботы его о
семье товарища, кроме писем в настоящем издании, отражены в письме M. Н. Волконской к Д. И. Кюхельбекер от 3 июня 1847 г.
— Отчего же нельзя? Неужто вы находите, что и взаимная любовь, и отцовская
забота о
семье, и материнские попечения о детях безнравственны?
Помощи ждать неоткуда, потому что у всех свои
заботы, свои
семьи.
Явилась
семья друзей, и с ними неизбежная чаша. Друзья созерцали лики свои в пенистой влаге, потом в лакированных сапогах. «Прочь горе, — восклицали они, ликуя, — прочь
заботы! Истратим, уничтожим, испепелим, выпьем жизнь и молодость! Ура!» Стаканы и бутылки с треском летели на пол.
При этих условиях Арина Петровна рано почувствовала себя одинокою, так что, говоря по правде, даже от семейной жизни совсем отвыкла, хотя слово «
семья» не сходит с ее языка и, по наружности, всеми ее действиями исключительно руководят непрестанные
заботы об устройстве семейных дел.
Это был двадцатичетырехлетний парень, кровь с молоком, молодец в полном смысле, и ростом и дородством, сын старинного усердного слуги, Бориса Петрова Хорева, умершего в пугачевщину от
забот, как все думали, и сухоты при сохранении в порядке вверенных его управлению крестьян Нового Багрова, когда помещик бежал с
семьей в Астрахань.
Родился я в Петербурге, холодном и праздном, в
семье, которая никогда не знала труда и никаких
забот.
— Ревновал бы, ей-богу. Ну, как это другого она станет целовать? чужого больше отца любить? Тяжело это и вообразить. Конечно, все это вздор; конечно, всякий под конец образумится. Но я б, кажется, прежде чем отдать, уж одной
заботой себя замучил: всех бы женихов перебраковал. А кончил бы все-таки тем, что выдал бы за того, кого она сама любит. Ведь тот, кого дочь сама полюбит, всегда всех хуже отцу кажется. Это уж так. Много из-за этого в
семьях худа бывает.
Все живо посреди степей:
Заботы мирные
семей,
Готовых с утром в путь недальний,
И песни жен, и крик детей,
И звон походной наковальни.
Но жизнь
семьи, круговая работа крестьянского года, житейские радости, печали и
заботы — все это катилось стороной, все это миновало бродягу, как минует быстрое живое течение оставленную на берегу продырявленную и высохшую от солнца лодку.
Не бегал я от службы никогда,
Для дела земского бросал
заботыСвои домашние,
семью, торговлю.
— Ох, Пантелей Прохорыч! — вздохнул Лохматый. — Всех моих дум не передумать. Мало ль
заботы мне. Люди мы разоренные,
семья большая, родитель-батюшка совсем хизнул с тех пор, как Господь нас горем посетил… Поневоле крылья опустишь, поневоле в лице помутишься и сохнуть зачнешь:
забота людей не красит, печаль не цветит.
И старец сказал: «Это одна чаша с маслом так заняла тебя, что ты ни разу не вспомнил о боге. А крестьянин и себя, и
семью, и тебя кормит своими трудами и
заботами, и то два раза в день вспоминает о боге».
Зато, когда все
заботы и суеты кончились и Герасим воротился в отчий дом с купеческим свидетельством по третьей гильдии и родная
семья встретила его как избавителя, такую он отраду почувствовал, такое душевное наслажденье, каких во всю жизнь еще не чувствовал.
— В такие молодые годы да такая
семья у вас, — приветливо глядя на Аграфену Петровну, молвил Марко Данилыч. — Много вам
забот, много хлопот.
Но вся его жизнь прошла в служении идее реального театра, и, кроме сценической литературы, которую он так слил с собственной судьбой, у него ничего не было такого же дорогого. От интересов общественного характера он стоял в стороне, если они не касались театра или корпорации сценических писателей. Остальное брала большая
семья, а также и
заботы о покачнувшемся здоровье.
Вспомнил, как умирающий просил его позаботиться о его
семье — жене и трех малолетних детях, и как он, Сергей Прохорович, обещал ему эту
заботу.
Оставить
семью, родину, все
заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Через горнило бедствий, насильственно отторгая его от дома, от
семьи, от суетных
забот о жизни, вела его могучая рука к великому подвигу, к великой жертве.
Стоит человеку только не верить учению мира, что нужно надеть калоши и цепочку и иметь ненужную ему гостиную, и что не нужно делать все те глупости, которых требует от него учение мира, и он не будет знать непосильной работы и страданий и вечной
заботы и труда без отдыха и цели; не будет лишен общения с природой, не будет лишен любимого труда,
семьи, здоровья и не погибнет бессмысленно мучительной смертью.
Во-вторых, вскоре овдовев, он не выл и не брал себе молодой наймычки; в-третьих, когда несколько женщин пришли ему сказать, что идут по обету в Киев, то он советовал заменить их поход обетом послужить больным и бедным, а прежде всего успокоить
семью заботами о доброй жизни; а что касается данного обета, — он оказал неслыханную дерзость — вызвался разрешить его и взять ответ на себя.