Неточные совпадения
Скотинин.
Как! Племяннику перебивать у дяди! Да я его на первой встрече,
как черта, изломаю. Ну,
будь я
свиной сын, если я не
буду ее мужем или Митрофан уродом.
Простаков. Странное дело, братец,
как родня на родню походить может. Митрофанушка наш весь в дядю. И он до
свиней сызмала такой же охотник,
как и ты.
Как был еще трех лет, так, бывало, увидя свинку, задрожит от радости.
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам
свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька
напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он,
как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Увидев Алексея Александровича с его петербургски-свежим лицом и строго самоуверенною фигурой, в круглой шляпе, с немного-выдающеюся спиной, он поверил в него и испытал неприятное чувство, подобное тому,
какое испытал бы человек, мучимый жаждою и добравшийся до источника и находящий в этом источнике собаку, овцу или
свинью, которая и
выпила и взмутила воду.
— Да сделай ты мне
свиной сычуг. Положи в середку кусочек льду, чтобы он взбухнул хорошенько. Да чтобы к осетру обкладка, гарнир-то, гарнир-то чтобы
был побогаче! Обложи его раками, да поджаренной маленькой рыбкой, да проложи фаршецом из снеточков, да подбавь мелкой сечки, хренку, да груздочков, да репушки, да морковки, да бобков, да нет ли еще там
какого коренья?
— Не знаю,
как приготовляется, об этом я не могу судить, но
свиные котлеты и разварная рыба
были превосходны.
Индейкам и курам не
было числа; промеж них расхаживал петух мерными шагами, потряхивая гребнем и поворачивая голову набок,
как будто к чему-то прислушиваясь;
свинья с семейством очутилась тут же; тут же, разгребая кучу сора, съела она мимоходом цыпленка и, не замечая этого, продолжала уписывать арбузные корки своим порядком.
— Что-с, подложили
свинью вам, марксистам, народники, ага! Теперь-с,
будьте уверены, — молодежь пойдет за ними, да-а!
Суть акта не в том, что министр, — завтра же другого сделают,
как мордва идола,
суть в том, что молодежь с теми
будет, кто не разговаривает, а действует, да-с!
Эта сцена настроила Самгина уныло. Неприятна
была резкая команда Тагильского; его лицо, надутое, выпуклое,
как полушарие большого резинового мяча,
как будто окаменело,
свиные, красные глазки сердито выкатились. Коротенькие, толстые ножки, бесшумно,
как лапы кота, пронесли его по мокрому булыжнику двора, по чугунным ступеням лестницы, истоптанным половицам коридора; войдя в круглую,
как внутренность бочки, камеру башни, он быстро закрыл за собою дверь, точно спрятался.
— Понимаете? Графу-то Муравьеву пришлось бы сказать о
свиной голове: «Сие
есть тело мое!» А? Ведь вот
как шутили!
— Эх, ты! Не знаешь ничего. Да все мошенники натурально пишут — уж это ты мне поверь! Вот, например, — продолжал он, указывая на Алексеева, — сидит честная душа, овца овцой, а напишет ли он натурально? — Никогда. А родственник его, даром что
свинья и бестия, тот напишет. И ты не напишешь натурально! Стало
быть, староста твой уж потому бестия, что ловко и натурально написал. Видишь ведь,
как прибрал слово к слову: «Водворить на место жительства».
Идучи по улице, я заметил издали, что один из наших спутников вошел в какой-то дом. Мы шли втроем. «Куда это он пошел? пойдемте и мы!» — предложил я. Мы пошли к дому и вошли на маленький дворик, мощенный белыми каменными плитами. В углу, под навесом, привязан
был осел, и тут же лежала
свинья, но такая жирная, что не могла встать на ноги. Дальше бродили какие-то пестрые, красивые куры, еще прыгал маленький, с крупного воробья величиной, зеленый попугай,
каких привозят иногда на петербургскую биржу.
