Неточные совпадения
В этом я убежден, несмотря на то что ничего не
знаю, и если бы было противное, то надо бы было разом низвести всех женщин на степень простых домашних
животных и в таком только виде держать их при себе; может быть, этого очень многим хотелось бы.
Нехлюдов молча вышел. Ему даже не было стыдно. Он видел по выражению лица Матрены Павловны, что она осуждает его, и права, осуждая его,
знал, что то, что он делает, — дурно, но
животное чувство, выпроставшееся из-за прежнего чувства хорошей любви к ней, овладело им и царило одно, ничего другого не признавая. Он
знал теперь, что надо делать для удовлетворения чувства, и отыскивал средство сделать это.
Ему привиделся нехороший сон: будто он выехал на охоту, только не на Малек-Аделе, а на каком-то странном
животном вроде верблюда; навстречу ему бежит белая-белая, как снег, лиса… Он хочет взмахнуть арапником, хочет натравить на нее собак, а вместо арапника у него в руках мочалка, и лиса бегает перед ним и дразнит его языком. Он соскакивает с своего верблюда, спотыкается, падает… и падает прямо в руки жандарму, который зовет его к генерал-губернатору и в котором он
узнает Яффа…
Притаив дыхание, я старался сквозь чащу леса рассмотреть приближающееся
животное. Вдруг сердце мое упало — я увидел промышленника. По опыту прежних лет я
знал, как опасны встречи с этими людьми.
К сумеркам мы дошли до водораздела. Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде травы не было. Кони так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли на землю. Никто не
узнал бы в них тех откормленных и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это были исхудалые
животные, измученные бескормицей и гнусом.
Я понял все. Мне вспомнились рассказы охотников о том, что медведь, найдя какое-нибудь мертвое
животное, всегда закапывает его в землю. Когда мясо станет разлагаться, он лакомится им. Но я не
знал, что медведь закапывает медведя. Для Дерсу это тоже было новинкой.
Не только боги язычества, но и Бог Ветхого Завета страшен и грозен; он мстит и карает, он не
знает пощады, он требует крови не только
животных, но и людей.
Однако большая глубина снежного покрова в первый же день сильно утомила людей и собак. Нарты приходилось тащить главным образом нам самим. Собаки зарывались в сугробах, прыгали и мало помогали. Они
знали, как надо лукавить: ремень, к которому они были припряжены, был чуть только натянут, в чем легко можно было убедиться, тронув его рукой. Хитрые
животные оглядывались и лишь только замечали, что их хотят проверить, делали вид, что стараются.
Досада взяла меня. Я рассердился и пошел обратно к соболиному дереву, но вяза этого я уже не нашел. Сильное зловоние дало мне
знать, что я попал на то место, где на земле валялось мертвое
животное, Я еще раз изменил направление и старался итти возможно внимательнее на восток. На этот раз я попал в гости к филину, а потом опять к каменной глыбе с россыпью.
Не
зная в чем дело, я тоже остановился и приготовил ружье, но убедившись, что
животное мертво, подошел к нему вплотную.
Они или истеричные лгуньи, обманщицы, притворщицы, с холодно-развращенным умом и извилистой темной душой, или же безгранично самоотверженные, слепо преданные, глупые, наивные
животные, которые не
знают меры ни в уступках, ни в потере личного достоинства.
Или во мне магнетизм какой-нибудь сидит, или потому, что я сам очень люблю всех
животных, уж не
знаю, только любят собаки, да и только!
— У нас таких
животных совсем не бывает, — сказала она, — но русские, действительно, довольно часто жалуются, что их посещают видения в этом роде… И
знаете ли, что я заметила? — что это случается с ними преимущественно тогда, когда друзья, в кругу которых они проводили время, покидают их, и вследствие этого они временно остаются предоставленными самим себе.
— Если бы ты, душа моя, только
знала, что я, бывши больным, перенес от этого
животного… — проговорил он.
«А!
знаю я, что это такое! — думал он, — дай волю, оно бы и пошло! Вот и любовь готова: глупо! Дядюшка прав. Но одно
животное чувство меня не увлечет, — нет, я до этого не унижусь».
Человек, любящий для своей
животной личности семью,
знает, кого он любит: Анну, Марью, Ивана, Петра и т. д.
Люди нашего времени не притворяются в том, что они ненавидят угнетение, неравенство, разделение людей и всякого рода жестокость не только к людям, но даже к
животным, — они действительно ненавидят всё это, но не
знают, как уничтожить это, или не решаются расстаться с тем, что поддерживает всё это и кажется им необходимым.
