Неточные совпадения
Приехали
сыны,
Гвардейцы черноусые
(Вы их на пожне видели,
А барыни красивые —
То
жены молодцов).
Упоминалось о том, что Бог сотворил
жену из ребра Адама, и «сего ради оставит человек отца и матерь и прилепится к
жене, будет два в плоть едину» и что «тайна сия велика есть»; просили, чтобы Бог дал им плодородие и благословение, как Исааку и Ревекке, Иосифу, Моисею и Сепфоре, и чтоб они видели
сыны сынов своих.
— Весьма трудно ошибаться, когда
жена сама объявляет о том мужу. Объявляет, что восемь лет жизни и
сын — что всё это ошибка и что она хочет жить сначала, — сказал он сердито, сопя носом.
― Я имею несчастие, ― начал Алексей Александрович, ― быть обманутым мужем и желаю законно разорвать сношения с
женою, то есть развестись, но притом так, чтобы
сын не оставался с матерью.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с
сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к
жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского была
жена и семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего
сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для
сына. Что бы на это сказали в Москве?
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры
сына. Но он возлагал большие надежды на Варю,
жену брата. Ему казалось, что она не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
Он говорил и не переставая думал о
жене, о подробностях ее теперешнего состояния и о
сыне, к мысли о существовании которого он старался приучить себя.
Большой дом со старою семейною мебелью; не щеголеватые, грязноватые, но почтительные старые лакеи, очевидно, еще из прежних крепостных, не переменившие хозяина; толстая, добродушная
жена в чепчике с кружевами и турецкой шали, ласкавшая хорошенькую внучку, дочь дочери; молодчик
сын, гимназист шестого класса, приехавший из гимназии и, здороваясь с отцом, поцеловавший его большую руку; внушительные ласковые речи и жесты хозяина — всё это вчера возбудило в Левине невольное уважение и сочувствие.
Алексей Александрович погладил рукой по волосам
сына, ответил на вопрос гувернантки о здоровье
жены и спросил о том, что сказал доктор о baby [ребенке.].
— Какой смысл имеет убийство человека для того, чтоб определить свое отношение к преступной
жене и
сыну?
Он, этот умный и тонкий в служебных делах человек, не понимал всего безумия такого отношения к
жене. Он не понимал этого, потому что ему было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он в душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором у него находились его чувства к семье, т. е. к
жене и
сыну. Он, внимательный отец, с конца этой зимы стал особенно холоден к
сыну и имел к нему то же подтрунивающее отношение, как и к желе. «А! молодой человек!» обращался он к нему.
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница,
жена директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве. Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде
сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в порядок свои вещи, прочесть и ответить на записки и письма, которые у нее скопились на столе.
Герой наш, по обыкновению, сейчас вступил с нею в разговор и расспросил, сама ли она держит трактир, или есть хозяин, и сколько дает доходу трактир, и с ними ли живут
сыновья, и что старший
сын холостой или женатый человек, и какую взял
жену, с большим ли приданым или нет, и доволен ли был тесть, и не сердился ли, что мало подарков получил на свадьбе, — словом, не пропустил ничего.
Все пошло в работу и в дело: и кто незаконнорожденный
сын, и какого рода и званья у кого любовница, и чья
жена за кем волочится.
Он отправлялся на несколько мгновений в сад, стоял там как истукан, словно пораженный несказанным изумлением (выражение изумления вообще не сходило у него с лица), и возвращался снова к
сыну, стараясь избегать расспросов
жены.
Поместив
сына по-прежнему в кабинет, он только что не прятался от него и
жену свою удерживал от всяких лишних изъявлений нежности.
— Я ему, этой пучеглазой скотине — как его? — пьяная рожа! «Как же вы, говорю, объявили свободу собраний, а — расстреливаете?» А он, сукин
сын, зубы скалит: «Это, говорит, для того и объявлено, чтоб удобно расстреливать!» Понимаешь? Стратонов, вот как его зовут.
Жена у него — морда, корова, — грудища — вот!