— Что ж, пришли подивиться,
как антихрист людей мучает? На вот, гляди. Забрал людей, запер в клетку войско целое. Люди должны в поте лица хлеб
есть, а он их запер;
как свиней, кормит без работы, чтоб они озверели.
Не пьянствую я, а лишь «лакомствую»,
как говорит твой
свинья Ракитин, который
будет статским советником и все
будет говорить «лакомствую». Садись. Я бы взял тебя, Алешка, и прижал к груди, да так, чтобы раздавить, ибо на всем свете… по-настоящему… по-на-сто-яще-му… (вникни! вникни!) люблю только одного тебя!
Сам Ришар свидетельствует, что в те годы он,
как блудный сын в Евангелии, желал ужасно
поесть хоть того месива, которое давали откармливаемым на продажу
свиньям, но ему не давали даже и этого и били, когда он крал у
свиней, и так провел он все детство свое и всю юность, до тех пор пока возрос и, укрепившись в силах, пошел сам воровать.
Как я ни нюхал воздух, никакого запаха не ощущал. Дерсу осторожно двинулся вправо и вперед. Он часто останавливался и принюхивался. Так прошли мы шагов полтораста. Вдруг что-то шарахнулось в сторону. Это
была дикая
свинья и с нею полугодовалый поросенок. Еще несколько кабанов бросилось врассыпную. Я выстрелил и уложил поросенка.
Кое-где виднелась свежевзрытая земля. Та к
как домашних
свиней китайцы содержат в загонах, то оставалось допустить присутствие диких кабанов, что и подтвердилось. А раз здесь
были кабаны, значит, должны
быть и тигры. Действительно, вскоре около реки на песке мы нашли следы одного очень крупного тигра. Он шел вдоль реки и прятался за валежником. Из этого можно
было заключить, что страшный зверь приходил сюда не для утоления жажды, а на охоту за козулями и кабанами.
Посредине стада,
как большой бугор, выделялась спина огромного кабана. Он превосходил всех своими размерами и, вероятно, имел около 250 кг веса. Стадо приближалось с каждой минутой. Теперь ясно
были слышны шум сухой листвы, взбиваемой сотнями ног, треск сучьев, резкие звуки, издаваемые самцами, хрюканье
свиней и визг поросят.
Название Мутухе
есть искаженное китайское название Му-чжу-хе («мугу» — самка, «чжу» — дикий кабан, «хе» — река, что значит — Река диких
свиней). Она течет вдоль берега моря по тектонической долине и принимает в себя, не считая мелких горных ручьев, 3 притока с правой стороны. Та к
как речки эти не имели раньше названий, то я окрестил их. Первую речку я назвал Оленьей, вторую — Медвежьей, третью — Зверовой.
Говоря это, он прицелился и выстрелил в одну из
свиней. С ревом подпрыгнуло раненное насмерть животное, кинулось
было к лесу; но тут же ткнулось мордой в землю и начало барахтаться. Испуганные выстрелом птицы с криком поднялись на воздух и, в свою очередь, испугали рыбу, которая,
как сумасшедшая, взад и вперед начала носиться по протоке.
Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголенные от коры (я уже знал, что это значит), а в 200 м от них на самом берегу реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза. Это
была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьем. Она оказалась пустой. Это можно
было заключить из того, что вход в нее
был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими
свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная
как всегда лицом к югу.
Идет ему навстречу некто осанистый, моцион делает, да
как осанистый, прямо на него, не сторонится; а у Лопухова
было в то время правило: кроме женщин, ни перед кем первый не сторонюсь; задели друг друга плечами; некто, сделав полуоборот, сказал: «что ты за
свинья, скотина», готовясь продолжать назидание, а Лопухов сделал полный оборот к некоему, взял некоего в охапку и положил в канаву, очень осторожно, и стоит над ним, и говорит: ты не шевелись, а то дальше протащу, где грязь глубже.