— Странный вопрос! Ну, да как для чего, я не
знаю, для чего; ну, жить, все же лучше жить, нежели умереть; всякое
животное имеет любовь к жизни.
Медведев. Жулики — все умные… я
знаю! Им без ума — невозможно. Хороший человек, он — и глупый хорош, а плохой — обязательно должен иметь ум. Но насчет верблюда ты — неверно… он —
животная ездовая… рогов у него нет… и зубов нет…
— Но разве можно любить, не
зная, за что? — спросила Рассудина и пожала плечами. — Нет, в вас говорит
животная страсть! Вы опьянены! Вы отравлены этим красивым телом, этой Reinheit! Уйдите от меня, вы грязны! Ступайте к ней!
— Одно такое
животное, во всяком случае, существует, — отозвался издали князь Коко. — Вы ведь
знаете Мильвановского? Его при мне усыпили, и он храпел даже, ей-ей!
Лаврова я
знаю давно. Он сын священника, семинарист, совершенно спившийся с кругу и ставший безвозвратным завсегдатаем «Каторги» и ночлежных притонов. За все посещения мною в продолжение многих лет «Каторги» я никогда не видал Лаврова трезвым… Это — здоровенный двадцатипятилетний малый, с громадной, всклокоченной головой, вечно босой, с совершенно одичавшим,
животным лицом. Кроме водки, он ничего не признает, и только страшно сильная натура выносит такую беспросыпную, голодную жизнь…
— А
знаете ли вы, — продолжал барон, — что наши, так называемые нравственные женщины, разлюбя мужа, продолжают еще любить их по-брачному: это явление, как хотите, безнравственное и представляет безобразнейшую картину; этого никакие дикие племена, никакие
животные не позволяют себе! Те обыкновенно любят тогда только, когда чувствуют влечение к тому.
Ведь если бы мы были
животные, то так бы и
знали, что говорить нам не полагается; а тут, напротив, говорить надо и нечего, потому что занимает не то, что разрешается разговорами.
Кокетка
знает это сознательно, но всякая невинная девушка
знает это бессознательно, как
знают это
животные.
И эта наглость! и эта ложь! и эта
животная чувственность, которую я так
знаю», — говорил я себе.
Животные как будто
знают, что потомство продолжает их род, и держатся известного закона в этом отношении.
Знаю ее только как
животное.
— Да
знаешь ли ты,
животное, что такое французской гренадер?
Знаешь ли ты, что между тобой и твоим капитаном более расстояния, чем между мной и баварским королем?
Они упали друг другу в объятия; они плакали от радости и от горя; и волчица прыгает и воет и мотает пушистым хвостом, когда найдет потерянного волченка; а Борис Петрович был человек, как вам это известно, то есть
животное, которое ничем не хуже волка; по крайней мере так утверждают натуралисты и филозофы… а эти господа
знают природу человека столь же твердо, как мы, грешные, наши утренние и вечерние молитвы; — сравнение чрезвычайно справедливое!..
Когда мы пришли в Херсон, я
знал моего спутника как малого наивно-дикого, крайне неразвитого, весёлого — когда он был сыт, унылого — когда голоден,
знал его как сильное, добродушное
животное.
И он
знал, что он искал условий, в которых бы не был заметен этот стыд — темноты или такого прикосновения, при котором стыд этот заглушится
животной страстью.
Быть может, тут явление атавизма, возвращение к тому времени, когда предок человека не был еще общественным
животным и жил одиноко в своей берлоге, а может быть, это просто одна из разновидностей человеческого характера, — кто
знает?
Дикарь или полудикий человек не представляет себе жизни иной, как та, которую
знает он непосредственно, как человеческую жизнь; ему кажется, что дерево говорит, чувствует, наслаждается и страдает, подобно человеку; что
животные действуют так же сознательно, как человек, — у них свой язык; даже и на человеческом языке не говорят они только потому, что хитры и надеются выиграть молчанием больше, нежели разговорами.
— Так
знаю, что, если хотите, и вас научу. Так говорится о людях, например если бы вы украли бумагу; но свинья
животное, творение Божие!
Так сказал Соломону Бог, и по слову его познал царь составление мира и действие стихий, постиг начало, конец и середину времен, проник в тайну вечного волнообразного и кругового возвращения событий; у астрономов Библоса, Акры, Саргона, Борсиппы и Ниневии научился он следить за изменением расположения звезд и за годовыми кругами.