— Судостроитель, мокшаны строю, тихвинки и вообще всякую мелкую посуду речную. Очень прошу прощения:
жена поехала к родителям, как раз в Песочное, куда и нам завтра ехать. Она у меня — вторая, только весной женился. С матерью поехала с моей, со свекровью, значит. Один
сын — на войну взят писарем, другой — тут помогает мне. Зять, учитель бывший, сидел в винопольке — его тоже на войну, ну и дочь с ним, сестрой, в Кресте Красном. Закрыли винопольку. А говорят — от нее казна полтора миллиарда дохода имела?
Иван Акимович Самгин любил оригинальное; поэтому, когда
жена родила второго
сына, Самгин, сидя у постели роженицы, стал убеждать ее...
— Так… бездельник, — сказала она полулежа на тахте, подняв руки и оправляя пышные волосы. Самгин отметил, что грудь у нее высокая. — Живет восторгами.
Сын очень богатого отца, который что-то продает за границу. Дядя у него — член Думы. Они оба с Пыльниковым восторгами живут. Пыльников недавно привез из провинции
жену, косую на правый глаз, и 25 тысяч приданого. Вы бываете в Думе?
— Вот, если б Обломова
сын пропал, — сказал он на предложение
жены поехать поискать Андрея, — так я бы поднял на ноги всю деревню и земскую полицию, а Андрей придет. О, добрый бурш!
— Оставил он
сыну наследства всего тысяч сорок. Кое-что он взял в приданое за
женой, а остальные приобрел тем, что учил детей да управлял имением: хорошее жалованье получал. Видишь, что отец не виноват. Чем же теперь виноват
сын?
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на
сына, а с
сына опять на отца. На
жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют!
Предводитель одного из главных племен, Гаика, спился и умер; власть его, по обычаю кафров, переходила к
сыну главной из
жен его.
От первой
жены у него есть взрослый
сын, которого он обещал показать нам за обедом.
Женился я вдругорядь, прижил два
сына;
жена тоже умерла.
Нехлюдов прошел вперед. В середине стояла аристократия: помещик с
женою и
сыном в матросской куртке, становой, телеграфист, купец в сапогах с бураками, старшина с медалью и справа от амвона, позади помещицы, Матрена Павловна в переливчатом лиловом платье и белой с каймою шали и Катюша в белом платье с складочками на лифе, с голубым поясом и красным бантиком на черной голове.
Вообще отец на многое по отношению к младшему
сыну смотрел сквозь пальцы, не желая напрасно огорчать
жену, и часто делал вид, что не подозревает печальной истины.
После Привалова остались три
сына: старший — Сергей, от первой
жены, и двое, Иван и Тит, от Стеши.
Хозяева домишка — старик столяр, его
сын и старушка,
жена его, — даже подозрительно посмотрели на Алешу.
За три недели до смерти, почувствовав близкий финал, он кликнул к себе наконец наверх
сыновей своих, с их
женами и детьми, и повелел им уже более не отходить от себя.
Так и сдержал слово: умер и все оставил
сыновьям, которых всю жизнь держал при себе наравне как слуг, с их
женами и детьми, а о Грушеньке даже и не упомянул в завещании вовсе.
Вся семья солонов состояла из десяти человек: старика отца, двух взрослых
сыновей с
женами и пятерых малых детей.
Кроме старообрядцев, на Амагу жила еще одна семья удэгейцев, состоящая из старика мужа, его
жены и трех взрослых
сыновей. К чести старообрядцев нужно сказать, что, придя на Амагу, они не стали притеснять туземцев, а, наоборот, помогли им и начали учить земледелию и скотоводству; удэгейцы научились говорить по-русски, завели лошадей, рогатый скот и построили баню.
Дикий-Барин посмеивался каким-то добрым смехом, которого я никак не ожидал встретить на его лице; серый мужичок то и дело твердил в своем уголку, утирая обоими рукавами глаза, щеки, нос и бороду: «А хорошо, ей-богу хорошо, ну, вот будь я собачий
сын, хорошо!», а
жена Николая Иваныча, вся раскрасневшаяся, быстро встала и удалилась.