— Вишь, чертова баба! — сказал дед, утирая голову полою, —
как опарила!
как будто
свинью перед Рождеством! Ну, хлопцы,
будет вам теперь на бублики!
Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! — сказал дед и открыл котел.
Н.В. Гоголя.)] узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордочка оканчивалась,
как и у наших
свиней, кругленьким пятачком, ноги
были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке.
Если курица какого-нибудь пана Кунцевича попадала в огород Антония, она, во — первых, исчезала, а во — вторых, начинался иск о потраве. Если, наоборот,
свинья Банькевича забиралась в соседний огород, — это
было еще хуже.
Как бы почтительно ни выпроводил ее бедный Кунцевич, — все-таки оказывалось, что у нее перебита нога, проколот бок или
каким иным способом она потерпела урон в своем здоровье, что влекло опять уголовные и гражданские иски. Соседи дрожали и откупались.
Мой папаша
был мужик, идиот, ничего не понимал, меня не учил, а только бил спьяна, и все палкой. В сущности, и я такой же болван и идиот. Ничему не обучался, почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно,
как свинья.
То, что свободные женщины и их дети содержатся в общих камерах,
как в тюрьме, при отвратительной обстановке, вместе с тюремными картежниками, с их любовницами и с их
свиньями, содержатся в Дуэ, то
есть в самом жутком и безнадежном месте острова, достаточно рисует колонизационную и сельскохозяйственную политику здешних властей.]
Корыто кормить
свиней или телят, буде
есть, спать с ними вместе, глотая воздух, в коем горящая свеча
как будто в тумане или за завесою кажется.
— Ну, так
как же насчет свиньи-то, дедка? — спрашивал Матюшка, обращаясь к Мине Клейменому. — Должна она
быть беспременно…
— Ну а про свинью-то, дедушка, — напомнил Тарас. — Ты уж нам все обскажи,
как было дело…
— Ах, сестричка Анна Родивоновна: волка ноги кормят. А что касаемо того, что мы испиваем малость, так ведь и
свинье бывает праздник. В кои-то годы Господь счастья послал… А вы, любезная сестричка,
выпейте лучше с нами за конпанию стаканчик сладкой водочки. Все ваше горе
как рукой снимет… Эй, Яша, сдействуй насчет мадеры!..
— Он, значит, Кишкин, на веревку привязал ее, Оксюху-то, да и волокет,
как овцу… А Мина Клейменый идет за ней да сзади ее подталкивает: «Ищи, слышь, Оксюха…» То-то идолы!.. Ну, подвели ее к болотине, а Шишка и скомандовал: «Ползи, Оксюха!» То-то колдуны проклятые! Оксюха, известно, дура: поползла, Шишка веревку держит, а Мина заговор наговаривает… И нашла бы ведь Оксюха-то, кабы он не захохотал. Учуяла Оксюха золотую
свинью было совсем, а он
как грянет,
как захохочет…
— Нет, ты лучше убей меня, Матюшка!.. Ведь я всю зиму зарился на жилку Мыльникова,
как бы от нее свою пользу получить, а богачество
было прямо у меня в дому, под носом… Ну
как было не догадаться?.. Ведь Шишка догадался же… Нет, дурак, дурак, дурак!..
Как у
свиньи под рылом все лежало…
—
Было бы из чего набавлять, Степан Романыч, — строго заметил Зыков. — Им сколько угодно дай — все возьмут… Я только одному дивлюсь, что это вышнее начальство смотрит?.. Департаменты-то на что налажены? Все дача
была казенная и вдруг
будет вольная.
Какой же это порядок?.. Изроют старатели всю Кедровскую дачу,
как свиньи, растащат все золото, а потом и бросят все… Казенного добра жаль.
— Чего ощерился,
как свинья на мерзлую кочку? — предупредил его Петр Васильич с глухой злобой. — Я самый и
есть… Ты ведь за тридцать верст прибежал, чтобы рассказать,
как меня в волости драли. Ну драли! Вот и гляди: я самый… Ты ведь за этим пришел?