Знал он также естество всех
животных и угадывал чувства зверей, понимал происхождение и направление ветров, различные свойства растений и силу целебных трав.
И увидел он в своих исканиях, что участь сынов человеческих и участь
животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом. И понял царь, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание — умножает скорбь.
Узнал он также, что и при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль. И однажды утром впервые продиктовал он Елихоферу и Ахии...
Почем вы
знаете, может быть, он здание-то любит только издали, а отнюдь не вблизи; может быть, он только любит созидать его, а не жить в нем, предоставляя его потом aux animaux domestiques, [Домашним
животным (франц.).] как-то муравьям, баранам и проч. и проч.
Нежной души человек был Ларион, и все
животные понимали это; про людей того не скажу — не в осуждение им, а потому, что,
знаю, — человека лаской не накормишь.
Сын. Dieu! Какой вы знаток в людях! Вы, можно сказать, людей насквозь проницаете. Я вижу, что надобно об этом говорить безо всякой дессимюлации. (Вздохнув.) Итак, вы
знаете, что я пренесчастливый человек. Живу уже двадцать пять лет и имею еще отца и мать. Вы
знаете, каково жить и с добрыми отцами, а я, черт меня возьми, я живу с
животными.
Стало очень тихо, и несколько секунд длилось это мучительное молчание, когда не
знаешь, что победит — человек или
животное.
В обычаях дома было, что там никогда и никому никакая вина не прощалась. Это было правило, которое никогда не изменялось, не только для человека, но даже и для зверя или какого-нибудь мелкого
животного. Дядя не хотел
знать милосердия и не любил его, ибо почитал его за слабость. Неуклонная строгость казалась ему выше всякого снисхождения. Оттого в доме и во всех обширных деревнях, принадлежащих этому богатому помещику, всегда царила безотрадная унылость, которую с людьми разделяли и звери.
— Если б я писал в газетах! — восклицает он. — О, я бы показал купца в его настоящем виде… я бы показал, что он только
животное, временно исполняющее должность человека. Он груб, он глуп, не имеет вкуса к жизни, не имеет представления об отечестве и ничего выше пятака не
знает.
Знал, что Жуков великий похабник, что с похмелья он любит мучить людей и
животных и что все окрестные мужики ненавидят инспектора.
Он
знал, что народный гнев уже достаточно насытился кровью и что смерть прошла мимо его головы, и не умел скрыть своей глубокой
животной радости. Он заливался старческим, бесшумным длинным смехом и плакал; болтал лихорадочно, без остановки и без смысла, и делал сам себе лукавые, странные гримасы. Василь с ненавистью поглядывал на него искоса и брезгливо хмурился.
«Должен сейчас быть лес», — думал Василий Андреич и, возбужденный вином и чаем, не останавливаясь, потрогивал вожжами, и покорное, доброе
животное слушалось и то иноходью, то небольшою рысцой бежало туда, куда его посылали, хотя и
знало, что его посылают совсем не туда, куда надо.
Было так темно, что на самом близком расстоянии невозможно было определять предметы; по сторонам дороги представлялись мне то скалы, то
животные, то какие-то странные люди, и я
узнавал, что это были кусты, только тогда, когда слышал их шелест и чувствовал свежесть росы, которою они были покрыты.
Мужчины этого не
знали: когда женщина утром, проснувшись, взглядывала на печь, плохо прикрытую железной заслонкой, она поражала ее воображение, как призрак, доводила ее почти до судорог отвращения и страха, тупого,
животного страха.
Объявив, что «cet animal de Lebo euf n'en fait jamais d'autres… c'est un Othello, monsieur, un veritable Othello», [Это
животное Лебёф всегда так поступает… это Отелло, сударь, настоящий Отелло (фр.).] — он спросил Вязовнина: «N'est-ce pas, vous desirez que l'affaire soit serieuse?» [«Вы, конечно, желаете, чтобы дело было всерьез?» (фр.).] — и, не дождавшись ответа, воскликнул: «C'est tout ce que je desirais savoir! Laissez moi faire!» [«Это все, что мне хотелось
знать!
Но, сколько я
знаю, нигде в мире нет обычая, чтобы молодой хирург допускался к операции на живом человеке лишь после того, как приобретет достаточно опытности в упражнениях над живыми
животными.