Недаром в русской песенке свекровь поет: «Какой ты мне
сын, какой семьянин! не бьешь ты
жены, не бьешь молодой…» Я раз было вздумал заступиться за невесток, попытался возбудить сострадание Хоря; но он спокойно возразил мне, что «охота-де вам такими… пустяками заниматься, — пускай бабы ссорятся…
Жена его, старая и сварливая, целый день не сходила с печи и беспрестанно ворчала и бранилась;
сыновья не обращали на нее внимания, но невесток она содержала в страхе Божием.
— Все давно помирай, — закончил он свой рассказ и задумался. Он помолчал немного и продолжал снова: — У меня раньше тоже
жена была,
сын и девчонка. Оспа все люди кончай. Теперь моя один остался…
Но когда оказалось это, американский управляющий был отпущен с хлопчатобумажного ведомства и попал винокуром на завод в тамбовской губернии, дожил тут почти весь свой век, тут прижил
сына Чарльза, а вскоре после того похоронил
жену.
Маленький
сын этого Рахмета от
жены русской, племянницы тверского дворского, то есть обер — гофмаршала и фельдмаршала, насильно взятой Рахметом, был пощажен для матери и перекрещен из Латыфа в Михаила.
Кто теперь живет на самой грязной из бесчисленных черных лестниц первого двора, в 4-м этаже, в квартире направо, я не знаю; а в 1852 году жил тут управляющий домом, Павел Константиныч Розальский, плотный, тоже видный мужчина, с
женою Марьею Алексевною, худощавою, крепкою, высокого роста дамою, с дочерью, взрослою девицею — она-то и есть Вера Павловна — и 9–летним
сыном Федею.
В конце 1811 года, в эпоху нам достопамятную, жил в своем поместье Ненарадове добрый Гаврила Гаврилович Р**. Он славился во всей округе гостеприимством и радушием; соседи поминутно ездили к нему поесть, попить, поиграть по пяти копеек в бостон с его
женою, Прасковьей Петровною, а некоторые для того, чтоб поглядеть на дочку их, Марью Гавриловну, стройную, бледную и семнадцатилетнюю девицу. Она считалась богатой невестою, и многие прочили ее за себя или за
сыновей.
Обед был большой. Мне пришлось сидеть возле генерала Раевского, брата
жены Орлова. Раевский был тоже в опале с 14 декабря;
сын знаменитого Н. Н. Раевского, он мальчиком четырнадцати лет находился с своим братом под Бородином возле отца; впоследствии он умер от ран на Кавказе. Я рассказал ему об Огареве и спросил, может ли и захочет ли Орлов что-нибудь сделать.
Оно сказало
сыну: «Брось отца и мать и иди за мной», —
сыну, которого следует, во имя воплощения справедливости, снова заковать в колодки безусловной отцовской власти, —
сыну, который не может иметь воли при отце, пуще всего в выборе
жены.
Он до того разлюбезничался, что рассказал мне все свои семейные дела, даже семилетнюю болезнь
жены. После завтрака он с гордым удовольствием взял с вазы, стоявшей на столе, письмо и дал мне прочесть «стихотворение» его
сына, удостоенное публичного чтения на экзамене в кадетском корпусе. Одолжив меня такими знаками несомненного доверия, он ловко перешел к вопросу, косвенно поставленному, о моем деле. На этот раз я долею удовлетворил городничего.
В 1851 году я был проездом в Берне. Прямо из почтовой кареты я отправился к Фогтову отцу с письмом
сына. Он был в университете. Меня встретила его
жена, радушная, веселая, чрезвычайно умная старушка; она меня приняла как друга своего
сына и тотчас повела показывать его портрет. Мужа она не ждала ранее шести часов; мне его очень хотелось видеть, я возвратился, но он уже уехал на какую-то консультацию к больному.
Двоих близнецов-сыновей, которых оставила ему
жена (она умерла родами), он назвал Захарами, а когда они пришли в возраст, то определил их юнкерами в один и тот же полк.
К тому же до Савельцева дошло, что
жена его еще в девушках имела любовную историю и даже будто бы родила
сына.
То-то вот горе, что
жена детей не рожает, а кажется, если б у него, подобно Иакову, двенадцать
сынов было, он всех бы телятиной накормил, да еще осталось бы!