Первое дело, самородок-то на
свинью походил: и
как будто рыло, и
как будто ноги —
как есть свинья.
— Ах и нехорошо, Андрон Евстратыч! Все вместе
были, а
как дошло дело до богачества — один ты и остался. Ухватил бы
свинью, только тебя и видели. Вот
какая твоя деликатность, братец ты мой…
— «Если изба без запора, то и
свинья в ней бродит»,
как говорит пословица. Соглашаюсь, и всегда
буду с этим соглашаться. Я не стану осуждать женщину за то, что она дает широкий простор своим животным наклонностям.
Какое мне дело? Это ее право над собою. Но не стану и любить эту женщину, потому что любить животное нельзя так,
как любят человека.
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и слезами, с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами,
пили и жрали,
как свиньи, в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.
«Да у меня и
свиньи такие
есть,
каких здесь не видывали; я их привез в горнице на колесах из Англии.
— Но если же нет, если нет?! — восклицал Вихров со скрежетом зубов. — Так ведь я убью себя, потому что жить
как свинья, только
есть и спать, я не могу…
«
Как свинья был, так
свиньей и остался», — подумал Вихров.
— Помилуйте! Скотина! На днях, это, вообразил себе, что он
свинья: не
ест никакого корма, кроме
как из корыта, — да и шабаш! Да ежели этаких дураков не учить, так кого же после того и учить!
— Что же мне
было делать, когда эта
свинья сама залезла за стол! — оправдывался Прейн. — Не тащить же
было ее за хвост… Вы, вероятно, слышали,
каким влиянием теперь пользуется генерал на Евгения Константиныча.
Росту в нем без малого девять вершков, лицо белое, одутловатое, украшенное приличным носом и огромными, тщательно закрученными усами; сложенье такое, о котором выражаются:"на одну ладонку посадит, другою прикроет — в результате мокренько
будет"; голос густой и зычный; глаза,
как водится,
свиные.
— Да, брат, я счастлив, — прервал он, вставая с дивана и начиная ходить по комнате, — ты прав! я счастлив, я любим, жена у меня добрая, хорошенькая… одним словом, не всякому дает судьба то, что она дала мне, а за всем тем, все-таки… я
свинья, брат, я гнусен с верхнего волоска головы до ногтей ног… я это знаю! чего мне еще надобно! насущный хлеб у меня
есть, водка
есть, спать могу вволю… опустился я, брат, куда
как опустился!
— Разумеется, разумеется — куда ж тебе
пить?
Пьют только
свиньи,
как мы…
выпьем, брат, Василий Иваныч!
Чуть
было я не сказал: ах,
свинья! Но так
как я только подумал это, а не сказал, то очень вероятно, что Захар Иваныч и сейчас не знает, что он
свинья. И многие, по той же причине, не знают.
Целых четыре дня я кружился по Парижу с Капоттом, и все это время он без умолку говорил. Часто он повторялся, еще чаще противоречил сам себе, но так
как мне, в сущности,
было все равно, что ни слушать, лишь бы упразднить представление"
свиньи", то я не только не возражал, но даже механическим поматыванием головы
как бы приглашал его продолжать. Многого, вероятно, я и совсем не слыхал, довольствуясь тем, что в ушах моих не переставаючи раздавался шум.
Да что тут! На днях получаю письмо из Пензы — и тут разочарование!"Спешу поделиться с вами радостной весточкой, — сообщает местный публицист, — и мы, пензяки, начали очищать нечистоты не с помощью
свиней, а на законном основании. Первый,
как и следовало ожидать, подал пример наш уважаемый"и т. д. Ну, разумеется, порадоваться-то я порадовался, но потом сообразил:
какое же, однако,
будет распоряжение насчет"тамбовской хлебной ветчины"? Ведь этак, чего доброго, она с рынка совсем исчезнуть должна!